В половине четвертого дня 30 апреля они приоткрыли дверь и увидели следующую картину: Гитлер, откинувшись на спинку дивана, сидит в одном углу; Ева Браун с бледным лицом сидит в другом углу. Оба мертвы.

В газетах того периода появлялись публикации, что Гитлер застрелился. Это были последние попытки создать рыцарский ореол вокруг имени фюрера. Ни сам он в себя не стрелял, и никто другой ему не помогал. У ног его лежала ампула из-под яда - и никаких гильз.

Камердинер Линге и врач Штумпфеггер завернули труп Гитлера в армейское одеяло и через запасной выход с помощью охраны канцелярии вынесли в сад, окружавший рейхсканцелярию. Вслед за ним вынесли и тело Евы Браун. Советская артиллерия обстреливала улицы и дома, окружавшие рейхсканцелярию.

Приведу короткую выдержку из воспоминаний личного шофера Гитлера Эриха Кемпки "Я сжег Гитлера". Хотя строки эти широко известны, здесь они, на мой взгляд, будут уместны как завершающий эпизод в судьбе человека, который хотел завладеть всем миром, но так мелко и ничтожно, в какой-то яме завершал свой жизненный путь:

"Я вылил бензин на обоих мертвецов. Одежда мертвецов слегка развевалась на ветру, пока не пропиталась насквозь бензином и не опала под его тяжестью. Поднятая разрывами снарядов земля осыпала нас. Преодолевая страх смерти, я подтаскивал все новые и новые канистры. (...) Артогонь усилился до такой степени, что мы уже не решались выйти из тамбура бункера. (...) С нами вместе у выхода стояли д-р Геббельс, Борман, д-р Штумпфеггер. А снаружи неистовствовал настоящий ад!

Но как же нам поджечь бензин? Предложение сделать это при помощи ручной фанаты я отклонил. Случайно взгляд мой упал на большую тряпку, лежавшую рядом с пожарными шлангами у выхода из бункера. Гюнше схватил ее и разорвал на куски. Открыть кран канистры и сунуть туда тряпку было делом секунды. Я наклонил канистру, тряпка хорошо намокла, напиталась бензином. "Спички!" Д-р Геббельс вынул коробок из кармана и протянул мне. Я зажег спичку и сунул в тряпку, а потом высокой дугой швырнул на облитые бензином трупы. С широко раскрытыми глазами мы смотрели на лежащие там тела. В одну секунду высоко вспыхнуло бурлящее пламя, к небу поднялись темные столбы дыма. На фоне горящей столицы рейха они создавали ужасающую картину".

* * *

Считаю необходимым сказать о некоторых особенностях битвы за Берлин. Это было заключительное сражение Великой Отечественной войны, оно окончательно разрешило военно-политические противоречия между СССР и фашистской Германией.

Берлинская операция - первая, в которой при планировании учитывались не только силы, группировка и возможные действия противника, но и действия союзных англо-американских войск. Причем не в смысле взаимопомощи, взаимодействия, как то было при высадке союзников во Франции, в дни Арденнского контрудара немцев, или нашей операции "Багратион".

В Берлинской битве особенностью стало то обстоятельство, что союзные войска имели задачу упредить Советскую Армию в овладении Берлином и превращались из союзника в конкурента, оппонента, соперника.

Сталин рассчитывал ускорить взятие Берлина, подтолкнуть маршалов, но, как показал ход боевых действий, это породило не только положительные последствия, но и отрицательные. У Жукова появилась торопливость и связанные с ней ненужные потери.

Да и Конев гнал подчиненные войска "в хвост и в гриву", не считаясь с потерями, лишь бы опередить Жукова.

Вот из этого и вытекает одна особенность Берлинской операции, не украшающая наших самых крупных полководцев - Сталина, Жукова и Конева, потому что игра на самолюбии стоила многих жизней.

Хотел ли Жуков самостоятельно, без помощи Конева, взять Берлин? Конечно, хотел! Это в его характере. Отрицать фактор соревновательности грешить против истины. Но нельзя и преувеличивать.

