Там, где железнодорожная ветка между Бюосен и Высшей технической школой пересекает реку Ниду, рядом с рельсами через мост ведет пешеходная дорожка. Высокий проволочный забор отделяет ее от рельсов и поездов, а с другой стороны перила призваны не давать людям свалиться в реку.

Уже светает, когда мы приближаемся к мосту. Алфик сидит за рулем, я трясусь на заднем сиденье, хотя мотоцикл мой. Настоящий «темпо-тайфун» с мотором «закс», куплен подержанным у военного морячка и приведен мной в надлежащий порядок.

Но сейчас правит Алфик. Каким-то образом он сумел миновать и полицейских, и стены домов, и других водителей. Теперь у него на прицеле узкий вход на пешеходную дорожку. Планировка Сисиньона тут кончается!

Но он все равно попадает в игольное ушко. Подпрыгивая, въезжаем на мост. И все. Что там сперва зацепилось, не ведаю. То ли руль, то ли тормозная рукоятка, а может быть, рукоятка газа, зеркало заднего вида, ноги — мои или Алфика, педали. Мы падаем, грохаемся на дорожку, кое-как поднимаемся на ноги, поднимаем мотоцикл и заводим мотор.

И снова падаем. Все время что-то цепляется. Стоп. Приехали. Распластавшись на воняющих пропиткой досках, я цепляюсь за рукоятку и вижу внизу разбухшую от весеннего паводка Ниду. Пробую высвободить ступню, придавленную задним колесом, но только сильнее вжимаюсь лицом в проволочную ячею. Совсем рядом, по ту сторону двухметрового забора с грохотом катит бесконечный товарный состав, обдавая нас с Алфиком струей тугого воздуха. Колеса тяжело стучат на стыках, сотрясая весь мост и наши побитые тела.

Солнце возвещает приход нового дня. На востоке заря зажгла пурпурную полосу между землей и небом. Первые лучи тянутся к западу через бледно-голубой небесный мрамор. В утреннем свете сереют посадочные полосы Вярнеса и Эрланда. С готических фасадов кафедрального собора слепо таращатся на спящий город каменные лики средневековых королей. Улицы пусты, дома замкнулись в себе. Пивные и танцзалы открыты для проветривания. Посреди железнодорожного моста у Ставне лежим под мотоциклом мы с Алфиком Хеллотом. Колеса все еще медленно вертятся. Мотор качает синий выхлоп. Но карета опрокинута. Коронационный выезд кончился. Сто процентов доступного моим глазам Алфика Хеллота составляет мундир.

Дозвуковая труба

«Старый медведь» — таковы два первых слова самого первого письма из Америки мне от курсанта Алфа Хеллота. На штемпеле — «Уэйко, Техас» и по-военному точное время отправки: дата и час — 20.30. А уверенно-грубоватый стиль письма позволяет получателю ясно представить себе, как Алфик воспринял пересадку в Новый Свет.

«Старый медведь! Ты все еще отлеживаешься в берлоге? — вопрошает он. — Вроде бы ты не из тех, кто боится собственной тени? Протри буркалы и выходи к нам на поверхность!

Представь себе прерию, по которой мы мчались галопом в нашем буйном воображении, когда подросли настолько, что научились направлять ход своих желаний. Вот эта самая прерия встретила колеса «Кертис-коммандера», когда мы приземлились здесь, на базе Коннелли военно-воздушных сил США, в сердце Техаса. Правда, краснокожих и порохового дыма пока что-то не видать. Здешний лагерь ничем не отличается от всех других «отелей» такого рода, в которых мне доводилось жить. Разве что порядки в этом заведении раз в десять строже того, к чему привычны норвежские парни. Если сравнивать с подготовительным курсом в Вярнесе, это все равно что из воскресной школы угодить прямиком в духовную академию. Гарнизонная служба, чистка обуви, глажка брюк — весь букет. Прошла не одна неделя, прежде чем мы из группы наземной подготовки обрели настолько приличный вид, что нас стали отпускать в увольнение. Командиры-янки не желали рисковать, что кто-нибудь поймает их с поличным, когда они будут отвечать на приветствие такой расхлябанной братии, как эти норвежские парни!

