Изменить стиль страницы

– Быстрый путь даже для плохой новости, – мрачно заметил Мартин. – Они получают новости почти так же быстро, как мы.

Маленький Матт помнил день, когда пришло это известие: вначале потрясение, а затем ярость. Парламент решил, что король, покинув страну, сложил свои полномочия. Принц Вильгельм, голландец, муж старшей дочери короля Марии, оккупировал Лондон. Парламент предложил трон принцессе Марии, но Вильгельм разгневанно отказался быть «господином-швейцаром» своей жены и заставил парламентариев вручить корону им совместно. Парламент пошел на это при условии, что будет гарантирован в интересах протестантской церкви такой порядок престолонаследия, чтобы ни один католик не мог впредь снова сесть на трон Англии. Это означало, что после смерти Вильгельма корона перейдет к принцессе Анне, сестре принцессы Марии.

Матт запомнил ярость графини.

– Итак, Парламент осмеливается передавать корону Англии из рук в руки как тюк чая! – бушевала она. – Голландец ставит короля! Принц Уэльский лишен права престолонаследия! Как будто у них есть право! Будто они полномочны!

– Но по крайней мере не должно быть никаких репрессий, – заметил Мартин, пытаясь успокоить ее, – никаких действий не будет предпринято против тех, кто сопротивлялся ему.

– Он хочет, чтобы все выглядело так, будто он получил трон по всеобщему требованию, а не силой оружия, – с горечью произнесла Аннунсиата. – Он оставит нас в покое, пока многие верят лжи, что король сам сложил с себя полномочия, а затем...

Морлэнд Плейсу был нанесен сильный ущерб во время осады, последовавшей за вторжением Вильгельма Оранского. Матт пытался не воскрешать в памяти те ужасные дни. Повреждения дома были пока только слегка устранены, и Матт не мог не заметить страха Аннунсиаты и Мартина, хотя вслух ничего не было произнесено.

Кловис кинул взгляд на письмо Эдмунда и продолжил дальше:

– Король был, конечно, сильно потрясен, особенно бессердечным поведением его дочерей, но он и король Людовик начали сразу же строить планы...

Матт почувствовал по голосу Кловиса, что тот подходит к важной части письма.

– Король Людовик должен дать королю Джеймсу денег и людей для снаряжения полноценной экспедиции.

Графиня покраснела почти до пят.

– В Англию! – воскликнула она с жаром. Кловис отрицательно потряс головой.

– Вначале не в Англию. В Ирландию. Там католики поднимутся в поддержку короля, а когда он захватит Ирландию, это даст надежную опору для продвижения в Англию.

– Кто будет командовать? – спросила Аннунсиата. Вопрос был написан на каждом лице, но казалось естественным, что именно она должна была произнести его вслух.

– Граф де Луазан будет главнокомандующим, но король выступит сам, конечно с герцогом Бервиком.

– Бервик хороший воин, – сказала Аннунсиата одобрительно. – Мой сын Хьюго сражался вместе с ним против турок и знал его в Монмаусской кампании. Он высоко отзывался о нем. Кажется, король более счастлив в своем внебрачном сыне, чем в законнорожденных дочерях, – добавила она резко.

Теперь впервые заговорил Карелли:

– Матушка, – начал он, – не является ли милорд Бервик сыном короля от Арабеллы Черчиль? И не бросил ли ее брат, Джон Черчиль, своего короля ради принца Оранского? Я удивляюсь, что король доверяет ему.

– Бервик надежен, – оборвала сына Аннунсиата. – Джон Черчиль думает только о своей собственной карьере. Им верховодит его жена, которая крепко держит принцессу у себя в кармане. И поэтому они думают, что протестантское престолонаследие даст им наилучшие возможности преуспеть и разбогатеть. Если только принцесса Анна когда-нибудь станет королевой, они надеются занять наивысшее положение в обществе. Запомните, что это, – горячо добавила она своим детям, – и есть дело протестантизма. Он заменяет честность, долг, верность и повиновение эгоистическим интересом. Вы видели, как принцесса Анна предала родного отца...

Руки Мартина, как бы обуздывая себя, опустились со спинки стула на ее плечи.

Карелли, повернувшись лицом прямо к графине, мягко произнес:

– Все хорошо, матушка. У нас с Морисом есть более достойные образцы для подражания.