Правда не в том, на что, передергивая ход событий, упирают некоторые авторы, утверждая: Жуков, не щадя войск, гнал их вперед, стремясь любой ценой опередить Конева.

Нет, Жуков отнюдь не был так примитивно прямолинеен! Конечно, были и ревность, и амбиции, но маршал прекрасно понимал и то, что не нахрапом, не навалом надо решать дело в таких условиях. Хладнокровный расчет, глубочайшее проникновение в тонкости ситуации - вот чем добивался успеха Жуков в соперничестве с соседом слева.

Критикующие Жукова за Берлинскую операцию, за "преждевременный" ввод танковых армий почему-то упускают из виду важнейшую особенность обороны противника. Здесь фронт Жукова наступал "в лоб". Не было в глубине пространства для маневра. Не было вообще "оперативного простора". Потому что от Одера и до Берлина несколько оборонительных рубежей представляли собой сплошную тактическую оборону - в самом ее классическом значении.

Если в других операциях после прорыва первых рубежей сопротивление противника ослабевало, то здесь, наоборот, возрастало! И в завершение боевых действий в полевых условиях войска упирались в могучий оборонительный массив-крепость - Берлин.

Жуков понимал это, и военное искусство его проявилось в этой операции в том, что он вводом танковых армий "не по правилам" решил уничтожить главные силы врага - на первых рубежах обороны. Вложить вес, сломать, раздавить, уничтожить войска противника в поле! Тогда легче будет брать крепость Берлин. Если бы немецкие войска не понесли огромные потери в боях за Зееловские высоты и организованно отошли в город, они бы в домах-крепостях оборонялись несколько месяцев, как мы в Сталинграде. А Жуков их уничтожил, подавил, деморализовал могучими ударами в поле, и в город отошли остатки почти неуправляемых частей. За две недели прорвать 60-километровую оборону и затем за несколько дней взять такую махину, как Берлин, - победа весьма выдающаяся.

Много лет продолжается дискуссия: одни авторы видят в Берлинской операции только ее недостатки, а другая сторона отмечает только положительные стороны. Причем обе стороны, находящиеся под влиянием современных космополитических групповых схваток, забывают, что разговор идет о состоявшемся историческом событии, при объективной оценке которого недопустима однобокость, так как смещение критериев к субъективным постулатам уводит обсуждаемый вопрос из области науки (истории) в область пропагандистской возни и болтовни, давно известной как нечто лживое, грязное, непорядочное.

К сожалению, в этой политической свалке участвуют люди с учеными степенями и труды их останутся на книжных полках библиотек.

Некоторые из них особенно подчеркивают якобы напрасные большие потери в боях за Берлин, совершенно не учитывая при этом особенности Берлинской операции, которых немало. Кроме уже вышеизложенных, отмечу еще несколько, касающихся именно потерь.

Впервые за всю войну целый фронт вел бои в одном огромном городе (если не считать силы, обходившие Берлин с севера). Раньше, когда крупные населенные пункты оказывались в полосах наступления фронтов, их чаще обходили. В Сталинградской битве бои шли тоже в городе, но там наши войска вели оборонительные действия.

Такого сражения, когда фронт почти целиком вступил в огромный город, не было.

Берлинское сражение было последним, гитлеровцы стояли насмерть, отступать было некуда. И этим обстоятельством объясняется яростное сопротивление фашистов. Сравнить его можно только с нашей защитой Москвы, когда мы стояли насмерть, или битвой за Сталинград.

Почему-то, понимая и оценивая нашу стойкость под Москвой и в Сталинграде, некоторые исследователи не учитывают подобную яростную оборону противника в Берлинской операции. А это была одна из особенностей последнего сражения, которая, кстати, и объясняет наши немалые потери. Да, были недостатки и огрехи в этой операции - произошла заминка на Зееловских высотах; неоднозначно оценивается применение прожекторов. Конечно же, хотелось бы, чтобы в завершающем сражении никто не погиб - победа близка, обидно и жалко терять бойцов и офицеров, прошедших через всю войну!

Однако Маниловы бывают не только в литературе, а война есть война, и без потерь она не обходится.