** Сальвадор де Мадариага. Священный жираф. М. - Л., Государственное издательство, 1928, стр. 24.

Формализм, с которым боролись настойчиво и ожесточенно, в художественном творчестве Тынянова не играл никакой роли.

Крайне скверную роль в его художественном творчестве, как и в жизни всего искусства, искусствоведения и истории, играл вульгарный социологизм преобладающая идеология тех лет, которая внедрялась настойчиво и ожесточенно. Эта идеология причинила серьезный вред "Восковой персоне" и "Малолетному Витушишникову" и непоправимый - "Пушкину".

Вульгарный социологизм Тынянова был отступлением, отходом на шаг (Тынянов не любил делать с удовольствием то, что ему было отвратительно), попыткой получить право хоть немного писать, костью, брошенной в тяжелых обстоятельствах. Он был не только большим писателем, он был чистым человеком.

В тот же 1930 год оказывается подлежащей переоценке, правда, не деятельность, а душевные качества двух великих писателей - Льва Толстого и Александра Блока.

Настороженное и неприязненное отношение к сомнительной исторической науке распрос-траняется на традиционные представления о делах и людях. Это приводит к опровержению мнений, до тех пор ревизии не подлежавших. Такое опровержение было предпринято в "Исторических рассказах".

Вспоминая в "Автобиографии" о юношеском докладе в пушкинском семинарии С. А. Венгерова, Тынянов заявляет: "Больше всего я был несогласен с установившимися оценками"*. Несогласие с установившимися оценками прошло через всю литературную жизнь Тынянова, и это больше, чем многое иное, сделало его художником и ученым, не повторявшим привычные банальности, а создавшим одну из самых строгих и точных концепций русского литературоведения. При этом не всегда его опровержения установившихся оценок бывали бесспорными. Особенно настойчивыми они были в "Исторических рассказах".

Смысл и назначение этого маленького цикла, всеми руганного за так называемое искажение исторической действительности, но никем даже не упоминаемого по названиям и никогда не перепечатывавшегося в опровержении традиционного и приятного мнения о людях, имеющих незыблемую репутацию.

Эти рассказы называются: "Друг Надсона", "Лев Толстой", "Бог как органическое целое", "Цецилия". Они напечатаны на страницах 25-29 шестого номера журнала "Звезда" в 1930 году**.

* Ю. Тынянов. Сочинения в трех томах, т. I, стр. 8.

** Рассказ "Бог как органическое целое" был перепечатан 25 июня 1964 года в "Литературной газете". Тридцать четыре года, прошедшие после первой публикации, не сделали с ним того, что сделало перемещение из цикла в случайное сочетание рассказов. В цикле он был частью картины, в случайном же сочетании он сам стал картиной. Часть оказалась выданной за целое и, конечно, целое не выражала. В первой публикации это было протестом против традиционного представления, но второй - очерковой зарисовкой со странным концом. Но рассказ за ,что ответственности но несет.

Незыблемая репутация, по мнению Тынянова, возникла не из строгого исследования биографии этих людей, а из хорошо проверенного на знакомых представления о том, что человек, совершающий великое историческое поприще, непременно удовлетворяет высокому нравственному нормативу. Тынянов разрушает равенство "великий исторический деятель - хороший человек". При этом он отрицает и зависимость между делом человека и его нравственными качествами. Оказывается, что добрый и высоконравственный Толстой, Блок, чистый и скорбный, человек горячего сердца, - образы, сложившиеся в сознании людей по сделанному этими писателями, - на самом деле фикция. В действительности же были злой, жесткий, раздражительный Толстой, нехорошо поглядывающий "бабам вслед", Блок, постоявший у мраморной колонны, оставшейся такой же холодной после его прикосновения, какой она была и до этого. Злой, раздражительный и т. д. человек и холодный, никого не согревший и т. д. человек писали великие произведения, от нравственных программ их творцов независимые.

Перед рассказами о Толстом и Блоке - рассказ о человеке, нежно и преданно любящем искусство. Человек сочиняет вальсы, участвует в любительских спектаклях. Он друг певца горя и скорби - Надсона. Такой умный, тонкий, добрый, хороший русский интеллигент... Оказывается, что умный, тонкий и т. д. русский интеллигент - жандармский полковник, сукин сын, перепоровший всех политических заключенных (некоторых насмерть) " харьковской тюрьме, показывающий своим приятелям дурно пахнущую порнографическую картинку.

