Старик остановился и быстрым, молодым движением повернулся к Мирошке:

– Вот горные духи и стерли ее с лица матушки-земли, потому что ты – непрошеный гость – явился. Эта пещера горных духов была, а теперь ее нет, и верно ты приметил – река путь свой переменила, ишь куда по камням скачет!

Слова старика окончательно сбили с толку Мирошку. Он шел, растерянно оглядываясь по сторонам, и в недоумении пожимал плечами.

Вскоре на пути им попалась другая речушка. Она текла в узкой долине, среди крупных валунов, разбиваясь на мелкие бурные полосы. По обеим сторонам берега возвышались горы сплошных россыпей гранита.

Войдя в котловину, старик потребовал от ребят полного молчания. Да им было и не до разговоров. Путь становился трудным и опасным. Началось болото. Здесь не было тропы, проторенной человеком, шли по утоптанной медвежьей тропе. На стволах карликовых березок кое-где клочьями висела буроватая медвежья шерсть, а в стороне, на мягкой сырой земле, встречались следы больших лап с когтями.

Тропа неожиданно скрылась в большом озерке. Здесь медведь ходил вброд. Ребята поспешно разулись и вслед за стариком перешли неглубокое, теплое озерко с вязким дном и торчащими из воды острыми камнями.

От берега тропа круто поднималась вверх на скалу. Там на ее пути разметался стелющийся кедр. Дерево без ствола переплело свои могучие ветви, образовав непроходимые заросли. Но медведь сумел и здесь проторить себе путь. Он втоптал в землю крепкие ветви кедра, обломал мягкую хвою с маленькими прошлогодними шишками.

Дальше путь шел по крутому обрыву высокой скалы, покрытой густым, мягким мхом.

– Господи, пронеси! – со смехом прошептал Мирошка, осторожно ступая по скользкому мху вслед за стариком. За ним шли: Витя, Слава, затем Дина, Толя и последней – Саша.

Вдруг Мирошка услышал позади себя странный шум.

– Упал! Витя! – не своим голосом крикнула Саша.

Через секунду все стояли у места катастрофы. Замаскированная мхом глубокая щель скалы зияла черным отверстием. Туда упал Витя.

– Вот супротив горных духов-то… – начал было старик, но Слава сердито перебил его:

– При чем тут горные духи…

– Витя, Витенька! – наклоняясь к страшной бездне, закричала Дина.

Все тревожно прислушивались, ждали ответа. И вот из расщелины послышался глухой крик Вити:

– Эй, ребята! Эй! Я жив!

– Веревки нет! – с отчаянием воскликнул Толя.

– У кого нет, а у кого и есть, – сбрасывая полушубок, сказал Слава и начал разматывать обернутую вокруг пояса веревку.

– Снимай пояса! – крикнул Мирошка и похлопал по плечу Славу. – По старой партизанской привычке? Молодец!

К веревке привязали пояса Мирошки, Славы и Толи. К концу веревки подвесили груз. Камень положили в шапку Славы, чтобы в расщелине он не ударил Витю по голове.

Пока ребята в волнении готовились вытаскивать Витю, старик безучастно стоял в стороне, внимательно наблюдал за ними. Он даже не предложил своего пояса. Но об этом ребята вспомнили только потом, когда вытащили Витю из расщелины. По веревке Витя вскарабкался наверх, сел, стянул с ноги сапог и, вытрясая из него щебень, со смехом рассказывал, как он полетел вниз, окутанный мхом и, вероятно, поэтому не разбился.

– Это меня, дедушка, горный дух за ногу утянул, – шутил он, – укутал в мох – и прямо в преисподнюю.

Вскоре двинулись дальше. Поднялись почти к самой вершине скалы и вошли в тесную, душную пещеру. В ней было темно, сквозь загороженный камнями вход не проникал свет, и только в расщелину шириной в ладонь пробивалась узкая светлая полоса.

Старик велел ребятам остановиться, сам подошел к расщелине, перекрестился, заглянул в нее.

– Ну, с богом! – сказал он, отпрянув от щели, жестом подзывая ребят. И сурово добавил: – Долго не смотрите, да о виденном никому не сказывайте.

Он поспешил к выходу и сел там на камни, набивая трубку табаком.

