Он не мог не согласиться с тем, что в подобном исходе было немало разумного и соблазнительного и вместе с тем оскорбительного и позорного. Кем тогда он предстанет перед римским народом?

Тиберий останется на Родосе, а Юлия навсегда покинет Рим, - жестко произнес он после мучительных раздумий, - Что не излечивают лекарства, то лечит железо, что железо не излечивает, то лечит огонь. Что даже огонь не лечит, то следует признать неизлечимым.

Ливия поняла, что перечить бессмысленно. Если муж утверждался в какой-то мысли, ничто уже не могло заставить его отступить.

Юл Антоний послушно вскрыл себе вены; Цестий Галл, принося по пути жертвы, отправился в Лугудун; Юлия, отравленная депрессией, бродила по острову Пандатерия, дико оглядывалась на примитивное жилище, сколоченное из бревен, где ей предстояло провести остаток жизни, если только не случится чудо и отец не изменит своего решения, когда-нибудь… А пока Август отказал ей в прощальной встрече, не позволил даже повидать детей. Она шла вдоль берега, обходила поросшие мхом валуны и всматривалась с тоской в горизонт. Холодные глаза охранников неотступно следовали за ней.

За всеми этими событиями Анций, ни в чем не уверенный, следил из дому. "До окончания следствия никуда не отлучайся, - сухо сказал Август, - Ты можешь понадобиться". Он не отлучался, сидел в своем особняке безвылазно. Каждое утро давал инструкции Мустию или Музонию, которого он, жалея, нанял и тот жил теперь в одной комнате с братом, помогая справляться по хозяйству или рисуя портреты домашних рабов. Поочередно один из братьев уходил на целый день в город и доставлял к вечеру все последние новости. Постепенно слухи начали увядать, как увядают по осени садовые цветы, римская публика жила в ожидании каких-нибудь новых потрясений, а Анций жил в ожидании известий с Палатина. Но один бесплодный месяц следовал за другим бесплодным месяцем и ничего не происходило. От палатинского холма веяло подозрительным безразличием.

Все чувства Анция обострились, он слышал едва различимые звуки и шорохи, до него доносились из сада не смешанные, как раньше, запахи, а каждый запах в отдельности, ласки Роксаны возбуждали не только тело, но проникали куда-то в самую глубь, рождая непривычную сентиментальность. Он вспоминал мальчика-жреца из Умбрии и думал о том, что у него было очень неприятное лицо, такое же неприятное, как у того птицегадателя из Помпеи. Он с трудом сдерживал себя от проявления истинных чувств, когда смотрел на Харикла, забавляющегося играми в перестильном* дворе.

Местрий регулярно навещал брата, замечал перемены, обеспокоенно задумывался, но с расспросами не лез.

Наконец через полгода он получил знак явиться во дворец.

- Наместник Египта, Элий Галл обвиняет тебя в попытке покушения на свою жизнь. В александрийской тюрьме признательные показания дали двое - пивовар из Мемфиса по имени Герпаисий и некий бродяга Пекат. Они клянутся, что ты подговаривал их убить римского наместника, заплатил крупную сумму и грозил смертью в случае, если они вздумают отказаться от поручения.

Лицо Августа было непроницаемо, он стоял, сцепив пальцы за спиной. За столом сидел Марк Помпей Макр, перед ним лежала навощеная дощечка, в руке он держал стиль. За спиной принцепса была видна лысина юриста Атея Капитона, которого Анций иногда встречал на Палатине, но не предполагал увидеть его здесь - Атей был назойливо льстив и Август держал его на расстоянии. Но видно лесть способна преодолевать любые расстояния.

- Но, Цезарь, Герпаисий и Пекат…

- Об этом говорить поздно. Из Александрии, тщательно все проверив, вернулся Гней Кальпурний Пизон. Тебя хотят предать суду.

Анций умолк. Неожиданное спокойствие овладело им: пусть все идет так, как идет; доверься судьбе, она никогда не ошибается.

- Но суда не будет, и помня о твоих заслугах, я решил отправить тебя в Виенну* . Это не ссылка, я поручаю тебе снестись с вождями альпийских племен винделиков и салассов, которым я не склонен доверять: они варвары и тяготеют к союзу с другими варварами - с квадами, гермундурами, бруктерами, херусками и прочими племенами. Надеюсь, твой опыт окажется полезным и римским легионам не придется опять усмирять дикий север.

Из затемненной ниши выступила нескладная фигура Ливии, она приблизилась к Августу, окатила его хлесткой волной гнева и, не произнеся ни слова, удалилась.

- Тебе надлежит выехать через три дня и оставаться в Виенне столько, сколько потребуется.

Первым делом Анций осуществил давно задуманное - в присутствии свидетелей подарил Роксане свободу. Во время короткой процедуры египтянка недоуменно улыбалась: зачем ей свобода, ей и так хорошо, господин ласков, а в последние дни нежен, как никогда, в доме все слушаются ее, а Харикл прижимается к ней, как к матери.

Затем он занялся бумагами, удостоверяя права Роксаны на недвижимость; составил завещание, разделив накопления между Роксаной, Местрием и Хариклом. Десятую часть завещал Августу* .

Надолго уединился с братом, после чего Местрий вышел с просветленным лицом, разыскал Харикла, присел возле него и завел разговор. Мальчику исполнилось уже девять лет, его посещал грамматик и он, не смущаясь, отвечал на вопросы лекаря, к виду которого успел привыкнуть.

В последнюю ночь Анций не сомкнул глаз, он никак не мог насытиться близостью с Роксаной, он пил и пил без устали из этого блаженного источника.

Если я когда-нибудь вернусь в Рим, ты станешь моей женой, - сказал он ей на прощанье. Страх перед мальчиком-жрецом, прислужником Клитумна отступил и слова его прозвучали с непоколебимой решимостью.

Но вернусь ли я когда-нибудь? - задавал он себе вопрос, оглядываясь на Капенские ворота и устремляясь в далекий незнакомый ему дикий край, в страну варваров.

* комиции - народные собрания.

* округ для голосования

* перистиль - портик, опоясывающий замкнутое пространство (перистильный двор).

* ныне Вена

* таков был обычай, который изредка нарушался; известно, что Августа подобное невнимание злило.

Конец первой части.