Дело было, конечно, не в том, чтобы опровергнуть Толстого или Блока как великих писателей, а в том, чтобы опровергнуть мнение, будто великий писатель - учитель жизни - учит жизни не только своими произведениями, но и своей жизнью.

Раздвоение человека на "характер" и "дело" началось у Тынянова давно, и идея раздвоенности творца и деяния привела писателя к одной из важнейших тем его творчества - к теме двойника.

Это раздвоение не было выдуманным. Писатель все чаще становился свидетелем непохожести того, что должно быть, на то, что есть.

Но у недоверия к безупречности исторического деятеля был еще один аспект, которому оказалось суждено сыграть чрезвычайно важную роль в творчестве писателя. Возник этот аспект не столько оттого, что он был абсолютно присущ недоверию, сколько оттого, что пришли годы философской и литературной зрелости. Всю жизнь Тынянов ненавидел историческое чистописание, хрестоматийный глянец, изображение исторического деятеля никогда не ошибающимся и произносящим только патетические тирады взволнованным голосом. Все написанное Тыняновым в той или иной мере связано с развенчанием этого достойного и поучительного зрелища. Но особенно серьезно задуматься над этим писателю пришлось не в "Исторических рассказах" и даже не в "Восковой персоне" и "Малолетном Витушишникове", а в "Пушкине".

"Исторические рассказы" были написаны в годы, когда для Тынянова проблема жизни и деятельности художника, связей между ними была одной из важнейших.

Поиски связей между жизнью художника и его деятельностью в "Исторических рассказах" не увенчались успехом. (Не нужно думать, что все поиски в искусстве или должны увенчиваться успехом, или потихоньку прятаться дома.) Это произошло главным образом из-за того, что писатель оторвал своего героя от дела. Герой без дела - это, собственно, лишь часть, и не самая главная, героя. Тем более тогда, когда герой еще и противопоставлен своему делу. А изображение Толстого злым и косящим на баб было, конечно, противопоставлением его делу - доброму и высоконравственному. Началась полемика с тем, что мы видим каждый день, и тем, чего мы не должны видеть: плохой человек, делающий хорошее дело. "Исторические рассказы" были написаны вскоре после выхода "Пушкина в жизни" Вересаева, были с вересаевской работой связаны полемически, но неожиданно подтвердили ее заблуждения.

Поиск ответа на один из важнейших вопросов, которым была всегда занята русская литература, - на вопрос о человеческих качествах исторического деятеля - многие годы тревожил писателя. Попытка Тынянова решить этот вопрос как самостоятельный, то есть решить его только для человека без его деятельности, кончилась неудачей. По-видимому, качество человека состоит из нравственных свойств и совершенного дела.

В "Восковой персоне" и "Малолетном Витушишникове" были разные варианты решения, но человек и его дело связаны не были, и оказалось, что рассказы написаны о непрочности, преходящести исторического деяния, о том, что жизнь неизменна и страшна и никакие преобразования не в состоянии изменить предначертанного хода событий. Все недвижно и неизменно, и жизнь как были гнусной до победы торгового капитала над землевладельческим дворянством, так и осталась гнусной после победы.

Умер царь Петр, и все, после трех с половиной десятилетий его великой работы, становится наконец опять на свое место. Великий человек умирает, и все притихли и ждут, когда он умрет, потому что снова тогда вернется прежняя жизнь. Дело даже не в том, что она лучше новой, а в том, что новая жизнь ненастоящая и временная. Историю можно потревожить, вывести на несколько лет из равновесия, но долго так продолжаться не может. Когда бросают в пруд камень, вода приходит в движение, но это временно и преходяще, потому что камень утонет и вода успокоится. Истинное состояние воды - спокойствие, гладкая поверхность. Мысль эта периодически возникала в русском общественном сознании и наибольшее распространение получила в пору сомнительных побед славянофилов над западниками. Впоследствии эта идея возрождалась не один раз.