Прямого убытка, при подписании договора Моравия не понесла.[76] Оломоуц обеспечивал себя воском, мёдом, изделиями из стекла, специями и оружием. Предварительный объём торговых операций оценивался в сто тысяч гривен. Подобного количества товара город не смог бы переварить и за сто лет, но тем и хорош был Оломоуц, что через него проходили торговые пути ко многим европейским городам. А значит, сюда будут съезжаться со всего мира, ставить свои представительства и расширять город, обходя Краков стороной.

В то время, пока гонец наполнял высушенную, обтянутую кожаными лентами тыкву водой, в комнате Штауфенов шёл урок. Высунув кончик языка, Павел старательно выводил карандашом буквы. На листе блокнота, расчерченном бледно-лиловыми линиями в клетку, появилось слово 'Мама'. Алфавит он выучил ещё вчера, зазубрив перед самым сном, как советовала госпожа. На всякий случай, на закопченной от дыма факелов стене, мелом была нацарапна шпаргалка, в сторону которой, мальчик иногда подглядывал.

– А теперь, – Нюра посмотрела, что написал паж, – ты напишешь своё имя.

От волнения, на лбу мальчика появилась испарина. Строгий муж госпожи поставил условие его пребывания на службе: выучиться писать за семь дней. На это время его освободили от всех работ. Обязательная тренировка с оружием была не в счёт. Но уже после неё, Павел валился с ног, желая поскорее избавиться от тяжеленной кольчуги, свисающей до коленей. Детские игры в рыцарей, не шли ни в какое сравнение с реальностью. Воинот нещадно бил палкой, когда не удавалось точно повторить движения, старательно показанные старым воином. Руки ныли под тяжестью дубового меча, ноги дрожали от постоянных приседаний, а зудящую от пота спину под поддоспешником, хотелось расчесать до крови.

– Не Равел, а Павел. Пиши по-русски. Латынью с тобой Гюнтер займётся, если сумеешь доказать ему, что способен.

На восьмой день был назначен экзамен. Нюра читала диктант под пристальным взглядом экзаменационной комиссии. Спасательная шпаргалга на стене была стёрта, оставалось рассчитывать только на свои силы. Всего только две ошибки можно было допустить, а ведь ещё вчера, при подготовке, их было восемь.

– Готово госпожа. – Павел отложил карандаш в сторону.

– Проверь ещё раз.

Пробежав глазами, но кривоватым буквам, мальчик обнаружил сначала одну, а затем ещё три ошибки. Подтерев резинкой, Павлик заменил 'О' на 'А', добавил вторую 'Н' и стёр целое слово, переписав его заново. Повторная проверка ошибок не выявила.

Дядя госпожи принял написанный диктант, прочитал, усмехнулся, что-то подправил своим карандашом и закрыл блокнот, киавя головой. Наступила вторая часть экзамена.

Во дворе замка, раздетый по пояс Воинот держал обнажённый меч на плече. На Павлика надели поддоспешник, натянули кольчугу и нахлобучили каску, затянув ремешок под подбородком. Астрид подвязал стальную рубаху кожаными ремешками, закрепил на левой руке маленький круглый щит, приказал подпрыгнуть и после этого протянул деревянный меч, сообщая условия экзамена.

– Ты должен не пропустить ни одного удара и добежать до шеста, разбив на нём горшок.

Посмотреть на финальную часть собрались даже стражники епископа. Гостислав принимал пари, ставя один к десяти на Воинота, причём свою ставку сделал на отрока, выложив в шапку шесть пфеннигов.

Короткими шажками Павел пошёл вперёд. Улыбающийся до этого Воинот вдруг изменился в лице, резко сбросил клинок с плеча и прочертил на утоптанной до твёрдости камня земле дворика замка полукруглую линию, прямо перед ногами мальчика. Возвратное движение было ещё более быстрым. Сталь просвистела буквально в вершке перед глазами и приподнятый щит, будь это настоящий удар, не смог бы прикрыть владельца.

Павлик отпрыгнул назад и в этот момент меч рассёк воздух рубящим ударом сверху вниз, замер посередине, отпрянул и ударил плашмя по краю щита, отбрасывая левую руку мальчика в сторону. Паж даже зажмуриться не успел, а Воинот снова держал меч на плече, показывая всем видом, что каждый удар был смертелен.

