Охранники, конечно, наблюдали за Никитой Сергеевичем и уже внутренне напряглись до предела.
Их шеф, разумеется, был закаленным, много повидавшим на своем майорском веку служакой. Но и он от слов Хрущева опешил…
Повторив несколько раз свой приказ, Никита Сергеевич принялся ходить от одного к другому, хватая каждого за рукава:
— Товарищи, заговор! Поворачивайте на Киев!
Драма усугублялась тем, что охранникам категорически запрещалось разговаривать с вождем. И сцена эта от их молчания становилась просто невыносимой!
Хрущев на некоторое время впал в оцепенение, посидел молча, затем снова поднялся и подскочил к «Крокодилу» с криком:
— Полковник! Ты Герой Советского Союза! Поворачивай на Киев. Это мой последний приказ.
«Крокодил» отмолчался снова, и Никита Сеогеевич крикнул всем с нотками непередаваемой тоски и отчаяния в голосе:
— Ребята! Вы все — Герои Советского Союза! Летим на Киев. Там — наше спасение…
Видя, что охрана в «отключке», Хрущев вскоре прекратил эти призывы и удалился в свой салон.
Дошло дело наконец до приземления. Невыносимо долго самолет рулил куда-то по полосе, не подавали трап… Те, кто мельком взглянул в иллюминатор, обомлели: подъехал не традиционный лимузин вождя, а предназначенный для охраны облезлый ЗИЛ.
Томительно долго открывали дверь, в которую первой юркнула стюардесса в белых перчатках и встала на верхней ступеньке с левой стороны. Следом шагнул нахохлившийся Никита Сергеевич, понурив голову и став от этого еще ниже. Увидев там, внизу, трех цековских деятелей «второго сорта», переминавшихся в неловких позах, Хрущев дал волю переполнявшим его душу чувствам:
— Предатели! Христопродавцы! Перестреляю, как собак!..
В это мгновение силы оставили его, и в тишине все услышали глухие рыдания, прерывавшиеся время от времени проклятьями и угрозами…
Губительный путь
Из выступления министра обороны Р. Я. Малиновского на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 14 октября 1964 года.
Развенчивая культ Сталина, Хрущев создавал свой. Перестал советоваться и все возражения отвергал с ходу. Поэтому люди стали избегать высказывать свои мысли.
Карибский кризис мы создали сами и с трудом выкрутились. В итоге мы тут много потеряли, и наш авторитет оказался подмоченным.
Реорганизацию и сокращение армии провели непродуманно. Миллион двести тысяч у нас не получилось. Потом был поход против авиации как анахронизма. Здесь он пошел вопреки логике и принес прямой вред. Не соглашавшихся с ним обзывал рутинерами. Все это било по нашей боеготовности.
Флот. Десять лет утверждалась программа строительства. Но и сегодня нельзя сказать, что все утрясено. А совсем недавно под удар попали танки…
Ракетная техника. Челомей (академик АН СССР, конструктор крылатых ракет. — Н. З.) через Сережу (сын Хрущева, работал у Челомея. — Н. З.) обрабатывал папу, как хотел, всеми силами тянул свою «крылатку». А Сережа делал погоду своими докладами отцу из первых рук. С большим трудом и даже с помощью обмана прошла «штука» Макеева (создатель баллистических ракет. — Н. З.).
На Пленуме и другие военные говорили о том, что Хрущев с легкостью неимоверной, как подгулявший купчик, творил свою волю. Однажды ему показали боевую машину пехоты, на что он ответил: «Раз есть снаряд, пробивающий броню, делайте простые автомобили». Корабль, по его выражению, должен был стать «крылатым, ныряющим, плавающим». Даже самое богатое воображение не могло представить корабль, обладающий одновременно всеми этими свойствами.
Странно, если бы было иначе. У Хрущева было воинское звание всего лишь генерал-лейтенанта, которое он получил в 1943 году. Специального военного образования он не имел. Назначался членом Военного совета Юго-Западного направления, ряда фронтов. Впрочем, сравнивать его военные заслуги с заслугами поистине видных военачальников вряд ли уместно. Некоторые живописные полотна 50-60-х годов воспевали военное мужество и полководческую мудрость Никиты Сергеевича. Однако ни документы военной поры, ни воспоминания соратников, ни даже собственные мемуары Хрущева не дают подтверждения этому. Полотна свидетельствуют лишь о том, что и он, увы, как многие государственные деятели, не избежал искушения быть запечатленным в героическом виде. На войне он был человеком, в меру сил старавшимся добросовестно выполнять свои обязанности, но не оказывавшим существенного влияния на ход событий.
