В этот момент она показалась Чарльзу похожей на наяду, поднявшуюся из глубин океана, чтобы побродить по берегу в прекрасную лунную ночь. Мгновение поколебавшись, она приподняла подол тонкой ночной сорочки, подчеркивавшей каждый пленительный изгиб ее стройного тела, и вошла в воду. Тут же она ойкнула от холода, однако не остановилась и медленно продолжала идти вперед. С каждым шагом она все выше поднимала подол, чтобы не замочить сорочку, и то и дело взмахивала руками, боясь потерять равновесие на скользком дне. Когда вода достигла ей колен, она остановилась и удовлетворенно вздохнула. Затем закрутила подол сорочки и, завязав его узлом на бедре, плеснула воды себе на лицо, шею и грудь.

В следующее мгновение она подняла руки над головой, словно пыталась дотянуться до луны, и звонко рассмеялась. Чарльз, который с восхищением смотрел на нее, чувствуя, как в чреслах у него загорается желание, вспомнил «Метаморфозы» Овидия. Ему подумалось, что он сейчас весьма напоминает собой изображенного Овидием Октеона, который подглядывал за купавшейся со своими нимфами Дианой и в наказание был превращен богиней в оленя, впоследствии загнанного и растерзанного его собственными собаками.

В эту минуту Чарльз на себе испытал, что должен был чувствовать несчастный юноша при виде прекрасной богини. Он не мог пошевелиться. Не мог отвести взгляда. Не мог пойти против судьбы и повернуться спиной к Пруденс Стэнхоуп.

Она повернулась. И тут же, поскользнувшись, шлепнулась в воду. Вид у нее в этот момент был отнюдь не божественным.

Чарльз вскочил на ноги, готовый немедленно броситься на помощь.

Но Пруденс Стэнхоуп не нуждалась ни в чьей помощи.

– Черт! – услышал он ее тихий возглас, когда она в следующую же секунду поднялась на ноги. Мокрая сорочка прилипла у нее к телу, волосы намокли и растрепались, так что несколько выбившихся из прически прядей падали почти до плеч. Взяв в руки подол, с которого ручьем стекала вода, она принялась его выкручивать и вдруг прыснула. Смех ее становился все громче и громче, пока наконец не превратился в гомерический хохот. Снова чертыхнувшись, она оставила свои попытки выжать сорочку и, продолжая смеяться, вошла в воду до колен.

Чарльз подумал, что никогда еще ему не доводилось слышать такого радостного, ликующего смеха. Радуясь ее радости, он продолжал неотрывно смотреть на нее, пока она в конце концов не решила выйти из воды. Тогда из уважения к ней он прикрыл глаза, позволив себе бросить на нее лишь один или два раза взгляд украдкой, когда она, скинув сорочку, обтерлась ею и закуталась в капот. Ступая так же медленно и осторожно, как и шла сюда, она двинулась в обратный путь, и он последовал за ней. Им руководило не желание, которое она у него вызывала, но стремление оградить ее от возможных неприятностей. Но Чарльз мог не волноваться. На небе сияла, освещая ей путь, луна, и она добралась до пансиона миссис Харрис без всяких приключений, все так же тихо посмеивающаяся над собственной смелостью и не замеченная никем, кроме него.

Пруденс лежала в постели, глядя на потолок, где плясали отбрасываемые пламенем свечи тени. У нее было такое чувство, будто она родилась заново и даже стала до некоторой степени другой после своего дерзкого ночного купания при луне. Это было настоящим приключением! И для нее оно все еще не кончалось. Сердце ее все так же отчаянно колотилось, в груди дрожал смех, а с ее разложенной на подоконнике сорочки до сих пор капала вода. Своей кожей, прохладной после купания, она ощущала, что под чистой хрустящей простыней на ней ничего нет. Как странно было лежать в постели абсолютно голой! Как чувственно! И почти так же смело, как купаться в океане в одной сорочке, когда тебя никто не видит, кроме луны.

Пруденс закрыла глаза и глубоко вздохнула. Сейчас, когда она лежала в постели голой, ей невольно вспомнился ее первый сеанс массажа и прикосновения Чарльза Рэмси к ее обнаженным рукам, ногам, плечам и спине. И как только она подумала о Рэмси, перед ее мысленным взором возник знакомый сад. Плюш вновь оплел в нем только что появившиеся нежные зеленые побеги и едва успевшие раскрыться листочки.

