Не менее мощные аргументы и у сторонников экс-генсека. Не давали ему слова на союзных мероприятиях потому, что кое-кому в Кремле и на Старой площади ставропольский секретарь с его независимым характером и неприятием рутины был явно не по душе. Вот и устроили блокаду, чтобы не дать повода для сравнения с собой — косноязычными, угрюмыми, не имеющими свежих идей.

Впрочем, нельзя сказать, что в течение этих более восьми лет, которые будущий генсек провел на посту первого секретаря крайкома, не было попыток переманить его в Москву. По словам самого Михаила Сергеевича, в начале семидесятых П. Н. Демичев интересовался, как бы он отнесся к предложению перейти на работу в ЦК заведующим отделом пропаганды. Кулаков говорил о посте министра сельского хозяйства. Кандидатура «курортного секретаря» обсуждалась и на предмет назначения его на должность Генерального прокурора СССР. По свидетельству бывшего председателя Госплана Байбакова, он предлагал Горбачеву пост своего заместителя по вопросам сельского хозяйства. Однако во всех случаях Михаил Сергеевич отклонял подобного рода предложения, ожидая звездного часа. И он пробил.

Соперничество группировок за влияние на Брежнева требовало расширения их рядов и создания надежной опоры на всех ступенях иерархической лестницы власти. Андропов сумел внушить Леониду Ильичу, что ставропольский «молодой человек» — на его стороне. Юрий Владимирович считал, что Горбачев как раз тот человек, появление которого в верхах не нарушит сложившегося там равновесия.

По словам Михаила Сергеевича, сразу же после его избрания секретарем ЦК Андропов снова ему напомнил: самое главное сейчас — единство, центр единства — Брежнев, такого, как было прежде, когда Шелест, Шелепин и Подгорный тянули в разные стороны, теперь нет, и достигнутое надо крепить.

Сегодня по поводу прогнозов Андропова идут ожесточенные споры. Одни считают, что шеф тайной полиции ошибся, полагая, что ставропольский секретарь будет на стороне Брежнева. Не смея критиковать любимого народом лидера — кстати, единственного в советской истории, не облитого грязью, — оправдывают приближение будущего разрушителя страны к трону ограниченностью выбора и времени. Немалое число политологов и историков склонно полагать, что при жизни Брежнева Горбачев был лоялен к нему, и в этом плане надежды своего покровителя оправдал. Антибрежневскую кампанию он развернул, когда в живых не было ни Леонида Ильича, ни Юрия Владимировича, то есть формально Андропов не ошибся в своем выдвиженце.

К феномену вознесения Горбачева из ставропольской глуши в замкнутый круг кремлевской элиты, наверное, будет обращаться не одно поколение исследователей.

«Баловень судьбы! — восхищенно восклицают сегодня одни. С дружеского застолья — в секретари ЦК». «Невероятное везение — внезапная вакансия на том единственном месте, на которое он со своей узкой сельскохозяйственной специализацией мог претендовать в столице», — говорят другие. «Удачливый счастливчик, на судьбе которого не сказалась даже катастрофическая полоса неурожаев в СССР, которая поставила бы крест на карьере любого другого партийного функционера-аграрника», — недоумевают третьи.

Увы, нет у нас традиций политического бытописания. Как и в прежние времена, в отличие от мировой практики, наши государственные деятели скрывают от общественности даже очевидные вещи. «Всего я вам никогда не расскажу», — заявил отец-основатель гласности при вызволении из Фороса, прилежно подготавливая почву для смелых предположений и невольных догадок. Вот и приходится ими довольствоваться.

Глава 18

ВЫСТРЕЛ НА ДАЧНОЙ ДОРОЖКЕ

Когда в ноябре 1982 года на даче в Завидово ночью, во время сна, скончался Брежнев и новым генсеком стал Андропов, московские интеллектуалы на своих пресловутых кухнях любили рассказывать такой анекдот:

— Выходит Брежнев на трибуну, вынимает из кармана заранее заготовленную речь и начинает читать… собственный некролог. Заметив переполох в зале, он делает паузу и близоруко всматривается в листки: «Фу, черт! Опять вместо своего пиджак Андропова надел…».

