В клинообразных надписях слово re’em упоминается бесчисленное число раз, а алебастровые барельефы ассирийских царских дворцов наглядно представляют нам его изображение.

Царь Навуходоносор рассказывает, что он украсил посвящённые богине Истар ворота Вавилона огромными плитами, на которых были изображены re’em и идущие на хвосте огромные змеи. Находка этих ворот на полях развалин Вавилова и очищение их от слоёв земли, на глубине 14 метров, где уже начинается подпочвенная вода, составляет одну из важных заслуг Германского Восточного Общества.

Да будут благословенны холмы, лежащие на осенённом пальмами берегу Евфрата! Как радостно забились сердца исследователей, когда, после долгого копания в земле под палящими лучами солнца, перед их взорами внезапно появилась желанная постройка и на одной из упомянутых плит прочли «Ворота Истар», и мало–помалу огромные двойные ворота Вавилона, обращенные на север тремя величественными башнями, выступили из земли в прекрасно сохранившемся виде! И что же? Куда бы ни бросили мы взор: на боковые ли плоскости башен или на внутренние стороны прохода, — всё кишит рельефными, в верхних рядах пёстро эмальгированными, изображениями re’em’а, выделяющимися на тёмно-голубом фоне поразительно красивыми тонами красок.

«Полный силы, выступает дикий бык крупными шагами. Его голова гордо поднята, рога угрожающе наклонены вперёд, уши прижаты к голове, ноздри раздуты, крепко напряжены упругие мускулы. Всё изображение вполне сходно с природой, но облагорожено!» Если гладкая шерсть животного белого цвета, то рога и копыта покрыты золотой краской; если шерсть жёлтая, — копыта и рога малахитового цвета; кончик хвоста в обоих случаях тёмно–голубой.

Но самое красивое впечатление производит белый re’em, у которого как рога и копыта, так и кончик хвоста окрашены в тёмно–голубой цвет.

Таков re’em по рисункам на воротах Истар, через которые вела дорога процессий Мардука, re’em, не менее прекрасный, чем всем известный «лев Вавилона», украшающий эту дорогу.

Германскому Восточному Обществу удалось найти изображения и другого библейского сказочного зверя известного нам из уроков Священной истории, — изображение, производившее на всех побывавших во дворце Навуходоносора ошеломляющее впечатление — я говорю о вавилонском драконе. «С вытянутой вперёд шеей и злым, угрожающим взглядом идёт чудовище» — это змея, если судить по продолговатой с двумя языками голове, длинному чешуйчатому телу и извивающемуся хвосту; но в то же время у него передние ноги напоминают пантеру, а задние вооружены огромными птичьими когтями. На лбу у него длинные, прямые рога, а на конце хвоста — жало скорпиона.

Благодаря подобным разъяснениям и иллюстрациям, ассириология снова возвращает доверие столь яростно с недавнего времени оспариваемым преданиям Ветхого Завета.

Встречая в своих исследованиях множество весьма трудных текстов, полных редко встречающихся слов и оборотов, ассириологи понимают, что и в Ветхом Завете существует целая масса редко, иногда лишь один раз, встречающихся слов. Они пробуют объяснить их из взаимной связи и очень часто труды их вознаграждаются тем, что они находят те же самые слова и фразы в ассирийских текстах.

Они убеждаются таким образом, в какое роковое заблуждение впадает современная экзегетика, пытаясь растолковать подобным странные слова и фразы, коверкая их и очень часто придумывая для них самые глупые значения.

Право, всякий, кто любит Ветхий Завет, должен, насколько может, содействовать извлечению тысяч глиняных табличек и других письменных памятников, лежащих погребёнными под холмами Вавилона, возможно быстрое открытие которых позволит нам с ещё большей уверенностью разбираться в трудных текстах библейского повествования.

Даже целые рассказы из Ветхого Завета являются теперь пред нами в новом освещении. Так, например, с малых лет мы усваиваем бессмысленное повествование о превращении царя Навуходоносора в зверя. Мы читаем в книге пророка Даниила (Дан. IV, 26–34), как этот царь Вавилона, расхаживая по царским чертогам и любуясь великолепием построенного им города, услышал вдруг с неба голос, предсказывавший, что он будет отлучён от людей, будет жить вместе с зверями, питаясь травой. Так и случилось: Навуходоносор, как бык, ел в пустыне траву, «и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли, как у льва, и ногти у него — как у птицы». И всё же никогда, по крайней мере после появления книги Эбер. Шрадера «О сумасшествии Навуходоносора», ни один воспитатель юношества не решился передавать этот рассказ, не указав на то, что в более чистой, первоначальной форме мы встречаем этот рассказ в одном переданном Абиденом халдейском предании. Предание это гласит, что Навуходоносор, достигнув вершины своего могущества, взошёл на царскую башню и, вдохновлённый божеством, воскликунул: «Я, Навуходоносор, возвещаю вам о близком бедствии. Ни Бел, ни царица Бельтис не имеют силы убедить богинь судьбы отклонить его. Придёт Перс (т. е. Кир) и обратит вас в рабство. О, если бы, прежде чем погибнуть мои сограждане… он был прогнан в пустыню, где нет ни городов, ни даже следов человеческих, и он блуждал бы там в одиночестве среди оврагов и ущелий, где бродят лишь дикие звери, да проносятся хищные птицы. А мне… да будет в удел лучший конец!»

Легко заметить, что еврейский писатель передал вавилонское сказание, лишь слегка видоизменив его; а что истинное содержание этого рассказа было ему хорошо известно, это мы можем видеть из 16 стиха. То, что Навуходоносор желает врагу халдеев, составитель собранных в книге пророка Даниила рассказов, полных ошибок и неточностей, заставляет пережить самого Навуходоносора, чтобы таким образом наглядно показать своим преследуемым Антиохом Епифаном соотечественникам, что Бог поразил Своим гневом даже столь могущественного царя за то, что он осмелился восстать против Иеговы.

Когда мы, наконец, научимся различать в Ветхом Завете форму от внутреннего содержания?

Две глубокие истины мы можем вывести из книги пророка Ионы: никто не может уйти от Божьего гнева и ни один смертный не в состоянии знать, насколько велико долготерпение и милосердие Бога. Но форма, в которую облечены эти истины, обладает чисто восточной фантастичностью, и если бы мы ещё и теперь стали верить, что Иона пел во чреве кита псалмы, часть которых была сочинена лишь несколько столетий после гибели Ниневии, или что царь Ниневии настолько далеко заходил в своём покаянии, что отдал приказ даже на быков и овец одеть вретища, — то мы погрешили бы против данного нам Богом разума. Всё это однако мелочи, отступающие на задний план перед более яркими фактами.

О, если бы молодые теологи были знакомы со странами Востока и не только с городами, но особенно с пустыней — с нравами и обычаями бедуинов, нисколько не изменившимися с тех далёких времён и глубоко проникнутыми своеобразными воззрениями и представлениями Востока! Если бы они послушали в палатках пустыни арабские сказки или описания тех или других случаев из жизни самих бедуинов, полные живой, бьющей ключом фантазии, описания, часто выходящие из границ действительной жизни! Им открылся бы совершенно новый мир, знание которого сделало бы для них более понятными такие чисто восточные произведения, как Ветхий, а отчасти и Новый Завет.