Вот и Лёэ Брурсон покачал головой и пожал плечами. Мы оба знали, что теперь произойдет. Мы разбирались в схемах соединений. За приборной доской на консоли перед нами начинались линии связи. Слова обрастут мясом, фигурально выражаясь. Изолированные провода толстыми гроздьями, точно перемолотая мясорубкой речь, выходили из консоли, утопая в бирюзовой стене. И это лишь начало. Данные будут проверены и перепроверены службой опознания и оповещения, прежде чем дойдут до начальника оперативного отдела ВВС, совсем еще молодого полковника Эга.

Затем будет объявлена тревога. Овеществленное в теле полковника Эга слово обернется действием:

«Взлет по тревоге курс 180° на максимальную высоту. Silent scramble. Связь с Кошачьим Глазом по каналу 5».

Кошачий Глаз, сами понимаете, — мое кодовое обозначение. Сквозь зимнюю темень мой светящийся радарный глаз видел, как два перехватчика взлетают под оглушительный рев двигателей. Взлетают в мертвой тишине, беззвучно, не нарушая радиомолчания, будь то открытым текстом или кодом.

По сигналу тревоги два пилота, дежурящие в полной боевой готовности, впечатают кружки в стол, расплескивая кофе, бросят рубашкой вниз игральные карты, потушат сигареты, захлопнут февральский номер «Дет бесте», или «Мэд», или «Дональд-Дак», или последний скандальный роман Агнара Мюкле, где прообразом Итреполлена, возможно, служит Киркенес, причем после выполненного задания книга неизменно открывается на вполне определенных страницах. Я отчетливо видел, как два стриженных ежиком летчика топают тяжелой трусцой по тускло освещенному коридору курсом на ангар, где с прогретыми двигателями ждут дежурные машины. Видел, как пилоты затягивают свою сбрую, надевают шлем, пробегают взглядом формуляр, закрывают фонарь кабины, берутся за ручки управления. И вот уже стоят с включенными тормозами на взлетной полосе, и пятнадцать тысяч дрессированных лошадей дрожат от нетерпения под броней, ожидая, когда диспетчер на вышке у северной границы аэродрома расчистит воздух от гражданских самолетов. Наконец — команда на взлет, и взрывная сила, затаенная в двух металлических корпусах, бросит вперед машины, извергающие двигателями искристые струи голубого света.

Я снова уставился на экран и засек курс неизвестной цели. Она двигалась прямо к рваному радарному контуру норвежского побережья. Я сопоставил курс с закодированными позициями стратегических пунктов и уязвимых военных объектов. Сравнивая координаты новой и предыдущих позиций, снова и снова определял вектор направления.

Он упорно указывал в одну сторону.

Будё.

Будё?

Непонятно.

Радио зашуршало в ушах. Голос секторального центра:

— Станция наведения. Кошачий Глаз. Принять на себя управление.

Я подтвердил прием и опять проверил экран. Перехватчики еще не вошли в зону действия нашей РЛС. Она вела только неизвестный объект. Что-то шевелилось за моей спиной. Там по-прежнему стоял Адольф Лёэ Брурсон. Он тоже пристально смотрел на экран.

— Есть! — выдохнул он. — Наши клиенты вошли в лавку.

На экране появились два новых белых эхо-сигнала. Две цели курсом на третью. Впереди «Единичка»; «Двойка» страхует в двух морских милях сзади. Электронный бильярд. Карамболь, причем сразу два игровых шара посланы нами в третий.

Мы наблюдали их уже несколько минут, когда «Единичка» нарушил радиомолчание. Он вызвал меня: «Станция наведения, Кошачий Глаз». Привычное потрескивание на канале 5. Он говорил открытым текстом, с модуляционным искажением. Старый знакомый голос. Я тоже включил искажение, чтобы никто не мог впрямую подслушивать разговор РЛС с перехватчиками.

— Старый орел! — сказал я, нажав кнопку. — Старый орел!

Ответ последовал незамедлительно:

— Старый медведь! Ты все еще торчишь в берлоге?

— Белая «Единичка», — отозвался я. — У меня тут такое припасено! Я засек для тебя Черную Даму.

И Алф Хеллот ответил с высоты двух ангелов — шести тысяч метров:

— Старый медведь! Я не сомневался. Что значит — свой человек среди подземных духов. Давай сюда Даму. Все еще видишь ее? Она целуется с богом?

— Белая «Единичка» ревнует.

Это включился «Двойка». Его я тоже узнал. Уно, он же Паттон, Уно Паттон, все тот же обыкновенный одержимый воздушный лихач, каким он был всегда.