Но не зря старый воин гонял мальца до седьмого пота, объясняя, что в бою, кроме заученных приёмов необходимо импровизировать, придумывать что-то новое, изумлять противника.

Павел прыгнул на Воинота, занеся деревянный меч над головой и, вместо удара свернулся клубком, кувыркнулся, перекатываясь слева от воина. Острая сталь клинка опускалась вниз, кисть державшая меч немного повернулась, и замерла, удерживая смертельное оружие на расстоянии волоска от кольчуги кувыркающегося отрока. Воинот оценил приём по достоинству, придержав руку. Хлопка стали о кольчугу не последовало, меч мягко коснулся земли, а Павлик уже бежал к шесту с насаженным на нём горшком.

– Я смог! У меня получилось! – Кричал мальчик.

– Хрясь! – Тёмно-коричневый горшок с отколытым горлышком разлетелся вдребезги.

Воинот вновь улыбался. Способный ученик радовал учителя. Незаметно, швабец подмигнул Павлику.

Гостислав даже не выслушивал жидкие протесты стражников, усмотревшие поддавки.

– Вы бы так смогли? То-то. – Шапка с серебром встряхнулась, монетки звякнули, а так как на Павла никто не ставил, то Гостислав забрал выигрыш себе. – Сегодня я угощаю, Бедержих сварил знатное пиво.

Вечером пажа отпустили на побывку домой. На новой вельветовой коте был нашит шеврон с двумя медведями, закрывающий практически всю грудь. Немного странноватые шоссы не крепились шнурками к поясу, а были как обтягивающие портки, облегающие всю нижнию часть тела, не спадая, благодоря чудесному шнурку-резинке, много позже их назовут колготками. Сапоги были прежними, подаренные ещё на день рождения, только с небольшим улучшением. Вместо деревянной подошвы, появилась толстая кожаная подмётка и наборной каблук с крохотной подковой. Иржи, когда выполнял заказ, с трудом подыскал нужные куски кожи, шедшие только на доспехи. А за бронзовыми гвоздиками тексами, Астрид специально возвращался в замок. Тяжёлый шерстяной плащ с капюшоном, прячущий кортик, висевший на поясе, завершал наряд мальчика.

Открывшая дверь дома бабушка поначалу не признала внука, а корова, стоящая за высокой перегородкой, испуганно замычала. При свете лучины старушка осмотрела Павлика, потрогала пальцами материю одежды и расплакалась.

– Попрощаться пришёл?

– Да бабушка. Через три дня я уезжаю на Русь.

Мальчик прошёл в дом, развязал дорожный сидор, вынул толстую свечу и зажёг её от лучины, ставя на центр стола. После этого, на тёмные от времени доски лег свёрток с копчёным окороком и маленький кошелёк.

– Это моё жалование. Мне не нужно.

– Как так? А питаться, за что будешь? – Сквозь слёзы спросила бабушка.

– На службе кормят три раза в день и одевают. Сегодня меня приняли в оруженосцы.

– Тебя там не бьют?

– Бывает, но за дело. Воинот очень строгий учитель. Я научился грамоте, умею читать и писать.

Бабушка обняла внука и присела с ним на лавку. Весь вечер проговорили они, пока огарок свечи освещал стены родного дома. К еде они даже не притронулись. Павел рассказал о людях, с которыми он познакомился. О нравах, царящих в замке, о дне рождении и подарках. И самое главное, о том, что к нему относятся как к взрослому мужчине.

Рано утром, едва солнце забрезжило на Востоке, Павел вернулся в замок. Встречаться со своими друзьями он не стал. Детство и игры закончились. Увидит ли он их когда-нибудь? Навряд ли. Но судьба распорядилась немного иначе. После завтрака, Гюнтер послал Павла в купеческий дом, приказав найти Беньямина и срочно доставить купца в замок. Приказы исполнялись только бегом, и мальчик припустил со всех ног, выполняя своё первое поручение в качестве оруженосца. Через пятнадцать минут он уже стоял перед иудеем. Переводя дыхание, глотая слова, и немного сомневаясь, того ли он нашёл, Павел передал приказ.

– Господин требует Вас немедленно к себе.

– Так и немедленно? Тише, тише, не горячись отрок, – купец ласково улыбнулся, видя, что посыльный хватается рукой за кортик, – скажи мне, грозный воин, кто твой господин?