Через полминуты она крикнула:

— Ты что, намерен простоять там весь день, Крис?

Он спустился. Они обнялись и пожали друг другу руки на человеческий манер. Тем временем ее нога касалась ноги Рошфора. На ней не было ничего, тело украшал лишь рисунок. В него входил и такой банальный фрагмент, как пронзенное стрелой сердце.

Аринниан поклонился.

— Нам нужно обсудить важный вопрос, — сказал он на планхе. — Лучше сразу пройти в дом Драуна.

Действительно, партнер и начальник Табиты ждал их у себя дома.

— Слишком много юнцов и приверженцев, — проворчал он. — Необходимо помнить о соблюдении тайны — или вообще ничего не выйдет… Хотя мы и знаем, как ты любишь общение.

— Гости в моем доме всегда желанны, — строго сказала женщина.

Аринниан подивился тому напряжению, присутствие которого он ощутил в атмосфере. Или оно в нем самом?

Драун, иссеченный шрамами, худой, не встопорщил перья, а опустился на хвост, показывая, что он сердится, не переставая поглаживать бывший при нем нож. Взгляд Табиты, устремленный на Рошфора, был, казалось, менее нежным, чем на поле, и более призывным.

Оглядевшись, Аринниан обнаружил, что гостиная несколько изменилась. Но это ему понравилось. Табита сама отделывала дом. Потолок, флюоропанель, был низким по интрианским стандартам о гармоничности пропорций. Несколько расшитых циновок лежали на полу из полированного дуба, между стенами из серного дерева огромные окна, несколько кушеток, низкие столики, каменная ваза, наполненная цветами. Все было сверкающе чистым, устранен обычный для нее домашний беспорядок, как то: стоящая не на месте пепельница, валяющаяся трубка, раскрытая книга, модель корабля, который она мастерила.

Зато сегодня он увидел несколько странных для Авалона вещей: гитару, которую, должно быть, заказывали позднее, ибо она на гитаре не играла. Занавес, отделявший ее спальню от гостиной, не был опущен. Аринниан отметил новую двуспальную кровать, чей каркас был сделан из дерева и перьев.

Айат коснулась его плечом. Драун не нравился ей. Он ощутил излучаемое ею тепло.

— Да, — сказал он. — Нам действительно стоит держать это дело в тайне. — Он скользнул взглядом по Рошфору. — Насколько я понимаю, вы изучаете планх. Как ваши успехи?

Улыбка землянина была удивительно робкой для инопланетного врага, вскружившего голову девушке, некогда именуемой Хилл.

— Не слишком велики, — произнес он. — Я бы попытался сказать несколько слов, но боюсь, что вы найдете мой акцент чересчур ужасающим!

— Он чертовски хорошо успевает, — сказала Табита и прижалась к нему.

Обняв ее рукой за талию, Рошфор заявил:

— Я не имею ни малейшего намерения передавать ваши планы своим, гражданин… я хотел сказать, Кристофер Холм! Но мне лучше прояснить свою позицию. Я — на стороне Империи. Когда я получал офицерский чин, я принял присягу, и сейчас не собираюсь отрекаться от своего звания.

— Хорошо сказано, — одобрила Айат. — Так мог бы сказать мой нареченный!

— Что значит честь для землянина? — фыркнул Драун. Табита бросила на него полный ярости взгляд. Прежде чем она смогла что-либо сказать, не поняв, очевидно, сказанной на планхе фразы, землянин продолжал:

— Я думаю, что после войны я поселюсь на Авалоне. Каким бы ни был ее конец. Но я верю в то, что он может быть только один. Кристофер Холм, прежде, чем влюбиться в эту леди, я влюбился в ее планету! Смогу ли я заставить вас понять неизбежное, прежде чем ужас опустится на Тэбби и Авалон?

— Нет, — ответил Аринниан.

— Я так и думал, — вздохнул Рошфор. — О’кей! Я пойду погуляю. Часа будет достаточно?

— О, да, — сказала на англике Айат.

Рошфор улыбнулся:

— Я люблю весь ваш народ! Айат кивнула Аринниану.

— Я вам нужна? — спросила она. — Ты собираешься объяснить идею в целом? Я ее уже слышала. — Она издала свистящий звук, обозначающий на планхе смешок. — Вы знаете, как жены ускользают от насмешек своих мужей?

