Цель раздробить мощный шведский флот была достигнута.

Ватранг, однако, еще более ослабил свои силы: он послал к бухте Тверминне отряд контр-адмирала Лилье из восьми линейных кораблей, одного фрегата и двух бомбардирских судов. Этот отряд намеревался атаковать главные силы русского галерного флота.

Так умелые действия русских флотоводцев вынудили шведов распылить свои силы, и теперь борьба с каждой отдельной эскадрой представлялась более легкой.

Русские решились на прорыв.

26 июля выдался чудесный тихий день. Лучшей погоды для осуществления плана русских адмиралов нельзя было и желать. Во время штиля парусные корабли были обречены на неподвижность, а гребные суда могли беспрепятственно маневрировать: ведь они двигались людской силой.

Работа гребцов на галерах и скампавеях была настолько изнурительной, что ее обычно возлагали на невольников: на пленных турок и шведов, на каторжников. Одетые в лохмотья, голодные, они с зари до зари махали длинными веслами, настолько тяжелыми, что каждое весло приводили в движение три-четыре человека. Безветрие было бедой для галерников, но об этом меньше всего думали флотоводцы, строя планы боевых действий.

Ватранг с отрядом больших кораблей стоял невдалеке от берега, чтобы не дать неприятельским галерам проскользнуть по мелководью.

Каково же было изумление шведов, когда они увидели, что флотилия из двадцати русских галер и скампавей вышла на простор и обходит эскадру Ватранга мористее! Это шла флотилия Змаевича.

На шведских кораблях поднялась страшная суматоха. Залились боцманские свистки, загуляли линьки[131] по матросским спинам, начался поспешный спуск шлюпок, чтобы на веслах отбуксировать от берега корабли и преградить путь русским галерам. Но не такое простое дело буксировать громаду линейного корабля. Прежде чем шведский флот едва заметно сдвинулся с места, за флотилией Змаевича прорвалась другая — из пятнадцати галер и скампавей под командой бригадира Лефорта.

Адмирал Ватранг готов был от бешенства рвать на голове волосы.

Флотилии Змаевича и Лефорта направились в Рилакс-фиорд,[132] где и заперли эскадру Эреншельда.

В три часа дня царь Петр и Апраксин отправились по сухопутью к Рилакс-фиорду, чтобы там руководить боем против Эреншельда.

День 26 июля изменил положение враждующих сторон и значительно улучшил позиции русского флота.

Вечером адмирал Ватранг заявил:

— Завтра русские нас не обманут, мы изменим свое расположение.

Ночью его эскадра оттянулась от берега, и теперь противник уже не смог бы повторить маневр, так удачно проделанный накануне. Вместе с тем Ватранг отправил Лилье приказ вернуться, чтобы надежнее запереть проход к Аландам.

Утром 27 июля Лилье возвратился и присоединился к главным силам Ватранга. Но русских это не испугало, и они осуществили новый дерзостный и хитроумный маневр: они двинули второй отряд галер между шведским флотом и берегом!

Это была необычайно рискованная затея. Стоило подуть ветру, и он мог занести русские галеры в шхеры и на отмели. Вместе с тем и шведы получили бы возможность маневрировать, придвинуться к суше и разгромить противника артиллерийским огнем.

Но ветра не было, море осталось спокойным. Шестьдесят четыре галеры второго отряда шли под берегом, насмехаясь над безвредными снарядами шведских пушек, не долетавшими до цели.

Адмирал Ватранг бесновался. Он разогнал всю свою свиту, ругался, топал ногами и, наконец, так грохнул подзорной трубой о перила капитанского мостика, что из нее посыпались осколки. Не в меру услужливый юнга притащил из адмиральской каюты запасную; Ватранг рявкнул на него, бедняга со страху скатился в трюм и спрятался среди бочек.

Шведские ядра подымали эффектные фонтаны воды, а весла на русских галерах ударяли мерно, в такт барабанам, гребцы, ежась под плетками надсмотрщиков, гребли изо всех сил, и скоро флотилия миновала опасное место.

Пришел черед расправиться с Эреншельдом, напрасно терявшим время у фальшивой переволоки.