– Когда должна состояться экспедиция? – спросил Мартин Кловиса, который терпеливо ждал возвращения к обсуждаемому вопросу.

– Очень скоро. Они надеются высадиться в Ирландии через две недели.

Наступила тишина. Морис смотрел на Кловиса невидящим взглядом. Карелли повернулся в сторону матери, вопросительно вглядываясь в нее.

Графиня тряхнула головой, точно отвечая ему, и перевела взгляд на Мартина. Мартин, следя за ее лицом, наконец произнес:

– Мы должны решить, что делать.

Графиня положила руки на руки Мартина, которые покоились на ее плечах. Матт заметил, какими белыми и длинными были руки графини, и какими квадратными и темными были руки его отца. Более того, он обратил внимание, какая странная тишина стояла вокруг них, как будто они были совсем одни на белом свете. Их глаза и руки каким-то образом обменивались посланиями, словно они читали мысли друг друга.

Наконец графиня заговорила, словно продолжила длинный разговор, который они вели между собой и который никто кроме них не слышал:

– Нет. Ты должен решить, что делать. Ты хозяин Морлэнда. Это тебе решать.

После этого разговор продолжался еще долго. Матт, чувствуя растущую усталость, сидел в полудреме, позволяя потоку слов проходить через него, как вода сквозь песок, впитывая их звучание и не вслушиваясь в смысл. Наконец, он и в самом деле заснул, и пробудился от прикосновения рук Берч, поднимавшей его на ноги. Все расходились. Кловис провожал их спокойно. Матт, удивленно оглянувшись вокруг, увидел графиню и отца около окна, очевидно ожидавших, когда их оставят одних. Берч тянула Матта за руку, и он, спотыкаясь, ковылял за ней. Он услышал, как дверь в комнату управляющего защелкнулась прямо за ними, оставив две неподвижные фигуры наедине с собаками и светом пламени.

Холод снаружи в большом зале, из которого наверх вела лестница, разбудил Матта и пробрал его до костей. Он засеменил быстрее, спеша за Берч и Артуром добраться до верха к другому огню. Берч отпустила руку Артура, чтобы поднять подол юбки, мешавший подниматься, и Артур захныкал:

– Я хочу есть. Я проголодался, Берч.

– Ты всегда голоден, – машинально упрекнула мальчика Берч.

– Но я вправду голоден. Я почти ничего не ел на ужин.

Они достигли поворота ступенек, и Матт, глянув вниз помимо своей воли, увидел квадраты плиток пола зала и вспомнил, как они были забрызганы кровью и на них тут и там лежали трупы. Это случилось когда мятежники ворвались к ним в конце осады. Он никогда не хотел вспоминать это, но видения то и дело всплывали в его памяти, вызываемые некоторыми, всегда одними и теми же вещами, которых почему-то никак невозможно было избежать. Матт перекрестился. Берч, краем глаза заметив этот жест, неожиданно смягчилась.

– Ну ладно, может быть я смогу раздобыть вам что-нибудь. Бедные дети! Бог его знает, что выйдет из всего этого. Бедняжки. А теперь марш в детскую, и я увижу, что можно сделать.

– А малышей разбудят? – спросил Матт, просияв. Он нежно любил малышей, как можно любить щенят. В детской спали брат Артура Джон, маленькая Мария Селия Эйлсбери, оставшаяся сиротой дочь сестры Мартина, прозванная Кловер[2], потому что она была кругленькая и милая, а также новая малышка графини, Альена. Матт знал, что какая-то тайна окружала Альену, связанная с ее жизнью, так как замечал, как слуги шептались о чем-то и замолкали, как только Матт подходил ближе, а Берч всегда печально качала головой над Альеной, хотя та была крепким ребенком, смуглой, маленькой, но сильной. У Матта хватило ума не задавать лишних вопросов, ведь он видел, что слуги никогда не осмеливались спрашивать графиню об Альене и не говорили о ней в его присутствии даже самым тихим шепотом.

– Если малыши проснутся, могу ли я поиграть с ними? – продолжил Матт.

вернуться

2

Клевер. Английское выражение «жить в клевере» равнозначно русскому «как сыр в масле кататься», «жить припеваючи»