Но и всезнающая московская публика, догадывавшаяся о закулисных интригах недавнего главы секретного ведомства, претендовавшего на брежневское кресло, не знала, что в день, когда соперник-наследник Леонида Ильича произносил с трибуны Мавзолея надгробное слово, в квартире покойника на Кутузовском проспекте производился тайный обыск.

Искали бриллианты, похищенные у известной дрессировщицы тигров и львов, народной артистки СССР Ирины Бугримовой.

Ограбление дрессировщицы

В конце 1981 года Ирина Бугримова получила приглашение на праздничное представление по случаю очередной годовщины советского цирка.

Собрались «звезды» и поклонники этого вида искусства. Поклонницы, разумеется, надели свои лучшие украшения.

Но даже такие знающие толк в ювелирных изделиях светские львицы, как жены министра внутренних дел Щелокова и его первого заместителя Чурбанова, были изумлены «камушками» семидесятилетней дрессировщицы. Коллекция Ирины Бугримовой, о которой мало кто знал в Москве, считалась одной из самых лучших в стране частных коллекций драгоценностей.

Дрессировщица получила их в наследство от своих родителей. Она никогда прежде не появлялась в них на людях, зная, что ни к чему хорошему для нее это не приведет. Время от времени Москву потрясали леденящие кровь жуткие истории о том, как обладатели фамильных драгоценностей становились жертвами грабителей.

Много шуму, например, наделало похищение коллекции драгоценностей знаменитого скрипача Давида Ойстраха. Злоумышленники проникли в его квартиру и беспрепятственно вскрыли домашний сейф, где маэстро хранил свои сокровища.

Дерзким и наглым было ограбление вдовы советского писателя Алексея Толстого, которая унаследовала немалое количество бриллиантов, картин и ценных бумаг. Писательская вдова, дабы блеснуть перед избранной публикой, собираясь на прием в румынское посольство в Москве, приколола на платье уникальную по художественному исполнению французскую брошь с огромным, невиданной красоты бриллиантом.

Это ее и подвело. Через пару-тройку дней в квартиру, где проживала Толстая с домработницей, позвонили. «Кто там?» — спросила домработница. «Из литературного музея», — ответил приятный мужской голос за дверью.

Не заподозрив ничего неладного, пожилая женщина спокойно повернула ключ в замке. К ее хозяйке часто наведывались люди то из музеев, то из архивов. Но, едва она открыла дверь, в прихожую ворвались трое грабителей в масках. Они связали оторопевших от неожиданности женщин и затолкали их в ванную комнату.

Налетчики действовали явно по наводке. «Где французская брошь?» — приступили они к главному. Вдова молчала, потрясенная осведомленностью грабителей. Тогда «гости», показав прекрасное знание расположения комнат, быстро нашли тайник. Унесли все ценности, в том числе и знаменитую, невиданной красоты брошь, на которую положил глаз кто-то из участников дипломатического приема в румынском посольстве.

Так что демонстрировать на себе дорогие украшения, даже в узком кругу великосветской публики, было небезопасно уже в те времена. Бугримова неукоснительно следовала этому мудрому правилу много лет, поэтому фамильные драгоценности народной артистки СССР все эти годы были в целости и сохранности — о их существовании никто не подозревал.

Неизвестно, из каких побуждений нарушила Бугримова установленное ею же самой правило. Но, как и в случае с вдовой писателя Толстого, ее ослепительное появление на цирковом празднике тоже имело печальные последствия.

Бугримова проживала в «высотке» на Котельнической набережной. За день до встречи нового года, поздним вечером 30 декабря 1981 года к подъезду подкатил фургон. Из него вышли трое хорошо одетых, вальяжной наружности мужчин. Они выгрузили большую пушистую елку и внесли ее в подъезд.