Изменить стиль страницы

Послышалась возня, звук опрокинутого котелка, громкое ругательство, потонувшее в раскатах дружно грянувшего хохота, и через секунду запыхавшийся казак предстал во всей красе, на ходу разглаживая в мокрых пятнах синий жупан.

– Звал, батько? – нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, словно скаковая лошадь, Лисица быстрым взглядом окинул собравшихся.

– Бери свой десяток и разыщи улус ногайский, – приказал атаман. – Да не абы какой, захудалый, ищи род небедный, зажиточный. Найдешь хана…

Взгляд казака предвкушающе полыхнул на мгновенье, а губы изогнулись в недоброй ухмылке.

– Живым брать, али сразу прирезать? – перебив атамана, деловито осведомился он.

– Тю на тебя! – осерчал Гонта. – Послом идешь, скажешь – встречи ищем…

Боян Лисица, на удивление, не стал задавать излишних вопросов, молча кивнул, развернулся и скрылся в редкой заросли. Через секунду раздался переливчатый свист – условным знаком десятник собирал свою ватагу.

В любом бою низовые атаманы казачьего войско идут во главе своих дружин, и первыми попадают под пули и вражьи сабли. В недавнем походе на правобережную шляхту полегло немало вожаков, и их места заняли молодые, но бывалые запорожцы. И пан Ляшко, и Лисица стали во главе десятков…

Проводив посольство, Данила, пошатываясь от выпитого, направился к своему шатру, покинув казацкую пирушку в самом разгаре. Сколько он спал, трудно сказать, проснулся же сотник от негромкой перебранки за откинутым войлочным пологом, сквозь темный проем которого виднелись тускло мерцающие звезды и тающая предрассветная луна. Радостно лыбящийся Лисица бесцеремонно ввалился в походную палатку и шлепнулся на одеяло, скрестив по-турецки ноги.

– Ну, че? – недовольно буркнул Данила, громко зевая и подслеповато щурясь ото сна. Жутко хотелось спать, а голова слегка шумела от вчерашней выпивки. – Раздобыл хана?

– А як же? – с гордостью ответил казак и добавил: – Тебя атаман кличет, к ногайцам в гости.

Мысленно выругавшись, Данила отхлебнул из кожаного бурдюка затхлой солоноватой воды и вылил остатки на хмельную голову.

– Данила, – уже в спину окликнул Лисица.

– Чего тебе еще? – раздраженно обернулся сотник.

Казак смущенно замялся, непривычно-робко взирая голубыми глазами, и, наконец, простодушно вопросил:

– Змея мне приснилась черная, подколодная… к чему бы это?

– Это теща, женишься скоро! – обрадовал колдун застывшего с открытым ртом товарища и побрел в сторону атаманского шатра.

– Кочевье рядом, верстах в тридцати отсель, – без предисловий встретил его Гонта. Молча протянув сотнику кувшин с характерным бодряще-кислым запахом, атаман коротко сказал: – Собирайся!

С утра выпил – весь день свободен, вылезла откуда-то неизвестная поговорка. Данила зябко передернул плечами – под утро похолодало – и, не отрываясь, шумно втягивая носом свежий воздух, опорожнил глиняный жбан…

Это только на первый взгляд степь кажется ровной как стол. Проскакав петляющей ложбинкой, запорожцы, под глухие отголоски громыхающей где-то вдалеке летней грозы, выскочили к небольшой рощице, зажатой с двух сторон невысокими холмами. На берегу узкой – в два шага – мутной речушки, раскинулось пестротой островерхих юрт ногайское кочевье.

Верховный бей одного из киммерийских улусов почтенный Юсуф-мурза выглядел так, как и положено выглядеть чистокровному сыну степей: малорослый, кривоногий, с приплюснутым носом и узкими щелочками хитро бегающих глаз. Незваных гостей (которые, как известно, хуже самого бея) он встретил за богато накрытым обеденным ковром с горкой дымящейся баранины, пенным кумысом и пиалами горячего шулюма, приправленного заморскими специями. Помимо самого бея в переговорах принимал участие его сын – вылитая копия своего отца, и сноровисто сновала по просторной юрте миловидная рабыня. Запорожскую делегацию возглавлял атаман Гонта; вместе с ним вошли войсковой писарь и характерник, охранный десяток остался на улице.