Нас разместили в комнатах по двое, но мне повезло, я живу один. Что же до рядовых и прочей шушеры, то они громоздятся в спальных ангарах на 30–40 коек. Такова жизнь простых людей! Нельзя же всех равнять! Здешние бараки — большие серые двухэтажные сараи из асбоцемента. С прицелом на жаркую пору года все окна забраны сеткой от комаров, а внутри ты увидишь стол и два стула перед койками плюс стальной шкаф с замком для личного имущества. Карабины и прочие маломощные огневые средства размещаются на стойке в коридоре, В одном конце барака — умывальня с двумя самыми холодными, ледяными душами во всем северном полушарии, в другом конце — уборная со стульчаками типа «бомбардировочный прицел», как здесь принято говорить!

Вот такая обстановка. Служба не покидает нас, куда бы мы ни шли, где бы ни стояли, ни сидели на корточках. Представь себе плац в окружении асбоцементных сараев и алюминиевых бараков, жестяные дома с округлой крышей, квартиры начальства, столовку и венчающий флагшток звездно-полосатый стяг, который без устали полощется на резком ветру. И вот на дорожке появляется колонна норвежских парней под командованием — кого? Попробуй угадать, а я пока скажу, что если здесь кого и можно чем поразить, так это норвежскими экзерцициями, то бишь нашими военными упражнениями. По команде курсанта Хеллота мы несколько раз повторили для янки на бис номера: «На караул!», «Кругом марш!», «На плечо!» и так далее.

Так состоялся наш дебют. На плацу командир авиационной группы «Бомбовоз» Кашани приветствовал нас от имени ВВС США и произнес специально для норвежцев короткую речь, подчеркивая роль Норвегии как северного щита НАТО против коммунистических атак. Дескать, наша страна — не что иное, как гнездо зенитных батарей на кратчайшем пути бомбардировщиков к Нью-Йорку. Небось ты над этим не задумывался? Поверни карту на девяносто градусов, и тебе все будет ясно.

Затем нас представили старшему преподавателю подготовительной группы капитану Курту Шульцу, после чего норвежский офицер связи лейтенант Еттен рассказал нам о порядке прохождения службы здесь, в «Эвиэйшн кадете». Натовское сотрудничество повлекло за собой жуткую гонку в американских авиационных училищах. Каждые полтора месяца к занятиям приступает новая смешанная группа американских и европейских курсантов. И так без перерыва. Наземные службы разных баз буквально дерутся между собой — у кого в работе будет больше тренировочных машин.

Норвежские курсанты разбросаны по всей карте от Рио-Гранде на юге и дальше на север. В учебном центре ВВС США на базе Скотт в Иллинойсе наших пять офицеров, три сержанта и полтора-два десятка рядовых. Из четырехсот курсантов на авиабазе Уильямс в Аризоне больше пятидесяти норвежцы. Наши парни учатся на базе Гудфеллоу, на базе Кизлер в районе Нового Орлеана, в училище обслуживающего персонала на базе Поуп в Северной Каролине. На базе Перрин здесь, в Техасе, постоянно обновляются группы предварительной подготовки. Говорят, норвежских курсантов обучают даже в Канаде — на базе Сентрэйла в Онтарио и на базе Пенхолд канадских ВВС в прериях провинции Альберта.

Собственно летное обучение, за которое отвечает кэп Шульц, делится на три этапа. Первый этап — основная подготовка, 135 часов на Т-6 «Гарвард», наш вярнесовский «Фэрчайлд» ему в подметки не годится. «Гарвард» — «сверхсрочник», некогда самолет первой линии, большая машина, 550 лошадей. После пятнадцати часов практики я могу летать на нем вперед, назад, вверх колесами и с завязанными глазами. Во сне каждую ночь проношусь на нем сквозь звуковой барьер.

Проблема свободного времени нас пока мало заботит. По воскресеньям сидишь, как правило, в одних трусах на койке с банкой холодного пива в руке и таращишься в пустоту. До того тебя выматывает рядовая неделя в «Эвиэйшн кадете»! Разве что американцы норвежского происхождения подкатят к воротам лагеря на своих роскошных машинах и повезут нас смотреть на девочек в церковном хоре. А то еще был случай, когда большой друг Норвегии Дэвид Ларе втиснул всех парней в семь «шевроле» и повез нас в Форт-Уэрт. Ехали не один час, зато по прибытии на место дорожная полиция, с синими мигалками и сиренами, сопроводила нас через весь город к ярмарочной площади, где была выставка крупного рогатого скота и родео. Тут ребята сразу оживились и спросили — неужто мы собственными глазами убедимся в справедливости присловья о ковбоях, которое гласит: «Блаженны кривоногие, ибо он у них в скобках» (!)»