42 и 23 года тому назад

В облаках тонут вершины Байкальских гор, покрытые непроходимыми хвойными лесами. В густых ветвях стройных кедров скачут пышнохвостые белки, паучки спешно плетут затейливые паутинки в низко стелющейся по земле мягкой хвое пахучих пихт. Сетки-паутинки висят, искрятся на солнце. Только раз-два в лето косолапый, пробираясь в зарослях леса, намотает себе на морду тонкие нити, чихнет и смахнет их с носа. Горы-дома устроили себе хлопотливые муравьи, высотой полтора-два метра, и все тащат и тащат былинки и тонкие прутики в свое гнездо. Земляникой, смолой и грибами пахнет в тенистых листвягах, не проникает в них байкальский зной. Здесь вечная прохлада, вечная тишина и покой.

Царство солнца и зноя начинается с предгорий Байкала. Здесь редеет лес, горячие лучи до самой земли проникают через кустарники, дикую яблоню, рябину и черемуху. От зноя в начале лета осенней желтизной покрываются опаленные солнцем поляны и пади.

В трех километрах от главного стана золотых приисков, в вершине речки Безымянки работает бригада «Чертова дюжина». Из ущелья гор с шумом вырывается Безымянка, быстро бежит под гору, холодная и болтливая, а ниже, огибая подножье горы, она становится неузнаваемой – молчаливой и степенной. Небольшая запрудка опоясывает Безымянку, от нее к бутарке по наклонному деревянному желобу бежит чистая, холодная вода горной речушки.

Солнце давно взошло и ослепительно сияет над Байкалом, а трава и листочки кустарника, как инеем, подернуты легким серебром росы. Сегодня на работу не вышел бригадир Мирошка. С половины ночи он охал и ворочался на скрипучем топчане, а утром, когда ребята стали собираться на работу, он попросил положить ему на голову мокрое полотенце и на табуретку, около кровати, поставить воду. Дина крепко выжала полотенце и, повязывая его на голову Мирошки, рукой дотронулась до лба. Ей показалось, что жара у него нет, но все же перед уходом она спросила Мирошку, не позвать ли доктора. Он решительно затряс головой:

– Отлежусь, к концу дня отлежусь.

Но «отлежался» он значительно раньше.

В девять часов утра на участок «Чертовой дюжины» прибежал Цирен. Отец его, Аполлон Иннокентьевич, как опытный золотоискатель, руководил бригадой ребят. Цирен сообщил, что вскоре после ухода ребят на работу Мирошка ушел в горы искать лечебные травы. Все это Цирен сказал работающему в забое Вите Беленькому. Сел подле него на корточки и, внимательно следя за кайлой, тихо, с хрипотцой в голосе рассказывал:

– Чудак он, ваш командир-то, травой лечиться в горы убег, так, с мокрым полотенцем на голове… Ой, блестит! Золото, да?

– Как же, золото! – презрительно, с раздражением в голосе ответил Витя, даже не взглянув по направлению руки Цирена.

Ему, как и всем ребятам, первое время тоже казался золотом каждый блестящий камешек, но теперь он знал, как обманчив вид золотоносных песков.

С пустыми тачками подъехали откатчики – Толя и Слава.

– Загнали? – осведомился Толя. – Одному трудно… Ну, подкачал Мирошка со своей болезнью.

– С болезнью! – отбрасывая кайлу, воскликнул Витя Беленький. – Вон Цирен говорит, что он забрал хлеб и в горы ушел, будто бы целебные травы искать.

– В горы ушел?! Не уследили, значит… Вот черт! – с досадой выругался Слава и, помолчав, добавил: – Сегодня нам надо последний раз обсудить все это и до чего-то договориться, или я приму свои меры.

– Надо его по-честному спросить… – предложил Толя, растерянно моргая близорукими глазами.

– «По-честному»! Эх ты, ребенок! – передразнил его Слава. – Так-то он тебе и скажет по-честному… Достукаетесь вы со своей гуманностью. Все Дина смущает да ты. Все в психологию лезете – не такой он, да не верим…

– Да ты не горячись, – вступился за товарища Витя. – Необходимо прежде проследить, понять, в чем тут дело, а тогда и меры принимать. Да и, кроме того, это же просто интересно. Меня так и подмывает бросить все и бежать за ним в горы.

– Бежать бы и надо, да вот куда? – задумчиво сказал Слава.

– Куда? Ну, ясно, к этой самой «Господи, пронеси!».

