Все, казалось, шло к тому, что партия вернется к своей основной идеологической работе, хозяйственными проблемами снова займется правительство. К сожалению, этого не произошло. С приходом к власти Хрущева все вернулось на круги своя.
5 марта 1953 года умер Сталин, и уже на следующий день был создан новый Президиум ЦК, куда вошли всего девять человек — только те, кто входил в состав Политбюро до ХIХ съезда. В кандидатах, как и прежде, остались четыре человека. Значительно позже Президиуму вернули старое название — Политбюро, но надежды на уход партии из сферы хозяйственной деятельности не сбылись, напротив, основное место в аппарате ЦК заняли отраслевые отделы: промышленный, транспортный, сельскохозяйственный. Руководство хозяйством полностью захлестнуло партийных работников всех рангов — от сельских райкомовцев до аппаратчиков ЦК. А коль скоро партию окончательно превратили в инструмент хозяйствования, то партийные работники все чаще и чаще дискредитировали себя в глазах общества, тем более что многие из них в экономике были абсолютно некомпетентны, но считали, что им дано право поучать специалистов, требовать выполнения заведомо нереальных планов и сурово взыскивать за просчеты и ошибки вплоть до исключения из партии и возбуждения уголовного дела. И здесь тон задавал Хрущев.
Решения ХIХ съезда партии открывали перед страной широкие перспективы, но путь, по которому ее повел Н. С. Хрущев, оказался губительным. Сталин дважды упустил возможность возродить авторитет партии, хотя после ХIХ съезда такая перспектива наметилась. Хрущев тоже не воспользовался ею, и в этом состояла его роковая ошибка. Не сумели исправить положение и его преемники, что послужило в конечном счете одной из главных причин развала партии и государства.
Что можно добавить к этим горестным заметкам умного, усталого человека? Действительно, Хрущев сознательно создавал отраслевые отделы ЦК, укрепляя свои позиции в борьбе с Маленковым, а потом с Булганиным, возглавлявшими Совет Министров.
И еще мнение одного очень умного человека, доктора исторических наук профессора Р. И. Косолапова. Ричард Иванович тоже отличается широтой охвата исторических событий, глубоким анализом причинно-следственных связей.
Р. И. Косолапов считает, что секретный доклад «О культе личности и его последствиях», с которым Хрущев выступил 25 февраля 1956 года, готовился узкой группой лиц (называют обычно Петра Поспелова и Дмитрия Шепилова) и был вынесен на съезд самочинно, без коллективного одобрения. «Он обманул ЦК», — говорил Косолапову Дмитрий Чесноков, бывший тогда членом Президиума ЦК КПСС. Хрущева частенько, прежде всего на Западе, похваливали за такую «смелость», но, в сущности, поведение его было антипартийным. Ведь прений по докладу не открывали, ограничившись резолюцией в десять строк. В силу этого то, что потом громко именовалось «линией» или же «духом ХХ съезда», строго говоря, так и не получило статуса партийной легитимности.
Дело вовсе не в том, что Сталина-де не за что было критиковать, как до сих пор утверждают некоторые ветераны. Ответственность Сталина за многочисленные проявления произвола, политические ошибки и нарушение законности не подлежит сомнению. Дело в другом, а именно в том, что хрущевская критика велась как бы со стороны. Она била по всей партии и каждому коммунисту, задевала, перехлестывая через край, несмотря на ритуальные поклоны, Ленина, теорию и практику научного коммунизма. Не случайно в стане его противников поднялся радостный ажиотаж. Ликовали все антисоветчики — от колчаковцев до власовцев, от уцелевших гитлеровцев до маккартистов. С тех пор жупел сталинизма был взят на вооружение различными отрядами реакции и контрреволюции.
