Изменить стиль страницы

Они потеряли самца оленя где-то в чаще, а когда выехали с другой стороны, остановились, чтобы дать перевести дух лошадям.

Матт водил Звезду кругами, потому что конь был взмылен, и Матт не хотел, чтобы он простыл, одновременно он следил за остальными. Дочь Кэти, Сабина, выскочила из-за деревьев на гнедой кобыле, которую он дал ей для охоты, и легким галопом направилась к нему. Она была в плотном черном костюме, маленькой шляпке с изогнутыми краями. Единственное цветное пятно – малиновое перо, облегающее край шляпки и ее ухо. Она повзрослела, он должен был это признать, и превратилась в привлекательную молодую женщину.

Сабина подошла, и он оставил Звезду. Две лошади соприкоснулись носами, и Звезда опустила голову, чтобы пощипать траву.

– Хорошая езда? – спросил ее Матт весело. Она кивнула, заставив перо колыхнуться.

– Я рад, что ты с нами. Мы, кажется, потеряли мою жену. Надеюсь, с ней все в порядке. Думаю, не послать ли мне одного из слуг на ее поиски. Она могла забыть, где мы собирались завершить охоту.

Сабина посмотрела на него довольно странно, как он подумал. Не относится ли эта странность к безопасности его жены?

– Я уверена, с ней совершенно все в порядке, – сказала Сабина. – Я видела ее некоторое время назад. С ней был господин Франкомб.

– О, хорошо. Он позаботится о ней. Он замечательный охотник.

– Да, – проговорила Сабина, все еще со странным выражением.

Она наклонилась вперед к нему через седло.

– Матт, – начала она нерешительно. Он удивленно поднял брови.

– Матт, я...

– Да, Сабина, что?

Она закусила губу, но потом потрясла головой.

– Нет, ничего. Не бери в голову.

Матт посмотрел на нее с беспокойством на какое-то мгновение, а затем дотянулся и похлопал ее по руке. Что бы ни волновало ее, он полагал, что она расскажет ему в свое время.

– Я думаю, что лошади передохнули. Не пора ли нам тронуться к рощице на верх холма? Держись сбоку от меня, маленькая кузина, не отставай. Я чувствую себя не совсем в порядке, когда это место пустует.

– Ты пошлешь слугу? – поинтересовалась Сабина слабым голосом.

– О, нет. Если ты сказала, что Франкомб с ней, мне не стоит волноваться. Он позаботится о ней.

Глава 9

В феврале 1703 года Аннунсиата давала обед в доме Челмсфордов. Он немного напомнил ей дни в Сен-Жермен, так как все гости были мужчины и всех объединял один общий интерес. Однако на этот раз интерес заключался не в военных действиях, а в архитектуре, поскольку графиня Челмсфорд приняла, наконец, твердое решение перестроить ее дом в Шоузе. Она пригласила своего старого друга Кристофера Рена, ныне возглавлявшего Королевский департамент работ, на обед для обсуждения вопроса, и от этого скромного начала пошло все дело. Так случилось, что правая рука Рена в департаменте, сэр Джон Ванбро, находился в это время в Лондоне, и Рен предложил, чтобы он также пришел на обед. Потом Аннунсиата подумала о приглашении на обсуждение Генри Вайса, королевского садовника. Ванбро, получив приглашение, сказал, что он возьмет с собой Николаса Хауксмура, который также был в Лондоне.

В то же время Аннунсиата получила письмо от Кловиса, в котором он сообщал, что хотел бы приехать и обсудить возможность брака между Артуром и Кловер, и что он возьмет Артура в Лондон, так как Аннунсиата еще не видела его со времени возвращения из изгнания. Они стали еще двумя гостями на обеде, определенно начавшем принимать вид значительного события. Последним из приглашенных оказался Генри Элдрич, настоятель церкви Святого Христа Спасителя, которого Аннунсиата встретила в парке. Она немного знала его, и при его вежливом вопросе об Артуре Аннунсиата вспомнила, что именно под его покровительством поведение Артура изменилось в лучшую сторону, и что он был известным любителем архитектуры. Она начала рассказывать ему о своих планах, а закончила приглашением на обед.