– Да, ясно, – после небольшого раздумья сказал Слава. – Знаете что, ребята? Вы уж как-нибудь без меня управьтесь, а я побегу за ним.

– Верно! – одобрил Витя.

– Эй, Цирен! – крикнул Слава.

Цирен копошился в гальке на отвале. Он вскочил и со всех ног кинулся на зов.

– Ты отцу говорил, что Мирошка в горы ушел? – спросил его Слава.

– Не.

– Ну, и не говори. Ладно?

– Ладно.

– А я у Аполлона Иннокентьевича отпрошусь. Скажу, что я за больным ухаживать буду.

– А чего? – непонимающе моргая глазами, спросил Цирен.

– Ничего! – отрезал Слава.

Цирен надул губы и приготовился обидеться. Но Витя сообразил, что сейчас не время портить отношения с Циреном, и поспешил утешить его:

– Потом все расскажем.

Слава поспешно ушел разыскивать Аполлона Иннокентьевича, а Витя со вздохом окинул взглядом забой и сказал:

– Одному урок не выполнить!

Вчера вечером он и Мирошка приготовили урок на сегодня: острыми кайлами подсекли низ забоя на полметра в глубину, затем по бокам пробрали проухи, влезли наверх, ломами пробили и отвалили весь намеченный на завтра урок. Крупные глыбы речников рухнули вниз и разбились на сотни мелких комьев. Теперь Витя разбивал кайлой эти комья и бросал их на Толину тачку.

– Есть! – Толя схватился за ручки тачки и повел колесо по покати. Он еще не вполне овладел мастерством откатчика, тачка шла неуверенно, виляя в стороны. Но с каждым днем колесо соскакивало с покати все реже и реже, и Толя мечтал о том, когда он сумеет так же, как Аполлон Иннокентьевич, одним махом, бегом, без крушений домчать тачку от разреза до бутарки.

– Получай! – вытирая рукавом рубахи с веснушчатого носа пот, сказал Толя Саше, подкатывая тачку к уровню правого края бутарки.

Саша работала на промывке золота. С засученными рукавами, вооружившись железным гребком с деревянной ручкой, она старательно промывала песок, то увеличивая, то уменьшая струю воды из желоба.

– Давай! – важно сказала она.

Толя перевернул тачку и в воронкообразную верхнюю часть головки бутарки, на железный грохот, усеянный дырочками, высыпал песок.

– Мирошка в горы ушел, будто бы за лечебной травой, – сказал он Саше.

– Ушел?! – с досадой воскликнула Саша, не переставая помешивать песок гребком. – Ну, я так и знала. Я же говорила, что кому-нибудь нужно остаться с ним, а вы меня никогда не слушаете.

– Славка вдогонку побежал! – попытался успокоить ее Толя.

– «Вдогонку»! – передразнила Саша. – Ищи теперь ветра в поле.

С пустой тачкой к свальному люку бутарки подбежала Дина.

– Открывать! – скомандовала она.

Саша открыла люк, и обмытая галька с грохотом посыпалась в тачку.

– Мирошка в горы ушел. Не уследили… – сказала она Дине.

– Да ну? – живо отозвалась та, вопросительно поглядывая на Витю. – К той тропе ушел?

– Неизвестно.

Дина покачала головой, подхватила тачку и повезла гальку на отвал. А Витя бегом помчал свою тачку к забою.

В двенадцать часов дня бригада «Чертова дюжина» собралась в бараке возле забоя на обед.

На чисто выскобленном столе стояли плоские деревянные чашки, расписанные в старинном русском стиле красной краской с позолотой. В них дымился суп. Около каждой чашки лежала новенькая деревянная ложка. На черемуховых листьях аккуратными, ровными ломтиками был нарезан хлеб. А на середине стола в банке с водой красовался огромный букет полевых цветов.

– Как дома! – оглядывая стол, пошутил Витя, с шумом пролезая между столом и лавкой. Но шутка была неуместной. Дома не было ни у кого, кроме золотоискателя Домбаева, обедавшего вместе с ребятами.

Все заняли свои места и молчаливо начали есть. Чтобы развлечь ребят, Домбаев заговорил о золоте. Он знал, что эта тема интересует всех присутствующих. Ребята оживились. Суп был съеден, и, когда принялись за гречневую кашу, возобновили обычную «литературно-обеденную игру». Игра заключалась в том, что все по очереди рассказывали самый интересный случай из своей жизни.