Мы стояли в переулке, и была осень, поздняя, но тихая. В палисаднике, под окном нашей комнаты, еще не отцвели флоксы, гладиолусы. Осина, грандиозная по высоте, почти зеленая, украшала переулок. Улавливая ветерок, она вся тряслась, как в ознобе, посверкивала мелкими листочками, когда их подсвечивало солнце. Я смотрел на осину, у меня иголки шли по коже, так она передавала мое состояние. Потом посмотрел на Наталью и поразился яркости ее вишневого пальто и таких же вишневых туфель. Она была как нарисованная киноварью или вермильоном, и в то же время живая, естественная. Воздух, освещение создали то, что я собирался создать словами. Это был грабеж среди белого дня! Везде я видел заимствования и подражания. Протекали минуты, которые я терял, -я словно сходил с ума. Тут Пиратик, погнавшись за бабочкой, промахнулся и врезался носом в осину. Люда ретировалась, я пересадил Олежку на другую руку. Вера Ивановна, ангел наш, выскочив из дома, сунула Наталье впопыхах сверток на дорогу. Мы шли к остановке, Наталья оперлась на меня. Пошли наставления: "не пей много", "не кури в комнате", "не стесняйся ходить в магазин". -Я ответил: "Не могу стоять в магазине." "Но надо же что-то есть?" Наталье было известно, что у меня оставалась одна пятерка. Но она знала и то, что я могу занять. "Знаешь мое платьице коричневое, с оранжевыми цветочками?" - "Как не знать? Я же его купил." "Проверь, чтоб оно висело ровно на плечиках." - Я пообещал. - "Сказать маме, что ты устраиваешься на телевидение?" Согласившись и с этим, я глянул на пустую дорогу. Показал Наталье на тот ее край, где белела, как кусковой сахар, поликлиника Олега: "Видишь женщину возле больницы?" У Натальи отличное зрение, она пригляделась: "Ну да, кто-то стоит, кажется". - "Это женщина", - сказал я. "Что ты выдумываешь! Разве отсюда увидишь?" - "На ней красная шляпа". Наталья перестала спорить. "Может, ты меня обнимешь?" - Мы поцеловались, и я немного сосредоточился на ней. Мне уже не хватало того, что она могла дать, и я начал от нее брать понемногу, что хотел. Ночью она шептала такие слова, что потом целое утро краснела, ужасаясь. Я подумал: если она упрекает себя за слабость, то как она объясняет мои нововведения? Или попросту думает, что у нее гениальный муж, гениальный во всех областях?..
К Болотной сворачивал проходящий автобус 24, который шел через Сельхозпоселок из нового района Зеленый Луг. Наталья, не угадывая, что со мной происходит, но желая ко мне пристроиться, сказала: "Видела сон: волосы расчесываю, а в них горящий уголь. Я уголь вычесываю, боюсь, чтоб волосы не загорелись... Ты слушаешь?" - "Да я ловлю каждое слово!.." Я не притворялся: более вещего сна еще не слышал! Достал последнюю пятерку и протянул ей: "Покупаю сон, он мой," - и они уехали, помахав мне из окна.
По дороге споткнулся на ровном месте и постоял, чтоб успокоиться. Мимо пробежала, чихнув, собака. Я сказал машинально: "Будь здоров, друг!" - и увидел человека без пальто, в зимней шапке. Тот подошел ко мне, позвякивая пустыми бутылками: "Ты со мной поздоровался?" - спросил он. Я кивнул, и он сказал, довольный: "Собака пробежала, а ты поздоровался! Сразу понял, что со мной." - "А ты кто?" - спросил я. - "Я в интересном положении, - ответил он, ощупываясь. - Сколько коробков ни беру, все теряю. А знаешь почему?" - "Да?" - "Карманы дырявые". Мы разошлись, я пытался осмыслить, что он мне сказал. Я был словно передвинут в иное измерение, где моими действиями руководил некто, во всем на меня похожий, человек или не человек. Случайно на меня посмотрев, он, видно, решил мной воспользоваться. То, что произошло после и длилось почти до конца отпуска Натальи, вряд ли забуду. Сев за стол, я испытал громадное освобождение. Меня вызволили от подчинения словом. Я писал, не останавливаясь, до самого утра.
На следующее утро появился рассказ "Счастливчик".
26. "Счастливчик"
Рассказ начался не с "сарафана", не с той сцены, о которой упоминал, а с моря, где зверобои, и среди них Счастливчик, дрейфуют со стрельбой. Мне сразу удался прием: это был "рассказ матроса", недалекого человека, который своей отрицательности не чувствует. Впервые попав на зверобойную шхуну, на морской бот, Рассказчик берется судить о том, чего не знает и не хочет знать. Доверчиво поверяет, каким он видит Счастливчика, а читатель, внимая ему, только к концу рассказа должен сообразить, что писатель его надул. Казалось бы, такой герой, как Счастливчик, требовал особых условий для своего появления. Я же взял обычный день, в котором, в сущности, ничего не происходит с точки зрения зверобоев, и поступил верно: поступки героев, без всяких нагрузок на экстремальность, более уловимы и представимы. Да и более впечатляют, чем если б, допустим, читатель очутился в каком-то аду.