Вначале, однако, она приняла Кловиса и Артура, чтобы покончить с его делом. Они прибыли вскоре после полудня за день до обеда. Ей сразу показалось, что Кловис выглядит натянутым и утомленным. Он был неестественно бледен, даже для зимы, а у губ пролегла складка усталости. Она сразу же усадила его у огня, сама сняла с него сапоги, несмотря на его протесты, и послала за крепким вином. Кловис устало улыбнулся ей и сказал:

– Я приду в себя, графиня. Дай мне только немного отдохнуть.

– Тебя изнурило Рождество, – заметила Аннунсиата, отходя от него и усаживаясь на свой стул. – Ты должен пожить здесь у меня и успокоиться. Ты забыл, что ты уже не молод.

Кловис широко улыбнулся.

– Как я могу не считать себя молодым, если я моложе тебя, а ты самая неувядающая молодая женщина?

– О, тише! – воскликнула Аннунсиата. – Позови сюда этого молодого человека, который прячется у двери, и представь его. Я думаю, он уже нагляделся.

Кловис поманил Артура, который неподвижно стоял у двери и в самом деле во все глаза глядел на графиню, ибо она, его бабушка, была для него легендой, и он едва мог поверить, что она – живой человек. Она поднялась, пока он проходил через комнату. Он увидел высокую женщину, чье лицо удивительной красоты невозможно было связать с ее возрастом, хотя он знал, что она должна быть стара. Ее волосы уложенные без кружев и цветов, черные, как у молодой женщины, были собраны на макушке и спадали сзади локонами. Большие, темные и очень ясные глаза придавали ее лицу молодость и живость. Черты ее прекрасного лица выражали гордость и суровость. Губы, полные и нежные, могли бы указать ему, если бы он был физиономистом, на ее страстную натуру. Артур увидел бриллианты вокруг шеи и тут же невольно прикинул с уважением их стоимость. Они сверкали всеми цветами радуги и резко выделялись на белой коже. На ней было бархатное платье глубокого малинового тона, простого, но изысканного покроя. Артур привык, что богатые женщины выставляют свое богатство напоказ во множестве браслетов и колец, и обнаженность ее рук странным образом повлияла на него – одновременно невинно и чувственно. Она волновала его, но он недостаточно знал людей, чтобы понять, почему она волновала его. То же самое чувство смирило его обычное высокомерие, и он приблизился к ней с полной покорностью. Артур собирался приветствовать ее сердечным поцелуем и назвать бабушкой, но это было перед тем, как он увидел Аннунсиату. Встретившись с ней, он невольно отдал ей дань уважения, о котором прежде не помышлял.

– Моя госпожа, могу ли я представить Артура, виконта Баллинкри, твоего внука, – добродушно произнес Кловис.

Артур шаркнул ногой с глубоким размахом, но потом нашел, что этого недостаточно, и опустившись на одно колено, оставался в таком положении, пока Аннунсиата не предложила ему подняться. Она внимательно изучала его, когда он пересекал комнату – высокий молодой человек, правда не такой высокий, как Карелли, одетый хорошо, по моде, но не блестяще, в белом парике, нависающем над плечами, но не достающем до спины.

Лицо... Она не узнала его лицо. Аннунсиата готовилась увидеть собственные черты или черты ее сына Хьюго, но оно было совершенно чужим. Она предположила, что Артур, должно быть, похож на кого-нибудь из членов семьи по линии Каролины. Он был полный и белокожий, со светлыми глазами и ресницами. Аннунсиата предположила, заметив веснушки на его бледном лице, что волосы у Артура, должно быть, светлые с рыжеватым оттенком. Он был совсем чужой, и она почувствовала волну облегчения, омывшую ее.

Ее первый муж Хьюго причинил ей большое горе, когда она была совсем юной, и Аннунсиата никогда не забывала это и не простила его. Она стала ненавидеть Хьюго. Она ненавидела двух детей, родившихся от него – Арабеллу и Хьюго. Она думала, что должна ненавидеть сына Хьюго, но в Артуре не было ничего ни от Хьюго, ни от нее самой, будто привидение, причиняющее беспокойство, утихомирилось. Она готова была проникнуться симпатией, даже благоволить этому тяжеловесному юноше в явном облегчении от того, что освободилась от бремени ненависти.