Только теперь Куцый, наконец, направился к вокзалу. Сначала он хотел идти пешком, но при виде проезжающей патрульной машины поспешно свернул к остановке и залез в подошедший автобус. Платить, по обыкновению, Сашка не стал, ехать было всего две остановки. В Кривове вокзал и автовокзал помещались на одной площади, с разных сторон. За последние годы к ним пристроились множество кафешек и забегаловок. Червь, съедающий Сашку изнутри, заставил его свернуть к одной из них. Он взял бутылку водки, два куска селедки, и отошел к крайнему столику. Он выпил первые сто грамм, когда в кафе вошли два таксиста.
— Нинка, налей-ка нам минералки похолодней, остуди душу, — с порога крикнул один из них, жизнерадостный весельчак.
— Может, лучше пивка, для рывка? — Засмеялась продавщица.
— Не, ну его нахрен, это пиво. Сегодня ментов по городу, ужас сколько. Сейчас возил мужика в Покровку, так на выезде всех подряд останавливали, даже автобусы.
— А что случилось то? — удивилась Нинка.
— Да, уголовника какого-то ловят. Сбежал, похоже.
— А что он сделал? — скучающей проводнице все было интересно.
— Что сделал, не говорят, — заметил второй таксист, — но приметы у него вполне конкретные: низкорослый, морда в шрамах, одет в серое трико и черную майку.
— Так что смотри, увидишь такого, сразу хватай, и тащи в милицию, — засмеялся весельчак.
Услышав это, Куцый застыл со стаканом в руках. А он ведь как раз хотел сесть на маршрутку, и добраться до Железногорска.
Одет он был сейчас неплохо, но проклятые синяки и шрамы сразу привлекали к нему внимание. Выпив еще сто грамм, Сашка завинтил пробку, сунул бутылку в рукав, и на ватных ногах вышел на улицу.
"Может, сесть на электричку?" — подумал он. Но, издалека глянув на электронные вокзальные часы, вспомнил, что ближайшая электричка до Железногорска будет через час, а значит, этот час придется болтаться на глазах у железнодорожной милиции. Тогда, он поглубже надвинул на брови свою бейсболку, и пошел на остановку городского автобуса.
Ему нужен был автобус номер шесть, идущий в самый крайний район города. Оттуда он уже хотел выбраться из города пешком, через дачи. Может, это бы и удалось, если бы Сашка по привычке не стал брать билет. Народу было много, но не чрезмерно, не как в час пик. Пробравшись к заднему стеклу, он уставился в окно, надеясь, что с его маленьким ростом его не заметят. Но от зоркого кондуктора не укрылось наглое пренебрежение общественными обязанностями.
— Эй, там, на задней площадке, передавайте за проезд! Мужчина в синей бейсболке, оплачивайте проезд.
Куцый сделал вид, что это его не касается. Кондуктор, поняв, что проблема более сложная, чем она думала, слезла со своего возвышения, и начала, расталкивая пассажиров, пробираться назад. Куцый почувствовал, как его резко дернули за плечо. Обернувшись, он увидел перед собой лицо разъяренной женщины лет сорока пяти. За день работы в этой удушающей жаре нервы у Ольки Михайловны Климкиной были взвинчены до предела. Ее даже не смутила эта страшная, вся в синяках и шрамах рожа. Таких она очень много повидала за десять лет своей кондукторской жизни.
— Так, ну ты что, ты самый хитрый, да?! Ну-ка, плати, давай! — закричала она.
— Я платил уже, — начал «петь» свою обычную легенду Куцый, — ты че, забыла что ли? Совсем с ума сошла?
— Ну, как же! Я полная дура! Что, думаешь, я совсем дура, что ли? Как же я тебя такого красивого не запомню. Плати, давай!
— Да, платил я, сейчас билет покажу.
Он начал шарить по карманам, сам, при этом косясь в окно. Увы, ехать надо было еще остановок пять, и сколько не тяни время, надо было что-то говорить.
— Ну, и где твой билет! — грозно спросила кондуктор.
— Да, здесь! — Куцый усилил свои поиски, потом начал осматривать пол вокруг себя. — Выронил, наверно.
— Ну, ну, начал танцевать, — ехидно вскрикнула Ольга Михайловна. — Плати, давай! Иначе сейчас ссажу!
Она дернула его за рукав, Сашкина рука так же невольно дернулась вниз, и бутылка, до этого удерживаемая только сгибом локтя вывалилась наружу. Она не разбилась, но от вида катящейся по полу бутылки озверели оба спорщика.
