— Зачем так обижаешь меня, Яшмет? Ты же знаешь, как я переживаю за тебя! — не сдержала упрека Дилидин.

— Ты утаила от меня мою жизнь. Разлучила нас с Мириэль, — возразил он отчужденно.

— Я думала тогда, что так будет лучше. Каждый совершает ошибки. Прости меня. Ей же ты простил то, что она бросила тебя, когда ты был болен. Я сделала все, чтобы не потерять тебя.

— Ладно. Зачем ты звала меня?

Понимая, что он все еще держит обиду на нее в своем сердце, она чуть не расплакалась, но все же ответила:

— Яшмет, ты знаешь, что в руках у Мириэль страшное оружие. Почему ты не уничтожишь книги?

— Обманывать ее я больше не могу. Пусть она сама уничтожит их.

— Мириэль изменилась. Книги уже завладели ее сердцем. Она не в силах уничтожить их. Это должен сделать ты.

— Я ей верю, Дилидин. Она справится.

— Брат мой, не допусти, чтобы любовь ослепляла тебя. Ты же видел, она почти воспользовалась гибельным заклятьем однажды.

— Я был рядом, и этого не произошло.

— Она прибегнет к нему опять. Магия Моргота обволакивает и пленяет ее душу, поверь мне.

— Нет, Дилидин. Мириэль действует иначе, чем действовали бы мы, но у нее хватит силы победить тьму в себе.

— Ты упрямишься, Яшмет, и поступаешь не так, как учит наше племя. Ты убиваешь, тьма проникает в тебя. Тогда зачем ты обманываешь себя? Думаешь, что сможешь остановиться?

— Мне жаль, что разочаровал вас. Я отчасти принадлежу к этому миру, Дилидин. Противоречия живут в моем сердце и в моих поступках.

— Как же ты остановишь зло? — прошептала Дилидин.

— Если бы мне это было ведомо, — вздохнул Юниэр, — не переставайте надеяться! — и он приготовился в обратный путь.

— Постой, Яшмет! — воскликнула Дилидин. — Я заглядывала в зеркало, в твое будущее. Если ты не помешаешь принцессе, то все обернется плохо, очень плохо для тебя. А то, что вы задумали… Лучше не делать этого, Яшмет.

— Прощай, Дилидин… — отвечал он уже из небесной выси. Ноги ее подкосились, она села на камни и уронила голову на грудь. А он очнулся в постели в маленькой комнатке под самой крышей. Луна уже исчезла из его окна.

Да, конечно, они все о нем знали, люди-птицы. И тревожились за его судьбу. Дилидин было жаль, слишком сурово он поговорил с ней, а она желала ему добра, хотела предупредить о надвигающейся опасности. В зеркало заглянула она. «Лучше не делать то, что вы задумали», — не слишком приятное предзнаменование накануне покушения на короля, намечавшегося на это утро. Но уже поздно что-либо менять. Юниэр тряхнул головой, отгоняя дурное предчувствие. Все эти предсказания — туманная наука, никакое зеркало не расскажет обо всем, что может произойти.

Но тяжесть была такая, словно сама смерть присутствовала с ним рядом, дышала в затылок и караулила любую оплошность. Он встал с постели, умылся холодной водой и сел у окна дожидаться назначенного времени.

— Надеюсь, что дело, с которым ты пришел ко мне в столь поздний час, заслуживает внимания.

— Я не посмел бы тревожить своего господина по пустячному поводу.

— Что ж, выкладывай.

— Сегодня вечером трое солдат пришли в «Шальной ветер» (это самый обыкновенный затрапезный постоялый двор в порту Андуниэ). Я бы не обратил на них внимания, хотя все трое были одеты в дорогие доспехи, которые носит королевская гвардия. Вельможи тоже заглядывают в бесхитростные заведения типа «Шального ветра», так как само по себе их появление не было удивительным. Но я оказался за соседним с ними столиком и рассмотрел их поближе. На одном из воинов я узнал доспехи Криода, одного моего приятеля, который, похоже, пропал без вести. Во всяком случае, недели две о нем точно никто ничего не слышал. А Криод был охранником самого короля. Этот тип в его доспехах Криодом не был. Тогда я стал следить за ними. Вели они себя слишком тихо для гвардейцев, которые пришли поразвлечься. Не сняли шлемов, не заказывали женщин и старались не обращать на себя внимание. Поужинав, сразу направились наверх, в свои комнаты.