Я ответил:

— Радар берет все до высоты тридцать тысяч метров. Курс, по моим данным, три ноль градусов. Скорость 0,7 М. Высота 20 тысяч метров. Полная загадка. Будё? Край света? Последняя буква алфавита? Ультима Туле? Рай на земле? Получишь новые координаты, когда сам увидишь цель. Отклонитесь от курса на тридцать градусов влево, чтобы я мог вас опознавать.

— Ты его знаешь? — Адольф Лёэ Брурсон продолжал дышать мне в затылок.

Я ответил не сразу. Я смотрел на экран. Сидя глубоко в гранитном подземелье, на закате истории, в холодном полярном сиянии над электронным неолитом, я видел, как два новых эхо-сигнала меняют по моей просьбе курс и начинают преследование третьего сигнала. Я открыл рот, собираясь что-то сказать в микрофон, но вместо этого отпустил клавишу передатчика и повернул голову направо.

— Самый старый из моих знакомых. «Единичка» там наверху считает, что я уже не способен отличить себя от его тени.

Меня перебил включившийся снова радиоголос Алфика Хеллота.

Лейтенант Хеллот, достигнув высоты между тремя и четырьмя ангелами, по-прежнему сопровождаемый Паттоном, доложил, что есть визуальный контакт. Видит контуры самолета в высоком мраке над собой.

Я выполнил свою задачу. Продолжая преследование, они быстро набирали высоту, все время прибавляя скорость. С ревом мчались по дозвуковому туннелю к звуковому барьеру, гонясь за эхо-сигналом и собственной звуковой волной.

Их ждала неудача. И не только их. Экран передо мной пестрел все новыми сигналами. Командир явно поднял в воздух целое крыло. Словно кто-то посыпал корицей электронную кашу на экране. Какой там карамболь — пирамидка наоборот. Но я видел на радиовысотомере, как сигнал Черной Дамы отрывается от Алфика Хеллота и Паттона, катапультирует вверх, за пределы микроволн, излучаемых антеннами РЛС. За грань атмосферы над океаном, в пустоту космоса?

Голос Алфика воззвал по-английски на частоте для сигналов бедствий:

— X-ray, X-ray, идите на снижение, идите на снижение. Следуйте за белой «Двойкой». Следуйте за белой «Двойкой».

Молчание. Никакого ответа. Цель исчезла с экрана. Локатор больше не брал ее.

Исчезла и не возвращалась. Экран был усеян хорошо знакомыми радарными профилями. Взлетевшие последними перегруппировались и строем вернулись на базу. Все, кроме Алфика Хеллота и Уно Паттона. Черная Дама увела их за пределы действия радиовысотомера и поискового локатора.

— Ракета, — заключил Адольф Лёэ Брурсон за моей спиной. — Управляемая. Учебный запуск, — добавил он. — Обычный учебный запуск… Промахнулась по цели, — сказал он. — Макет. Шлепнется где-нибудь в Северном Ледовитом. Никто не станет ее искать. С цементной начинкой. Никому не причинит вреда. Спроси своего «Единичку» — снимок сделал?

— Сделал. — Я не сомневался в этом.

— Больше никто ее не засек? Другие РЛС?

— Никто. Ничего. Ноль.

Адольф Лёэ Брурсон возвестил, что рапорт в общих чертах будет таков: макет, ракета без заряда, запущенная по учебной программе, вошла в наше воздушное пространство и упала в море.

Я воздержался от комментариев. У Адольфа Лёэ Брурсона был горький опыт. Он предпочитал страховаться. Сын человека, который подвергался аресту за подрывное ношение знамени, вовсе не хотел снова оказаться в чьих-то глазах угрозой безопасности. Меня, безотцовщину, в этом смысле было куда проще проверить. И я не стал спорить. Во всяком случае, сперва мне хотелось бы посмотреть снимок Алфика. Я сказал:

— Перехватчики возвращаются в Будё. К югу от Вест-фьорда погода получше. Будё открыт. Попроси Анденес проводать белые «Единичку» и «Двойку» до Буде. Или пусть Банак их посадит, если горючее на исходе.

Телефон стоит на полочке слева от индикатора и телетайпа. На панели за ним — клавиши радиостанции и ретроспектоскопа. На крышке панели, возле клетчатой консоли со светящимися клавишами, таблицей кодов и шифровальной тетрадью я по собственному почину прилепил клейкой лентой листок бумаги с машинописным текстом. Брурсон давно поглядывал на этот листок. Теперь, передав рапорт, он стал не спеша читать.