Из беседы Ф. Чуева с Л. Кагановичем:
Каганович. Я Хрущева выдвигал. Он был способный человек. Но самоуверенный. Попал не на свое место. В качестве секретаря обкома, крайкома он мог бы работать и работать. А попал на пост секретаря ЦК, голова у него вскружилась, а главное, он линию непартийную повел шумно очень. То же самое о Сталине можно было по-другому провести.
Я выдвигал Хрущева. Я считал его способным. Но он был троцкист. И я доложил Сталину, что он был троцкистом. Я говорил, когда выбирали его в МК. Сталин спрашивает: «А сейчас как?» Я говорю: «Он борется с троцкистами, активно выступает, искренне борется». Сталин тогда: «Вы выступите на конференции от имени ЦК, что ЦК ему доверяет». Так и было.
Чуев. Этот эпизод я слышал в таком виде. Уже после «антипартийной группы» Хрущев выступал и сказал примерно так: «Каганович хотел меня уничтожить. Когда меня выдвигали в МК, в последний момент Каганович встал и сказал: «Товарищ Сталин! Хрущев был троцкистом». А Сталин говорит: «Товарищ Каганович, мы об этом знаем».
Каганович. Серьезно?
Чуев. Да, так рассказывают.
Каганович. Я пишу Сталину записку, кого я выдвигаю. И вот Хрущева выдвигаю. А он был троцкистом. Я должен выступать на конференции. Он подошел ко мне со слезами: «Как мне быть? Говорить ли мне на конференции, не говорить?» Я говорю: «Я посоветуюсь со Сталиным». Сталин сказал: «Ну, хорошо, он был троцкистом, пусть выступит, расскажет. Потом ты выступишь и скажешь: ЦК знает это и доверяет ему…» Так и было сделано.
К горьким, но симптоматичным выводам приходит ветеран госбезопасности, один из ее руководителей в последние перед развалом Советского Союза времена, генерал армии Ф. Д. Бобков.
Глядя на все, что происходило в стране, через призму той деятельности, которой ему самому приходилось заниматься, он задумывается: какие же политические процессы привели, по существу, к краху советской государственности? И здесь в первую очередь ему хочется сказать о партии. Не зря же в американских планах «холодной войны» разрушению коммунистической партии в СССР придавалось первостепенное значение.
Никаким президентским указом «закрыть» компартию невозможно. Партия начала утрачивать свое истинное значение намного раньше, когда ее вынудили заниматься хозяйственными вопросами, превратив в инструмент экономической, а не политической деятельности. Произошло не только сращивание партии с государством и создание так называемого партийно-государственного аппарата, фактически партия отошла от своей истинной роли. Она взяла на себя руководство и контроль над государством, и это привело к тяжелейшим последствиям.
До войны в партийном аппарате не существовало хозяйственных структур. Хотя аппарат этот и влиял на государственную деятельность, но все-таки в значительной степени он занимался партийно-политической работой, не случайно же в структуре партийных органов основным считался тогда отдел агитации и пропаганды. В годы войны ЦК партии превратился в аппарат Государственного комитета обороны, которому была подчинена вся хозяйственная жизнь страны. Комитет руководил промышленностью, сельским хозяйством, культурой. Все советские и государственные органы, начиная с Совнаркома, были подчинены ЦК партии, который фактически взял на себя всю исполнительную власть. В условиях военного времени это было необходимо. Но вот кончилась война, и ХIХ съезд партии открывал перед страной совсем иные перспективы. Решения съезда по кадровым вопросам предполагали коренным образом изменить функциональную роль партии в государстве. Сейчас, когда Бобков размышляет над всем этим, ему представляется, что партия постепенно начинала отходить от хозяйственных дел. Недаром съезд предлагал новую структуру руководства партии: вместо Политбюро был создан Президиум ЦК, в составе которого появилось много новых имен, главным образом, людей молодых, энергичных, как тогда представлялось — лучшая часть интеллектуальных сил. Съезд избрал в Президиум ЦК 25 членов и 11 кандидатов.