— В «Шальном ветре» не проверяют, кому сдают комнаты?

— Нет, господин! В «Шальном ветре» вы не найдете ни одной трезвой души. Хозяин берет плату вперед, иначе ему ни за что не запомнить всех, кто у него ночует. Но я проследил, где они остановились, и попросил комнату рядом с ними. Ухом припал я к стене, надеясь, что, оставшись одни, они заговорят, и мне удастся выяснить больше. О, повелитель! Один из них вдруг запел по-эльфийски, а другой зашикал на него тут же. Осторожнее, мол, помни, где ты находишься. — Рассказчик вспотел от усердия, ему очень хотелось, чтобы новости оказались полезными господину. — Один из них — эльф, а другой — женщина, — выпалил он последнее.

— Их было трое?

— Третий взял отдельную комнату, — пояснил доносчик, — я проходил мимо, но ничего не услышал. Но если повелитель прикажет, мы поймаем их всех тепленькими, пока они спят, и приведем в храм.

— Погоди. Прежде нам стоит выяснить их планы.

Два брата пришли к Саурону вскоре после той ночи, когда разбежались артисты их цирка. Слютко рассудил, что жрец отчасти виновен в их разорении, и, кроме того, подумал, что без знака Паука вести дела с гражданами Нуменора будет проблематично. Поэтому, преодолев страх, который внушал им нечеловеческий жрец, братья явились к нему и предложили свои услуги. Саурон допросил их, буравя бездонным оком. Утаить от него что-либо, нечего было и мечтать, и после краткой беседы братья чувствовали себя вывернутыми наизнанку. Но жрец остался доволен, он видел перед собой пару отменных шпионов и сметливых слуг, лучше их ему и самому не удалось бы сыскать. Братья получили работу и печать на запястье. Печать приобщала их к высшей крови, посвящала выходцев из Средиземья в сверхрасу. Слютко обрадовался, что не ошибся в своих расчетах. С тех пор они действовали по указке Саурона, и ему не в чем было их упрекнуть. Братья в работе сочетали инициативу, усердие и смекалку. Вот и сейчас Слютко нутром чувствовал, как взволновало его сообщение непроницаемого с виду Саурона.

— Проведи меня в «Шальной ветер», — сказал Саурон.

— Да, господин! — Слютко ликовал, значит, дело и впрямь было важным, раз жрец решил разобраться в нем лично.

Флот Нуменора едва вмещался в огромной гавани, корабли качались на волнах плотными рядами, и леса их мачт уходили в даль, застилая горизонт. Король приказал привести в боевую готовность все корабли, теперь их перетягивали из Восточных бухт к западному берегу острова Эленны. Заброшенный доселе Андуниэ заполнили горделивые красавцы: ветераны морей рядом с неиспытанными кораблями, выделявшимися ярким, еще не потемневшим деревом мачт.

Ар-Фаразон ежедневно совершал ритуал осмотра своего флота, также он посещал учения, на которых весь цвет мужского населения острова осваивал искусство боя под руководством опытных воинов королевской гвардии. Ар-Фаразон давно оставил прежние привычки, когда он вел себя с поданными панибратски и участвовал в их упражнениях и развлечениях. Теперь, не иначе как на Золотом Драконе являлся он перед людьми, недоступный и возвеличенный, под торжественную музыку, окруженный бравыми легионерами, которые шли плечом к плечу так плотно, что казалось, гвоздя не вбить между ними. Такой выход требовал огромных пространств, и по приказу короля, вдоль западного берега была за несколько дней проложена и вымощена белым камнем широкая дорога только затем, чтобы его громоздкая колесница с двадцатью лошадьми могла проехать величественно и плавно.

Ар-Фаразон опасался покушения, он считал, что уже скоро завладеет землями Валаров и обретет долгожданное бессмертие. Жрец также советовал ему быть на чеку. Во дворце охрану усилили до абсурда, и все-таки Ар-Фаразон предпочитал, чтобы жрец всегда находился при нем (тогда он чувствовал себя защищенным не только от людей, но и от призраков). Колесницу — Золотого дракона — спроектировал ему сам Саурон. Подступить к дракону не давали легионеры, а при малейшей тревоге король мог скрыться внутри дракона и уберечься от стрел и злоумышленников. Внутри дракона находилась комната-тайник со стенами из непробиваемого мифрила. Так что, Ар-Фаразон чувствовал себя в безопасности, разъезжая по городу на гигантском драконе.