Ребята с трепетом подошли к расщелине и замерли от изумления.

Из земли к зубчатым вершинам скал медленно поднимались золотистые языки пламени. В пламени метались человеческие фигуры, сотканные из прозрачного белого вещества. Там были женщины с длинными распущенными волосами. Они поднимали кверху нежные руки, превращались в облака и тихо летели вверх. Потом из пламени поднялся высокий столб. Огонь лизал его со всех сторон, но он поднимался все выше и выше. На вершине его что-то шевелилось, очертания становились резче, и ребята увидели огромную птицу с открытым клювом. Она взмахнула крыльями, сорвалась со столба и медленно взвилась вверх.

Не проронив ни одного слова, потрясенные виденным, смотрели ребята в расщелину скалы, и неизвестно, сколько часов они простояли бы здесь, если бы Дина не сказала шепотом:

– Ой, мне что-то душно…

– И у меня голова разболелась, – тихо отозвался Толя.

– А у меня сердце бьется ужас как и в глазах темно, – пожаловалась Саша, направляясь к выходу из пещеры.

Все двинулись за ней. Странное состояние овладело ребятами. Вместо того чтобы искать разгадку виденных чудес, они шли вяло, пошатываясь, хватаясь за стены пещеры. Им не хотелось ни о чем думать, каждый прислушивался к бурному биению сердца, ощущая жгучую боль в голове и подступающую к горлу тошноту.

Старика не было нигде, и ребята шли домой почти наугад, уже в полном мраке.

В полночь, не раздеваясь, они свалились на скрипучие топчаны и, не перекинувшись ни одним словом, уснули тяжелым сном.

Разгадка простая

– Этому явлению должна быть какая-то простая разгадка, – сказал Толя утром, лежа еще в постели.

– Надо поговорить с Петром Сергеевичем. Он геолог, разберется, – предложил Витя.

– Но старик просил никому не говорить, – напомнил Мирошка.

– Не нравится мне твой старик, – ядовито сказал Слава.

– Мой? А почему он мой-то? – усмехнулся Мирошка. – Он такой же и твой. Да, кстати, он мне тоже не нравится. А вы заметили, как он не хотел нам помогать Витю вытаскивать?

– Еще бы не заметить! – крикнула через загородку Саша.

– Мы вообще всегда и все замечаем, – значительно сказал Слава, взглянув на Мирошку.

– Чудесная черта для партизана и совершенно ненужная будущему языковеду, – огрызнулся Мирошка.

Дина через загородку услышала, что Слава с Мирошкой начинают ссориться, и крикнула:

– Скорее вставайте! Опаздываем!

И все поспешно начали одеваться.

Они завтракали под навесом вместе с другими бригадами и пытались навести разговор на всевозможные приключения в горах. Но в котловине, оказывается, никто из рабочих не бывал, а только слышали, что в той стороне гор неспокойно.

Днем поговорить с Петром Сергеевичем не удалось. Разговор пришлось оставить до вечера. Каждый день, после ужина, по очереди ребята ходили к инженеру узнавать сводки Информбюро. У Петра Сергеевича был, во-первых, репродуктор, а во-вторых – замечательный дед, его отец – Сергей Федорович, который по три раза в день прослушивал и записывал сводки, а ночами спал в наушниках. К окнам Сергея Федоровича ежедневно толпами собирался народ из поселка и с приисков, и старик, сдвинув в сторону горшки с цветами, нацепив на кончик носа очки, по нескольку раз читал сводку.

К молодым партизанам Сергей Федорович относился с уважением. Им в первую очередь рассказывал новости и всегда приглашал в дом.

Саша с Витей в этот вечер явились в неурочное время. Они намеренно пошли позднее в надежде застать дома Петра Сергеевича.

Саша постучала в промытое до блеска окно. Сергей Федорович выглянул из-за шторки и жестом пригласил ребят в комнату. Они вошли, как всегда боясь наступить на белые половички.

– Ничего, ничего! – ободряла их жена Сергея Федоровича, чистенькая старушка. Она провела Сашу и Витю в комнату.

И Сергей Федорович, как обычно, начал нескончаемый разговор о войне. Он вытащил из-за стола метровую фанеру, оклеенную белой бумагой. На фанере кнопками была приколота восковка, испещренная реками и городами.