Увидев приближение русских галер, Эреншельд понял безвыходность своего положения, но это был старый морской волк. Он решил обороняться до последней возможности и занял крепкую позицию в проливе между двумя островами. Фрегат он поставил в центре, с каждой стороны подступы к нему охраняли по три галеры. Шведские суда расположились полумесяцем, обращенным вогнутой стороной к противнику. Это позволяло вести массированный огонь из ста шестнадцати пушек, которыми располагал Эреншельд. Русские же могли отвечать только из одной носовой пушки с каждой скампавеи, и пушки эти были небольшого калибра.

Русская флотилия выстроилась тремя линиями. Передовой командовал сам Петр, среднюю занимали двадцать девять скампавей Змаевича, Лефорта, Волкова. Задняя линия составляла резерв атакующих.

Баталия началась в два часа дня. Забили барабаны на русских галерах, давая такт гребле, и авангард Петра в составе двадцати трех скампавей двинулся на шведов.

Царь стоял на носу галеры без шляпы, встречный ветерок колыхал его длинные волосы, глаза Петра пронзительно смотрели вперед. Опираясь на трость, царь говорил окружающим:

— День сей, двадцать седьмое, зело для меня благоприятен! Двадцать седьмого июня разгромили мы шведов на суше,[133] двадцать седьмого июля покончим с могуществом их на море.

Но не так легко было справиться с Эреншельдом, поседевшим на долгой морской службе. Губительный огонь противника отбил одну за другой две атаки, направленные на центр шведской эскадры.

Петр изменил тактику. Скампавеи, как стая борзых на крупную дичь, набросились на шведские галеры. Беря врага на абордаж, они высаживали пехотинцев на палубы шведских судов, и там завязывался ожесточенный бой.

Артиллерия смолкла, и лишь трещали ружейные и пистолетные выстрелы, мелькали в воздухе тесаки, сабли, абордажные пики да слышались яростные крики бойцов.

Флаги на шведских галерах упали один за другим, и наступила очередь «Элефанда», казавшегося великаном среди русских скампавей. «Прозерпина» первой сцепилась с фрегатом.

Бой был упорный. Кирилл Воскресенский во главе своих солдат и матросов теснил шведов к корме фрегата. Рослый детина выстрелил ему в лицо, но пуля только обожгла левую щеку Кирилла, и шпага офицера пронзила грудь противника. Марков дрался бок о бок с Воскресенским. Он раскроил череп шведского матроса, замахнувшегося на поручика абордажной пикой.

Новые и новые отряды русских взбирались на «Элефанд». Сопротивление шведов слабело. Но пока матросы фрегата отчаянно дрались с русскими, с левого, еще свободного борта спустилась шлюпка, и в ней среди гребцов виден был маленький старик в адмиральском мундире, с перевязанной головой.

Первым заметил беглецов Марков.

— Кирилла Прокопьич, — заорал он, — смотри, ихний самый главный удирает!

— Черт! — выругался Воскресенский. — Это сам Эреншельд!

Собрав несколько матросов и солдат, Кирилл бросился в шлюпку, колыхавшуюся у борта фрегата. Эреншельда удалось настигнуть у самого берега.

— Молодчина! — сказал Петр Воскресенскому, когда тот подвел к нему ослабевшего от раны адмирала. — Как звать тебя?

— Поручик Воскресенский, ваше величество!

— Из Навигацкой?

— Так точно, ваше величество!

— Помню, помню тебя! До адмирала дослужишься?

— Рад стараться, ваше величество! — гаркнул обезумевший от счастья Воскресенский.

— Ладно! — дружелюбно рассмеялся царь. — Отвези господина адмирала в лагерь, и пусть медикусы окажут ему всевозможную заботу. Старик заслужил сие своей храбростью![134]

Молодая столица[135] торжественно встретила победителей. Величавая процессия двигалась вверх по Неве. Ее открывали пленные корабли: «Элефанд», галеры, шхерботы. За ними следовали суда победителей, расцвеченные флагами, с матросами в белых рубашках, построенными на палубах, с оркестрами музыки.