Фонтан, однако, стал совсем иным. Теперь он был полон жизни. Мраморная фигура в центре превратилась из купидона в купающуюся Венеру, и от нее вверх били мощные струи воды. Несмотря на заполонивший все плющ, в саду росли розы. Пруденс отчетливо увидела мысленным взором готовый распуститься бутон. Неожиданно в саду пошел дождь – он промочил Пруденс насквозь в ее воображении, – способствуя буйному росту как плюща, так и роз.

Дождь шел не только в воображаемом саду Пруденс, но и наяву: посреди ночи на Брайтон обрушился настоящий ливень. Убаюканная шумом дождя, Пруденс не заметила, как провалилась в глубокий ров. Проснулась она с неприятным чувством, что проспала какую-то важную встречу.

– О Господи! – простонала она. – Лагуны!

Неужели она заснула, так и не решив, пойдет ли на эту экскурсию? Вопрос был чисто риторическим. Ей совсем не хотелось вылезать сейчас из теплой уютной постели и отправляться на какую-то экскурсию. Потянувшись, она залезла под простыню с головой.

Лежать под простыней, слушая шум дождя, было, конечно, приятно, но вряд ли этим можно было чего-либо достигнуть. Пруденс было ясно, что она не решит своих проблем, валяясь в постели. Необходимо было что-то предпринять. Рывком поднявшись, она сунула руки в рукава капота и шагнула к окну.

По балкону стучали крупные капли дождя. Ночная сорочка была еще более влажной, чем когда она раскладывала ее на подоконнике. Перегнувшись через подоконник, Пруденс выжала сорочку и закрыла окно. Похоже, совсем необязательно было подниматься в такую рань. Она ничего не упустила, просто ее поход к лагунам откладывался на неопределенное время. На мгновение она прислонилась щекой к прохладному стеклу, после чего, встряхнув, расправила сорочку. Итак, сегодня не ожидалось никаких экскурсий. Вместо этого ей придется провести целый день в обществе своего кузена. В такой ужасный ливень он, разумеется, никуда не поедет. День, судя по всему, обещал быть столь же отвратительным, как погода.

Она устремила взгляд вдаль на заливаемый дождем берег, куда вчерашней ночью пробралась под покровом темноты, чтобы искупаться в океане. Сегодня пляж выглядел мрачным и заброшенным.

В комнату впорхнула миссис Мур. В руках у нее был букет белых роз.

– Ваша сегодняшняя экскурсия, дорогая, отменяется ввиду дождя, – весело прощебетала она. – Но, думаю, можно примириться с дождем, если тебя при этом заваливают розами. Вы только понюхайте их, Пру. Они просто восхитительны.

Пруденс послушно склонилась над букетом. Неужели цветы были от Тима?

– Они великолепны, – согласилась она. – Кто?..

– Не имею ни малейшего представления. Их принес посыльный вместе вот с этим. – Миссис Мур протянула Пруденс запечатанный сургучом конверт из плотной бумаги и пошла ставить цветы в вазу.

Пруденс поспешно сломала сургучную печать. Письмо было от Грейс, и она прочла его вслух:

«К сожалению, наша экскурсия откладывается – до первого же утра, когда выглянет солнце. Что же до сегодняшнего дня, то мы решили заняться комнатными играми, чтобы хоть как-то убить время. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам. Приводите с собой вашего кузена и миссис Мур, если они пожелают».

Ниже стояла размашистая подпись «Рэмси», а под ней постскриптум, который Пруденс быстро пробежала глазами.

«За розы несет ответственность Чарльз. Он сказал, что они нужны вам в вашем саду. Когда я вполне резонно заметила, что срезанные цветы в любом саду совершенно бесполезны, он ответил, что вы поймете. Это так?».

Пруденс с новым интересом взглянула на розы, присланные ей, как оказалось, Чарльзом Рэмси. Какой шикарный и экстравагантный жест! Она вновь склонилась над букетом, который миссис Мур поставила в вазу, и с наслаждением вдохнула нежный аромат.

– Приглашение миссис Рэмси весьма соблазнительно, Пру, – раздался голос миссис Мур, – но мистеру Маргрейву, я уверена, эта идея вряд ли придется по вкусу.