Может показаться, что я все время держал рассказ под контролем. Да я и не думал, что пишу рассказ! Я слушал, что говорит Рассказчик, присматривал за ним, отслеживал его намерения: чтоб он себя не приукрасил и Счастливчика не очернил. Даже сам колебался, на чью сторону стать, как будто мне был незнаком мой Счастливчик! Вот Рассказчик по какому-то поводу обращает на Счастливчика внимание: "Я невольно залюбовался им, - такой он был сильный и ладный с виду. Он был, наверное, нерусский: черный, и глаза косые, но тело у него было белое, твердое, и в глазах у него лед плавал... От такого б Шурка с радостью рожала! - подумал я. - Она у меня хорошего мужика за версту чует..." Тут что? Типичная философия палубного матроса, привязанного к семейному возу: если жене приятно, то и ему хорошо.
Появился зверь, началась стрельба: "Тюлень вынырнул в шагах сорока от лодки и поплыл, толкая носом воду. Я сбавил обороты, но Счастливчик завозился с затвором, я прямо вспотел: когда он выстрелит? - и тогда Бульбутенко саданул из своей испытательной винтовки. Сразу было видно, что попал: тюлень уронил голову, спина у него изогнулась горбом... Я дал полный газ, но тюлень стал тонуть, и мы не успели подобрать его."
Все абсолютно верно передал! Но из этого Рассказчик понял лишь то, что Счастливчик свалял дурака и заставил старшину бота опоздать с выстрелом. Зверь так и пропал зря: "Он тонул под нами, весь голубой в воде, глядя на нас снизу по-детски расширенными глазами, как бы не понимая, что он тонет в воде, а кровь из него шла, как дым от подбитого самолета, и вокруг бота ширилась красная полынья и дымилась на солнце..." Кто это говорит, Рассказчик? Нет, это уже говорю я! В большом рассказе я и сказал от себя лишь пару фраз. Рассказчик же объясняет читателю, как трудно взять зверя весной, когда он худой, без жира: "Надо не просто в зверя попасть, а выстрелить в такой момент, когда он воздух вдыхает, всплывая. Если же зверь выдохнул, то у него легкие пустые, и он обязательно потонет - хоть что хочешь делай с ним!.." В этом есть как будто объяснение неудачи Бульбутенко: попробуй-ка разберись, когда тюлень вдохнул, а когда выдохнул? Однако старшина прекрасно знал, что стреляет впустую. Бульбутенко убивает тюленя именно из-за Счастливчика, так как хочет вынудить того к стрельбе. Счастливчик может в одно мгновенье закупорить дыхание выстрелом. Дыхание тюленя, застряв в легких, держит тело на плаву и остается в нем. Надо потом надрезать тушу, чтоб тюлень, уже неживой, выдохнул...
Между Счастливчиком и Бульбутенко возникают споры и стычки по всяким пустякам, а заводила и инициатор Счастливчик. Все время он чего-то добивается от старшины и не может добиться. Смысл их перепалок в том, что Счастливчик, до слез благодарный Бульбутенко, что взял на бот, так как никто другой не согласился бы взять Счастливчика из-за его роковой меты, жаждет увидеть в спокойном обстоятельном старшине какого-то особенного человека, плюнувшего на предрассудки, на всякие там слухи, пересуды, распространяемые в среде зверобоев. Поэтому, мол, и взял его Бульбутенко на бот, что сознанием повыше остальных..._Тем самым Счастливчик постоянно вводит себя в заблуждение насчет Бульбутенко, объясняя по-своему его поведение. Старшина же лишь увиливает от настойчивых наскоков. Пылая преданностью к Бульбутенко, Счастливчик предлагает свою кровь, так как у старшины кровь порченная. Бульбутенко же отмахивается от Счастливчика, как от назойливой мухи, и Счастливчик, на мгновение прозревая, кричит старшине, чуть не плача: "Брезгуешь насчет крови... или боишься, сволочь!" - а Рассказчик негодует: "Я поведение Счастливчика никак не мог объяснить: или у него характер такой дурной, или он вообще малость стукнутый?" А ведь Рассказчик не первый день находится среди них, и все - ничего не видит и не слышит. Потом он свою неосведомленность о Счастливчике объяснит: "Некогда было спросить", - и это, между прочим, характеризует Рассказчика положительно...