Отдав должное сушеной с перчиком конине и таманскому балыку, казаки неспешно обсудили с хозяином цены на оконную бумагу (выросла, клятая, до 30 пиастров за баллон!), коварных германцев, требующих за свои косы голландские секины (крымский бешлик был не в почете), и хитрожопых армян (хан так сказал, не автор!), подмявших под себя откуп солеварен в Оркопе. Дипломатический протокол был соблюден, и запорожцы приступили к основному действу.

– Нужда нас к тебе привела, почтенный Юсуф-мурза, – степенно начал Гонта, отбросив в сторону отполированную до блеска крепкими зубами мозговую косточку.

Данила незаметно ткнул атамана в бок локтем и достал из посольских подарков оплетенную лозой бутыль с ядреной горилкой. Плеснув из нее на донышко пиалы чистого, как слеза, первача, он добавил кумыса, взболтал и протянул напиток бею. Подозрительно понюхав угощение (Аллах не спит и все видит!), Юсуф-мурза осторожно пригубил его, одобрительно крякнул и одним глотком опростал. Рецепт двадцатого столетия ему явно пришелся по душе – глазки заблестели, а на серой, дубленой коже степняка появился слабый румянец.

– Коней у тебя хотели прикупить, уважаемый бей, – простодушно заявил Данила, не обращая внимания на изумленно хмыкнувшего атамана. – Половина дружины скакунов лишилась… – грипп свинский, едва не добавил он, вовремя прикусив язык.

– А что случилось? – заинтересовался хозяин.

– Вода в колодце оказалась отравлена, – с неохотой пояснил казак. – Испили и пали замертво.

– Казаки? – туповато осведомился бей.

– Лошади, – хмыкнул Данила.

– Ай-вэй! – запричитал Юсуф-мурза, горестно покачивая головой. – Нет коней! В табунах молодняк сплошь и рядом, а справных скакунов са-апсем не осталось.

– Мы верим тебе, почтенный Юсуф-мурза, – сокрушенно промолвил Данила.

Брешешь собака! – слышалось в интонациях. Бей оскорблено вскинулся и быстро сказал:

– Могу поклясться на священном Коране! – взяв в руки лежавшую на небольшом столике книгу, он пояснил: – Великий хан крымский готовит набег, и я сам с радостью купил бы несколько сотен голов. Хоть бы и ваших – тех, что уберечь смогли… – почесав волосатую грудь, Юсуф-мурза с непритворным вздохом закончил: – С чем я на Молдову пойду?

Как ни странно, но бей не врал – поход готовился, и кони нужны были позарез. Но почему бы не продать втридорога гяурам, коль у них такая нужда? У соседей табуны тучные, с ними он всегда договорится.

– На Молдову? – недоверчиво переспросил Данила. Бей молча кивнул.

Эти вас научат кафель ровно класть! – мелькнула злорадная мысль. Отбросив непрошенную гостью, Данила поднялся с ковра и небрежно сказал:

– Ну, нет, так нет! Пошукаем в других улусах.

– Э-э… – всполошился хозяин, видя ускользающую из рук добычу, и поспешно сказал:– У других вы тоже ничего не найдете, они сами к походу готовятся.

Гонта переглянулся с Голубом, чему-то ухмыляющимся в седые усы. Молодой ногаец, до того скромно молчавший, торопливо поддакнул отцу, смешно надувая щеки.

– Это точно? – осведомился Данила. – Не бре… истину глаголешь?

– Клянусь! – важно кивнул бей, вытирая вспотевшие руки об парчовый халат.

Маму забыл помянуть… любимого ишака и двоюродного дедушку, язвительно вмешался невидимый голос.

– Значит, нет ни у кого коней? – еще раз уточнил Данила.

– Нет, – подтвердил Юсуф-мурза и многозначительно начал: – Но…

– Тогда купи наших, – перебил его казак и, видя недоумевающий взгляд, пояснил: – Нам они теперь ни к чему, раз других раздобыть не сможем. А тебе пригодятся… – чуть подумав, он веско добавил: – Почему бы не выручить доброго соседа?

– Кхе-кхе… – закашлялся добрый сосед, поражаясь коварству гяуров. Хитрую ловушку, расставленную молодым запорожцем, он раскусил моментально в запоздалой попытке отбрыкнуться: – Зачем мне ваши кони?

«Ты идиот?» – едва не сорвался с языка невинный вопрос, но, вовремя спохватившись, Данила молча указал взглядом на Коран. Дальнейший процесс его участия уже не требовал, и, доверив ожесточенный торг опытному писарю, он вышел на свежий воздух. Через минуту к нему присоединился Гонта. Одобрительно хлопнув казака по спине, атаман с ехидцей спросил: