Морис Метерлинк когда-то сказал, что тот, кто пишет о термитах, возвышает их над муравьями, а автор книги об осах склонен признавать за ними качества, которые он не желает замечать у пчел. Так и многие египтологи встали на защиту приоритета «своей культуры». Однако доводы Грозного «под тяжестью неопровержимых улик» возобладали в мировой науке. Но произошло это много позднее…
Тогда, в 1901 году, в Берлине Грозный находился еще в самом начале пути, который привел его к этой большой работе, на той стадии, когда ученый еще только ищет, собирает и оценивает материал, не зная, как он его использует и сможет ли использовать вообще. Весьма ценные сведения о сельском хозяйстве могли дать, например, религиозные тексты: перечни пожертвований натурой, названия жертв, храмовые описи и, разумеется, стихи, посвященные богам природы, «милостью которых только и всходит из земли вместо желудя колос тучный». Наряду с остальным Грозный принялся за изучение «Гимнов в честь бога Ниниба» и, как и надлежит подлинному ученому, штудировал их основательно в оригинале. Он сравнивал их двуязычные тексты на шумерском и вавилонском языках, постоянно наталкиваясь на несоответствия. С трудностями ему пришлось столкнуться уже в связи с самим именем этого бога природы: существует ли вообще в вавилонской мифологии бог Ниниб? Он обращается к профессору Делицшу с просьбой о консультации. Долго сидят эти два человека над текстами, на этот раз уже как равный с равным, потому что перед лицом проблемы в науке исчезает авторитет титула.
— Вопрос не решить, пока не будут опубликованы другие гимны, — говорит профессор Делицш, и он прав.
— А где находятся неопубликованные оригиналы? — спрашивает Грозный.
— В Лондоне.
— Не мог бы я съездить взглянуть на них?
Тугой на ухо Делицш заставляет повторить вопрос и после паузы отвечает:
— Я дам вам рекомендацию!
Неделю спустя после их разговора — это было в мае 1902 года — Грозный впервые увидел море. Потом на свинцовом горизонте появились белые утесы Дувра. И когда по прошествии двух месяцев они снова пропали из виду, Грозный испытал удовлетворение от того, что дни и ночи, проведенные в унылом здании Британского музея, не прошли даром. Он снял копии с еще не изданных фрагментов и сравнил их с опубликованным шумеро-вавилонским текстом. Он обнаружил, во-первых, «что их героем является бог Нинурта, определяющий судьбу отдельных минералов» (тем самым Грозный покончил с несуществовавшим Нинибом), и, во-вторых, «что это отнюдь не гимн, а фрагмент обширного эпоса, от которого уцелели две большие поэмы».
Реконструированные тексты Грозный переписал, перевел и снабдил обстоятельным филологическим комментарием (для Нинурты он еще тогда же предложил прочтение Нин-раг). В 1903 году берлинское Переднеазиатское общество издало их под названием «Шумеро-вавилонские мифы о боге Нинраге (Нинибе)». И каким бы второстепенным ни казалось нам значение этой работы — как с точки зрения интересов современного человека, так и в свете дальнейших открытий Грозного, — случилось то, что не часто случается с трудами подобного рода: в 1914 году она вышла вторым изданием!
Чудесное место, хотя и без жалованья
Однако научные успехи в те времена были одно, а возможности научной работы — совсем другое. Грозный уезжал из Берлина, не зная, на какие средства он будет существовать. Выплата пособия была прекращена, штатные ассистентские места оказались занятыми, не говоря уже о том, что ассистентского жалованья не хватало даже на жизнь впроголодь. Что делать человеку с исключительными познаниями, относящимися к XX веку до нашей эры, в начале XX века нашей эры?
На сей раз речь шла не о деньгах древней Вавилонии, а о деньгах и существовании в современной Австро-Венгрии и в первую очередь об устройстве своей жизни. Постараться найти место в Колине, который расположен хотя и на прекрасной равнине, но далеко от крутых вершин науки? Обучать в гимназии предметам, которыми он не занимался с гимназических лет? Исчезнуть, как Прашек, и заниматься где-нибудь ориенталистикой на досуге, лишь для развлечения, как другие гоняют голубей? Вправе ли он отказаться от своей цели — а, собственно, какой цели? Назовем это лучше увлечением, мечтой, страстью: исследовать историю древнего Востока, идти за фаустовским «неведомым, которое влечет», проникать в то, чего мир еще не ведает, познавать для себя и для мира!
Во всей империи было единственное место, где он мог продолжать заниматься ориенталистикой, где были библиотеки со специальной литературой и музейные коллекции памятников материальной культуры. Таким местом была Вена. Но получит ли он там работу?
Он получил ее. Не без труда и после настойчивого вмешательства своих бывших профессоров. Он стал практикантом венской университетской библиотеки и был доволен, что получил доступ ко всем книгам, что все новинки проходили через его руки. «Чудное место, — пишет он в сентябре 1902 года Ю.В. Прашеку, — хотя я пока без жалованья, но зато вечерами свободен».
Целых 16 лет прослужил Бедржих Грозный в венской университетской библиотеке. В первый год он не получал жалованья. Он никогда не рассказывал, на что жил в это время и какова приблизительно была калорийность его ежедневного рациона. После всех мытарств он был занесен в список состоявших на жалованье и продвигался по служебной лестнице обычным черепашьим шагом государственных служащих по разряду просвещения. В 1909 году он получил наконец штатное место и звание библиотекаря, после чего отважился на женитьбу. Барышня Власта Прохазкова очень скоро поняла, что жизнь с этим «несколько непрактичным» человеком не всегда легка; однако их сорокатрехлетнее супружество показало, что у великих людей не обязательно должны быть «невыносимые» жены, что это скорее предрассудок, чем статистически доказанный факт. Начало карьеры Грозного было не из удачных. От неоплачиваемого практиканта требовали, чтоб он вел себя тише воды ниже травы и при каждом случае выражал восторг по поводу того, что он вообще существует. Но Грозный проявил «неслыханную дерзость» — в конце 1903 года он подал прошение о «внеочередном отпуске с целью научной экспедиции в Святую землю». Надворный советник Хаас, директор библиотеки, ипохондрик, который никогда не улыбался и даже похоронные обряды считал за увеселение, просьбу с вышеприведенной мотивировкой отклонил и в наказание перевел Грозного в абонемент. Это были страшащие всех «галеры»: сотрудники не покладая рук таскали там корзины с книгами, которые они перед тем, как выдать читателям, должны были быстро просмотреть и зарегистрировать. «Работа каменщиков на строительстве Вавилонской башни вряд ли была более спешной и изнурительной». Грозный выдержал и это, а потом пришло «указание свыше».
За этим указанием стоял профессор Э. Селлин, семитолог и знаток Библии, у которого Грозный еще на богословском факультете занимался еврейским языком. В 1903 году он возвратился из успешной экспедиции в Палестину, где на горе Таанак нашел помимо прочего четыре клинописные таблицы. Он вспомнил о своем ученике и поручил ему расшифровать их. Грозный успешно справился с этой задачей, он перевел таблицы, истолковал и прокомментировал их, опубликовав потом всю работу в «Сообщениях Венской академии наук» («Клинописные тексты с Тааннека», 1904). Теперь ему предстояло сопровождать Селлина в новой палестинской экспедиции в качестве ассириолога, чтобы непосредственно на месте раскопок переводить клинописные тексты, найти которые они надеялись.
«Горя желанием узнать эти для нас, европейцев, загадочные края», он собрался в дорогу. Упаковал ассириологическую литературу, в которой, как ему казалось, он будет нуждаться, и не без колебаний распаковал ее снова, вынув все книги, «за исключением нескольких совершенно необходимых»; нужно было освободить место для предметов личного пользования, которые ему посоветовал прихватить с собой Селлин. Наконец наступил день, когда Грозный со своим профессором сел в вагон первого класса Восточного экспресса, и тот помчал его, до крайности взволнованного, на юго-восток. Основной мыслью, которая занимала Грозного, была разница в стоимости билета первого и третьего класса. Он мог бы безбедно жить на нее по крайней мере два месяца!