Изменить стиль страницы

Гринько закрыл потрепанные корки записной книжки и глубоко задумался.

Часть третья

Страшные предположения

Орел расправил крылья и взмыл в небо. Под ним тихо плескался Байкал, серой дымкой уходил вдаль и казался безбрежным, как море.

Высоко в небе поднимались гольцы, нежные облака окутывали их и точно дымок с неизвестного стана ползли вниз легкими, узорчатыми полосками. Орел описал полукруг, взмахнул раз-другой поблескивающими в ярком солнечном свете крыльями и полетел в глубь скалистых берегов Байкала. Он увидел на взморье настороженную, стройную косулю, почуявшую дремавшего на поляне медведя. Косолапый изредка поднимал голову и лениво нюхал воздух. Орел парил в небе, ниже и ниже опускаясь к земле. Но вот он услышал звонкий лай собаки и громкий человеческий крик:

– Орел, ребята, орел!

Птица стремительно взлетела вверх и исчезла за скалистыми вершинами гор.

– Орел! – кричал Витя Беленький и тянулся руками вслед улетающей птице, словно хотел вместе с ней подняться над Байкалом.

– Какой большущий!

– Красавец!

– А крылья-то! – восторгались ребята.

В зоопарке они видели орла и не раз восхищались им. Но тот был ничто по сравнению с этой вольной птицей. По сравнению с дикой красотой Байкала потускнела и прелесть родных лесов, рек и долин.

Недалекое прошлое ребята вспоминали часто, как страшные страницы захватывающе интересной книги, порой не веря тому, что героями ее были они сами – теперь снова обычные школьники.

В родных лесах они разыскали партизан «Жар-птицы» и хотели воевать вместе с ними, но командир отряда Тарас Викентьевич Гринько решил по-другому: при первой возможности он отправил их в тыл – учиться и жить так, как положено советским подросткам. Половина партизан «Чертовой дюжины» нашла родных, знакомых и друзей и осталась по ту сторону Урала. А этих Мирошка, с обычной своей горячностью, уговорил ехать в Сибирь.

До начала учебного года времени было много. Дирекция иркутской школы решила не посылать молодых партизан на колхозные поля, где трудились школьники. Им предложили путевки в пионерский санаторий. Но Мирошка убедил ребят работать лето на Байкальских золотых приисках. Они отказались от путевок и уехали на Байкал.

Их было только шестеро, но в память недавнего прошлого свою бригаду они назвали «Чертовой дюжиной».

С удивлением присматривались ребята ко всему, что окружало их. Днем они изнемогали от жары. Вечерами, когда на безоблачное небо, пестрящее яркими звездами, выплывал месяц, – они кутались в шубы, поражаясь перемене температуры.

Они пробовали купаться, но вода была настолько холодна, что как огнем обжигала тело, сводила ноги и руки.

Этот июльский полдень выдался знойным на редкость. Ребята спрятались от солнца в тени нависшей скалы.

Дина сидела на камне, положив руку на спину дремавшего Космача. Ее каштановые волосы были гладко зачесаны назад и без всяких претензий на моду собраны в короткую толстую косичку.

Витя, теперь уже по кличке «Витя коричневый», или «Витя бронзовый», сидел по-турецки. Его белые кудри закрывал мокрый носовой платок, все четыре конца которого были завязаны в тугие, маленькие узлы.

Слава и Толя лежали на животах, лицом друг к другу, и, посмеиваясь, болтали о всяких пустяках. Так же, как и у Вити, их голову украшали мокрые носовые платки с четырьмя узлами на концах.

Саша стояла на коленках и делила огурцы.

Ребята с удовольствием ели свежие огурцы и хлеб. Увидев в небе орла, они повскакали с мест и подняли восторженный крик. Космач сначала залаял, а потом, не понимая, что вызвало тревогу среди ребят, тоскливо завыл, подняв морду кверху.

Орел улетел, и на берегу Байкала снова водворилась тишина. Космач, повиливая хвостом и умильно поглядывая на ребят, улегся у ног Дины.

Витя взглянул на Сашу и неожиданно рассмеялся.

– Что? – строго спросила она.

– Ты очень выросла, стала длинная-длинная…

– Ну, и что же?