— Ага, на бутылку у тебя деньги есть, а на проезд пяти рублей не найдешь, да?! — Закричала кондуктор.
— Ты, сука, ты что делаешь то?! Я тебя сейчас пришибу за такое!
Сашка нагнулся, чтобы поднять свою радость, а разошедшаяся женщина толкнула его в зад, от чего тот плашмя расстелился на полу. Не удержавшись, Ольга Михайловна ткнула его ногой в тощий зад. Удар получился болезненный, в кость, и Сашка снова взорвался.
— Ты, падла! Ты что делаешь?! Я тебя сейчас пришибу, сучку!
Он поднялся на ноги, и двинулся на кондуктора.
— Я тебя сейчас сама пришибу, — сказала женщина, и, повернувшись в сторону шофера, закричала тому через весь салон. — Юра-Юра, останови автобус! Ссадить надо тут одного, особо наглого.
Автобус тут же остановился, зашипели простуженными голосами манжеты открывающиеся двери.
— Выходи! Освободите ему выход! — заорала кондуктор, и народ послушно расступился перед дверями. Куцый сейчас плохо соображал от злости. Он, в сопровождении толчков в спину разошедшейся женщины двинулся, было, к выходу, но, уже ступив на первую ступеньку, резко развернулся, и со всей силы ударил ее бутылкой по лицу. Кондуктор охнула, схватилась обеими руками за лицо, и медленно осела на пол. Из-под ее пальцев обильно хлынула кровь. Сашка же выскочил наружу, и побежал за угол ближайшего дома. Вслед ему неслись возбужденные голоса пассажиров.
— Держите его, гада! Смотри что делает!
— Вот сволочь!
— Что, убил кого?!
С помощью пассажиров женщину вывели из автобуса, кто-то из мужчин дал ей носовой платок.
Экипаж патрульно-постовой службы возглавляемый тем самым сержантом Олегом ехал в том же направлении что автобус номер шесть совсем по другим делам. Но, увидев остановившийся в неположенном месте автобус, толпу возбужденного народа, и главное, окровавленную женщину, Олег сразу велел шоферу свернуть к месту происшествия.
— Что случилось? В чем дело? — спросил он, подходя к толпе.
— Хулиган, ударил кондуктора по лицу бутылкой, — пояснил самый обстоятельный из свидетелей, пенсионер с овощной корзинкой в руке.
Олег быстро оценил обстановку.
— Так, вызови «скорую», скажи, у женщины сломан нос и сотрясение мозга, — велел он своему напарнику.
— Приметы это козла можете описать? — спросил он, вернувшись.
— Невысокий, такой, широкоплечий, в синей ветровке, в синей бейсболке, — начал припоминать пенсионер.
— Морда вся в синяках и шрамах, — подсказала ему бабушка, стоявшая рядом с Сашкой, и наиболее долго вынужденная любоваться личиком Куцего.
— Глаза мутные, как у желтушника, — дополнил и высокий парень, нервно куривший сигарету, и все поглядывающий на часы.
Это уже показалось Олегу чем-то знакомым.
— Постой, какие трико на нем были, какого цвета, кто-нибудь помнит?
— Серые, — сразу вспомнил парень. — Мы не скоро поедем?
— Нет. А под ветровкой что было?
— Черная майка.
— Все понятно!
Он отбежал к машине, торопливо схватился за микрофон рации.
— Двадцать шесть-сорок два вызывает Семеновку. Куценко видели в районе улицы Володарской. Он ехал в автобусе шестого маршрута, ударил кондуктора бутылкой по лицу, сломал женщине нос, похоже и на сотрясение мозга. Был одет в синюю ветровку и синюю бейсболку. Скрылся в районе, примыкающем к кладбищу.
— Семеновка, вас поняли. Этот же парень час назад тяжело ранил молодого узбека. Сделал ему «розочку» отбитым горлышком. Оставайся в том районе, сейчас пришлем подкрепление. Попробуйте его найти сами.
— Хорошо.
Как раз подъехала «скорая», так что, объехав автобус, «шестерка» патрульной службы свернула во двор дома, куда забежал Куценко. Того, конечно, давно там уже не было, и, поколесив по дворам, машина выехала к большому массиву гаражей. Дорога, ведущая к городскому кладбищу и дачам, просматривалась до самого горизонта, но никого похожего фигурой на Куценко на ней сейчас не было видно.