Шесть бойцов десанта, доставшегося их танку, вольготно расположились под прикрытием башни. Когда мотострелки начали посадку с первого взгляда было ясно, что в этом деле они не новички. Вот и сейчас, выставив стволы автоматов в стороны, они перебрасывались фразами, спокойными взглядами обстрелянных бойцов скользили по сторонам. Командир отделения, младший сержант Даценко, как он представился, положил свой ППШ на крышу башни и спокойно сворачивал самокрутку. Медаль «"За отвагу"» на груди сержанта говорила что он, вероятно, прошел Финскую, вряд ли успел получить награду за эти дни.

«"Расхолодились мы"», – подумал Банев, – «"почуяли превосходство, врага бояться перестали, как бы плохо всё это не закончилось"». Он посмотрел на приближающийся лес, небольшую рощицу остающуюся слева. Ничто не вызывало беспокойства. Он уже начал поворачивать голову вправо, когда боковым зрением уловил вспышку пламени в рощице. «"К бою!"» – закричал он, соскальзывая в башню и захлопывая люк. – «"Вася, влево. Орудие в роще. Осколочным заряжай."» Прильнул к прицелу, закрутил маховики наводки, выискивая немецкую пушку. Поймал что–то в прицеле, дернул за спуск. Заряжающий торопливо затолкнул в казенник следующий снаряд. Танк тряхнуло, загудела броня от снаряда явно большого калибра. «"Попадание"», – отметил Володька, – «"хорошо, что в лобовую, а то бы хана, а выходит не врали, что в лоб тридцать четвёрку даже зенитки не берут"». Механикводитель на небольшой скорости вел танк прямо на рощу, давая командиру возможность стрелять на ходу. Сержант, слегка подворачивая пушку по сторонам, искал цель, второй раз стрелять надо было наверняка. Расстояние до немецкой зенитки уменьшалось, а с близкого расстояния снаряд их броню может и пробить. Вспышку он увидел, когда наконец–то обнаружил немецкую позицию, дёрнул за спуск, понимая что опоздал. От удара танк остановился, его повело влево, но вскоре он стал. «"Значит механик жив"», – отметил про себя Володька, – «"скорее всего гусеницу перебило"». Он подвернул маховики пока опять не поймал в прицеле позицию немецкой зенитки, сделал ещё один выстрел. Немцы молчали. Вскоре справа в рощицу влетел танк с номером 132 на башне. «"Данилов, цел"», – появилась в голове успокоительная мысль, но тут же сменилась беспокойной, – «"а командир?"»

– Сержант, взводный горит, – услышал он в ТПУ голос радиста Михеева.

Банев открыл люк и высунул голову, осматривая окрестности. В остатках рощи утюжил немецкие позиции танк Данилова. Раздавались там короткие очереди ППШ, стрелял танковый пулемёт. Из переломанных стволов деревьев нелепо торчал ствол 88милимитровой зенитки, больше орудий не было. Сзади горела командирская машина, получившая бронебойную болванку в уязвимый борт. От подбитого танка пехотинцы оттаскивали три тела в черных танкистских комбинезонах, ещё двоих членов экипажа видно не было.

Из леса навстречу остальным танкам роты стреляли немецкие 37-миллиметровые противотанковые пушки, не представлявшие для Т–34 никакой опасности, разве что в гусеницу попадут. Исход боя на этом участке предрешён был заранее. В центре построения столкнулись линия тридцать четвёрок их батальона и немецкий танковый ромб. Часть панцеров уже горела. С недосягаемой для танковых пушек Т–4 дистанции их прореживали самоходки приданной батальону батареи СУ-85. Вскоре заработали и орудия Т–34, голова танкового ромба немцев вспыхнула пламенем горящих панцеров, следующие во втором ряду Т–4 остановились и открыли огонь. Остановилась пара тридцать четвёрок, получив попадание в ходовую часть, открыла огонь с места. Оставшиеся машины батальона стремительно сближались с немецкими танками. Вслед танкам разворачивалась цепь спешившейся пехоты, заработали по немецкой пехоте крупнокалиберные ДШК, установленные на бронетранспортёрах.