Витя прыснул от смеха.

– Ты теперь походишь на щенка-подростка с длинными ушами и большими лапами.

Дина весело рассмеялась. Космач поднял уши и энергично замахал пушистым хвостом. Толя Зайцев посмотрел из-под очков своим обычным серьезным взглядом на большие ноги Саши, на ее черные косы, вспомнил школьную сторожиху Семеновну. Улыбаясь, Толя сказал:

– Как Семеновна-то говорила про твои косы: «Вожжи подбери».

– А тебе, Витька, она как говорила? – со смехом спросил Слава.

– «Стружки подрежь»! – рассмеялся Витя.

– Какая старуха замечательная была! – задумчиво сказал Толя. – За такую еще бы десяток немцев уложить надо было…

– Уложили бы, да не успели, – отозвался Слава.

Дина порывисто встала и, желая скрыть слезы от товарищей, быстро пошла в горы. Космач поднялся, потянулся и лениво двинулся за ней.

Саша приподнялась на локте, посмотрела ей вслед и с упреком сказала:

– Вечно вы так, не понимаете, что ли… Ведь Семеновну за нее замучили.

– Пора привыкнуть, – сердито буркнул Слава.

Все замолчали.

Первым молчание нарушил Толя.

– Где Мирошка? – спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

– Кто его знает, куда он бегает, – вздохнула Саша.

Слава поднялся и сел.

– Знаете что, ребята, я давно хочу сказать вам…

Толя заметил, что Слава волнуется, и, внимательно глядя на товарища, тоже сел, приготавливаясь слушать что-то интересное.

– Я хочу вас спросить, – продолжал Слава, – неужели вам не кажется странным поведение Мирошки?

Все молчали. Слава сказал то, что мучило ребят в последнее время. Да, Мирошка стал не тем с того самого момента, когда не захотел признаваться своим товарищам, зачем он жил у Прохорова.

– Почему Мирошка зазвал нас сюда и сам каждый свободный час проводит в горах, – с нарастающим возмущением продолжал Слава. – Тарас Викентьевич недаром сказал нам, что мы прошли такую жизненную школу, которую не знают до самой старости многие взрослые… А школа эта нас, как видно, ничему не научила.

– Почему? – удивилась Саша.

– Да все потому же, – с раздражением передразнил ее Слава, – у нас под носом всякие странные вещи творятся, а мы их замечать не хотим.

– Но ведь Мирошка, помнишь, обещал нам объяснить потом все, что произошло у него с Прохоровым, – спокойно возразил Витя.

– Потом? Потом может быть поздно…

– Да ты что думаешь-то? – спросил Толя. – В чем ты подозреваешь Мирошку?

– А может быть, даже в измене! – задыхаясь, сказал Слава.

Все тихо ахнули.

– Какая чушь! – возмущенно воскликнула незаметно подошедшая Дина. – И ты смеешь так думать о командире нашего отряда?! Ты дурак, ты…

– Постой, Дина, – поднимаясь на ноги, сказал Толя, – горячиться не нужно. Вспомни Куренкова. Я предлагаю: Мирошке – ни слова и проследить, куда исчезает он, что делает в горах, и тогда…

– Тише! – прошептала Саша.

С выступа скалы с кошачьей ловкостью к самой воде Байкала спрыгнул Мирошка, сгреб в объятия Толю и, сдвинув кепку на ухо, пропел:

– Куда, куда вы удалились?..

Все молчали. Всем было неловко.

Мирошка внимательным взглядом окинул товарищей, от него не укрылось их смущение. Он принужденно весело воскликнул:

– Ишь куда забились! А я-то ищу их!

– Долго искал? – язвительно сказал Слава.

Мирошка сделал вид, что пропустил мимо ушей и замечание, и язвительный тон Славы.

– Сколько времени? – спросил он, поднося левую руку к глазам.

Как по команде, каждый взглянул на свою левую руку. Часы, подарок правительства, были еще новинкой для ребят, и они смотрели на них то и дело, не снимая с рук даже ночью, так же, как не расставались с орденами и медалями.

– Пора на работу, – сказал Мирошка и первым по тропе стал подниматься в гору.

Ребята молча последовали за ним.