— Гм?.. — сказал он. — Что же ты собираешься делать?

— Побродить с Ф… Фи-липп Хроаш Фор. Он бывал там, где сейчас Водан.

«И ты тоже?» — подумал Аринниан.

— К тому же, он мужчина Хилл и наш друг, — добавила Айат.

— Иди, если хочешь, — сказал Аринниан.

— Значит, час, — коготки постукивали, шелестели перья, когда Айат шла за землянином. Она догнала его и взяла за руку. — Идемте, нам нужно о многом поговорить, — сказала она на своем певучем англике.

Он снова улыбнулся, поцеловал Табиту и повел итрианку за пределы дома. Когда они исчезли, установилась тишина, нарушаемая лишь шелестом деревьев. Аринниан не двинулся с места. Драун глумливо усмехался. Табита порылась в трубках, выбрала одну и закурила. Казалось, все ее внимание привлечено именно к этому занятию.

— Не нужно меня винить, — сказал Драун. — Если бы не Табита, я бы обошелся с ним так же, как и с его товарищем. Известно ли тебе, что она не позволила превратить его череп в кубок?

Табита окаменела.

— Что ж, скажи мне, когда ты устанешь от его приставаний, — продолжал Драун. — Я вскрою его живот на итрианском алтаре.

Она решительно повернулась к нему. На ее щеке белел шрам.

— Чего ты добиваешься, чтобы я положила конец нашему партнерству? — спросила она. — Или же хочешь, чтобы я тебя вызвала тебя на дуэль?

— Табита Фалкайн имеет право сама устраивать свою жизнь, Драун, — вмешался Аринниан.

— Ак-р-ркх, может быть, я сказал не то, что хотел, — проворчал тот. Перья его встопорщились, голова склонилась на бок. — Но сколько еще мы должны сидеть в этой клетке из земных кораблей?

— Столько, сколько будет нужно, — ответила Табита, все еще бледная и дрожащая. — Ты что, хочешь броситься и умереть ради собственной спеси, как герой какой-нибудь саги? Или вызвать такой штормовой налет, который уничтожил бы целый континент?

— Почему бы и нет? Наконец-то все умрет! — усмехнулся Драун. — Какой бы получился грандиозный фейерверк! Лучше бы, конечно, было послать в адские ветры Землю, но коль скоро мы не можем этого сделать…

— Я бы предпочла, скорее, проиграть войну, чем убить планету, любую планету, — сказала Табита. — И тем сильнее было бы мое желание, чем гуще населена была бы планета. — Она понизила голос и прямо посмотрела на итрианина. — Твоя беда в том, что Старая Вера усиливает каждое проявление желания убить ту войну, что будоражит в тебе… а ты не имеешь возможности это сделать!

Выражение лица и тела Драуна говорило: «Возможно, с врагами я не церемонюсь». Но вслух он ничего не сказал. Табита не хотела смотреть на него. Вместо этого она обернулась к Аринниану:

— Ты можешь изменить это положение? — спросила она. Улыбка ее была почти робкой.

Он не улыбнулся ей в ответ.

— Да, — ответил он. — Позволь мне объяснить, что мы имеем в виду…

Поскольку орнитоиды не привыкли уходить на большие расстояния, а во время полетов продолжительные разговоры невозможны, Айат вначале повела Рошфора к яслям. После повторяющихся визитов в течение последних нескольких недель она знала дорогу. Там жили несколько циррауков, лошадь Табиты. Последняя была меньше, чем ее соседи, и походила на них только тем, что тоже была теплокровной. Но те, хотя и не были млекопитающими в прямом смысле этого слова, использовались для аналогичных целей.

— Вы смогли бы снарядить ваше животное? — спросила она.

— Да, теперь, когда я пожил здесь некоторое время. Раньше мне, похоже, приходилось видеть лошадь разве что в зоопарке. — Улыбка его была механической. — А не следует ли нам попросить разрешения?

— Зачем? Люди чоса должны соблюдать обычаи своих гостей, а во Вратах Бури не принято спрашивать, когда находишься в кругу друзей.

— Теперь мне очень хочется, чтобы мы действительно ими были.

Она подняла руку и мягко провела концом крыла по его щеке.

Они сели в седла и поскакали рядом по тропе. Листья шелестели от морского бриза, серебристые в этом ясном свете. Цокали копыта, но сырой воздух не давал подниматься пыли.