Нет сомнения в том, что КПСС легко перенесла бы прививаемую ей хрущевцами болезнь мещанского самоедства, будь партийные кадры способны на взвешенный конкретно-исторический анализ. В репрессиях, приведших к гибели немало невинных людей, они могли бы увидеть сложное проявление классовой борьбы, ее не понятых Сталиным новых форм, в частности, проникновения в правоохранительные органы чужеродных элементов, которые как раз к тому и стремились, чтобы дискредитировать и обескровить Советскую власть, зачастую разя доверенным ей мечом и тех, кто был ей предан. Разве не наблюдали мы в 60-80-х годах аналогичное проникновение в мозговые структуры советского общества — аппарат ЦК КПСС и Академию наук СССР — антимарксистов и антикоммунистов, которые все более откровенно работали не на упрочение, а на демонтаж социализма, освящая своими «учеными» титулами буквально все, что шло «из-за бугра»? Только крах горбачевской «перестройки» и капитализаторская горечь ельцинских «реформ» позволили всерьез осознать, какие силы были вызваны к жизни Хрущевым.
Тогда это так не оценивалось, но реакция начала шаг за шагом теснить позиции социализма. Подрыв целостной плановой экономики непродуманным региональным дроблением народнохозяйственного комплекса на совнархозы; деградация производительных сил аграрного сектора, обеспеченная ликвидацией машинно-тракторных станций; кукурузный шаблон «от Сухуми до Якутии» и погром травопольной системы земледелия; вытеснение сельского населения в города гонениями на личное подсобное хозяйство; ослабление сети бытового обслуживания поспешным огосударствлением промышленной кооперации — таковы лишь некоторые хрущевские «художества», шедшие вразрез с принятыми ранее научными установками.
Однако главное, о чем приходится сожалеть, обозревая сорокалетний период, — это общая дезорганизация развития страны. Навязанный ХХI съезду голословный вывод о «полной и окончательной победе социализма» резко снизил требования к новому строю и размагнитил кадры. В том же направлении сработала и принятая ХХII съездом Программа КПСС, которая наметила построение в основном коммунистического общества на рубеже 80-х годов и, в силу своей утопичности, вскоре стала дискредитировать эту идею. «Оттепель» дала распутицу.
На ХIХ партсъезде (05–14.10.52) состоялось переименование ВКП (большевиков) в КПСС под тем предлогом, что с победой ленинизма меньшевистское, буржуазно-оппортунистическое крыло в партии якобы перестало существовать. Сталину тут изменила обычная осмотрительность. Он должен был не только помнить, что России часто мстила ее мелкобуржуазность, но и учесть, что ВКП(б), образно говоря, дважды погибнув на полях Отечественной войны, имела в значительной степени обновленный состав, правда, обстрелянный в огне сражений, но сильно нуждающийся в идейно-политической закалке. Вирус меньшевизма (правого и левого) никогда не покидал КПСС и всякий раз оживлялся, когда в обществе в силу тех или иных причин активизировались капиталистические тенденции. Думающие старые партийцы, начинавшие работать еще до войны, называли деятелей из высшего руководства, «хромавших на правую ножку», — Георгия Маленкова, Лаврентия Берию, Анастаса Микояна, а также Никиту Хрущева. По-видимому, этот уклон и реализовался в дальнейшем, оседлав реальную потребность общества в высвобождении инициативы масс, всесторонней демократизации.
Сталин, несмотря на потери командного состава Красной Армии в результате прискорбных репрессий 30-х годов и поражений первого года войны, блестяще справился с формированием офицерского корпуса, который во всем мире был признан образцовым. Свой звездный урожай Никита Хрущев, а потом и Леонид Брежнев собирали с трудов ученых и конструкторов, инженеров и рабочих тех перспективных отраслей, которые заложил он: гидро- и атомной энергетики, авиа- и ракетостроения, космонавтики и радиотехники. Но подготовить столь же профессионально и нравственно безупречную когорту партийно-государственных руководителей Сталин не сумел. Нельзя сказать, что он не пытался это делать. «Как-то в 1947 году, — вспоминал Микоян, — Сталин выдвинул предложение о том, чтобы каждый из нас подготовил из среды своих работников 5–6 человек, таких, которые могли бы заменить нас, когда ЦК сочтет нужным это сделать. Он это повторял несколько раз, настаивал». Однако, судя по той же микояновской записи, это жизненно значимое для советского строя предложение натолкнулось на доказывание чиновниками собственной незаменимости и, по сути, саботировалось.