Разобравшись с немецкой позицией в роще к их, потерявшему ход, танку подошла тридцать четвёрка Данилова. Данилов выбрался из танка, подошёл к Баневу, который вместе со своим механиком осматривал полученные повреждения. Припечатала их зенитка основательно. Снаряд попал в левый ленивец, сорвал его вместе с гусеницей и, разворотив первый каток, ушел в землю. Самостоятельно танк двигаться уже не мог.

– Хорошо тебя приложили, – подвел итог Данилов, – снимай пока гусеницу, после боя оттащу на хутор.

– Может сюда летучку пригнать, – попробовал возразить Банев.

– Тут работы не на один час, – решительно отмел его предложение Данилов.

Банев согласно кивнул, он и сам понимал что танк надо оттащить для ремонта. Да и другие потерявшие ход машины были далеко от него, не метаться же ремонтникам по полю. Хотя не хотелось предстать ему перед Вандой пострадавшим, но Колька был прав. К тому же он был заместителем командира, и после ранения взводного, о возможной гибели лейтенанта Володька старался не думать, должен был исполнять его обязанности. Тем временем Данилов связался с командиром роты, доложив обстановку в первом взводе. Получив указания, он устремился вслед остальным машинам роты охватывающим немецкие позиции с левого фланга.

Выбравшиеся из машины танкисты его экипажа начали стягивать остатки гусеницы, негромкими матами поминая немецких зенитчиков. Володька, оставшись без дела, решил проверить позиции немцев. Взяв автомат он вместе с пехотинцами отправился в рощу. Преодолел отделявшее их от деревьев расстояние, метров триста пятьдесят, прикинул сержант и поежился. Им повезло, что второй снаряд попал в гусеницу, а то, вполне возможно, пробил бы и лобовую броню. Вблизи нелепо вывернутой стволом в небо зенитки лежал расчёт орудия. Большинство было накрыто его снарядом, оставшись лежать вблизи пушки. И только двое находились в стороне, где их настигли пулеметные очереди. Находившиеся вблизи орудия позиции пехотинцев проутюжил своим танком Данилов и расстреляла пехота десанта. Володька попинал пустые гильзы, тех было четыре штуки, все выстрелы которые успели сделать немецкие артиллеристы. Здесь же лежали оставшиеся шесть снарядов. «"Негусто у Гансов со снарядами"», – сказал Сержант-пехотинец, заметив удивлённый взгляд танкиста, пояснил, – «"кличку немцам дали, сколько пленных брали – чуть ли не у половины имя Ганс"».

Красноармейцы деловито проверяли карманы убитых немецких солдат, сваливая в кучу на расстеленную плащпалатку найденные документы и другие бумаги, бросили туда же несколько «"железных крестов"». Отправились в общую кучу и несколько часов похуже, хорошие же бойцы оставляли себе. Протянули одни и танкисту, но Володька от трофея отказался, а вот найденный у офицера Вальтер с согласия пехотинцев оставил себе. Собрали бойцы и оружие немцев, свалив у разбитого орудия, забрать его должна была трофейная команда.

Баневу быстро наскучил осмотр немецких позиций, самое главное, он уяснил принципы маскировки орудия, появилась надежда, что в следующий раз обнаружит такую позицию намного быстрее. Оставив пехоту хозяйничать дальше, он вернулся к танку. Экипаж закончил работу и отдыхал, греясь на нежарком пока весеннем Солнце. Поглядывали в сторону уже завершившегося боя, негромко переговаривались.

– О чём разговор? – поинтересовался сержант.

– Да вот прикидываем, что если бы мы на несколько метров впереди шли, то сейчас горели бы мы, а не взводный, – ответил ему радист Михеев.

Банев согласно кивнул, немецкие зенитчики спешили подбить первый танк, пока ближняя к ним тридцать четвёрка не закрыла его собой. Это их танк и спасло, хотя если бы он не заметил вспышку, немцы успели бы и их сжечь, да и Данилова тоже.

Володька забрался в танк, развернул башню, осмотрел в прицел место завершившегося боя. Уничтожение немецкой группировки обошлось им в пять подбитых машин кроме двух Т–34 их взвода, но только один танк горел, остальные просто потеряли ход. Немецких панцеров на поле осталось по крайней мере в три раза больше. Несколько, повидимому, успели отойти в лес, но и там укрыться им вряд ли удастся. Кажется это был последний бой с танками, даже если где–то они ещё и остались, вряд ли немцы решаться на открытое столкновение.