Далее, у католиков имеется таинство причащения, представляющее собой самое непостижимое чудо. Наши богословы требуют от нас под страхом проклятия, чтобы мы уверовали, будто сын божий по слову священника покидает обители славы и является нам под видом хлеба; хлеб становится богом; при этом таких богов оказывается ровно столько, сколько на всем земном шаре священников, совершающих этот обряд; однако наряду с этим мы всюду должны видеть одного и того же бога; этому-то богу поклоняются и воздают честь люди, которые, невзирая на все это, находят чрезвычайно смешным, что египтяне в былое время обожествляли луковицы. Католики, не довольствуясь поклонением хлебу, съедают его, убежденные в том, что насытились божественной сущностью; протестанты отказываются верить в такое чудо и считают людей, выполняющих этот обряд, самыми настоящими идолопоклонниками. Как бы то ни было, эта таинственная догма, конечно, весьма выгодна нашим священникам; они приобретают огромный вес в глазах верующих благодаря власти над самим божеством, которое по их желанию буквально отдается им в руки; можно сказать, что каждый католический священник - творец своего бога.

Что касается таинства елеосвящения, состоящего в растирании маслом больных, готовящихся отправиться в иной мир, то уверяют, будто оно весьма содействует их телесному и духовному укреплению. Если, однако, это таинство и оказывает столь благотворное влияние, то самым невидимым и чудесным образом, так как видимые его результаты сводятся главным образом к запугиванию ослабленных болезнью людей и нередко к приближению минуты их смерти. Однако наши священники настолько преисполнены милосердия и настолько заинтересованы в вечном блаженстве человека, что скорее рискнут погубить его, нем позволить ему отправиться на тот свет, не получив их спасительного помазания.

Рукоположение - это таинственная церемония, посредством которой бог изливает свою невидимую благодать на тех, кого избрал себе в священнослужители. Согласно католическому вероучению бог дает священникам власть самим создавать бога - привилегия, которой, конечно, нельзя достаточно надивиться. Что касается видимых результатов этого обряда и видимой благодати, сообщаемой соответствующим лицам, то они заключаются в том, что посредством нескольких слов и ритуальных жестов обыкновенный человек превращается в священную особу, то есть перестает быть мирянином; благодаря этому духовному превращению человек начинает получать огромные доходы, не будучи взамен этого обязанным приносить какую-либо пользу обществу; само небо дарует ему право обманывать, сбивать с толку и обирать своих непосвященных соотечественников, работающих на него.

И, наконец, брак тоже считается у нас таинством, так как мы получаем через него невидимую благодать, о которой не имеем ни малейшего понятия. Протестанты и неверующие, рассматривающие брак лишь как гражданский договор, а не таинство, получают при этом ровно столько же ощутимой благодати, сколько и любой добрый католик; мы не замечали, чтобы последние благодаря скрытому действию таинства становились более верными, постоянными и любящими супругами; нам с вами, сударыня, знакомы многие, кому этот обряд сообщил лишь благодать взаимной ненависти.

Я не буду говорить здесь о множестве других магических церемоний, совершаемых некоторыми христианскими сектами и отвергаемых другими, которым святоши придают самое большое значение, в твердой уверенности, что посредством этих ритуалов бог невидимо источает свои милости. Все эти обряды и церемонии заключают в себе, конечно, важные тайны, да и самый способ их действия, конечно, не менее таинственен. Так, вода, над которой священник произнес несколько нечленораздельных слов, приобретает невидимую силу невидимо же изгонять злых духов, невидимых по своей природе. Так, масло, над которым епископ пробормотал несколько невнятных формул, может сообщить людям и даже неодушевленным предметам, например, дереву, камню, металлу и стенам, невидимые свойства, которыми они раньше не обладали. Во всех церковных обрядах нам в конце концов только и показывают одно чудо за другим, а ничего не понимающая толпа с тем большим восторгом изумляется, любуется и трепещет; понимай она хоть что-нибудь во всех этих таинствах, они перестали бы вызывать столь страстное преклонение.

Жрецы всех народов начинали с шарлатанства, фокусничества, прорицаний и колдовства. Мы видим такого рода людей у самых отсталых и диких народов; они всюду существуют вследствие невежества и доверчивости себе подобных. Этих людей считают высшими существами, одаренными сверхъестественными способностями, избранниками самих богов, потому что они делают вещи, выдаваемые и принимаемые за чудеса; невежды же легко видят чудесное во всем. Даже и у наиболее цивилизованных наций народ всегда остается самим собой; слишком часто даже и здравомыслящие люди в делах религии разделяют народные представления; таким образом, священники продолжают при всеобщем одобрении заниматься своим старинным ремеслом.

Не удивляйтесь же, сударыня, тому, что наши епископы и все простые священники занимаются магией или фокусничеством на глазах у людей, питающих слепое пристрастие к древним обычаям и привязанных к ним тем более, чем менее им понятно их происхождение. Все таинственное имеет необычайную прелесть для невежд; чудесное завораживает людей; этим чарам трудно не поддаться даже самым просвещенным людям. Поэтому мы и видим, что священники, были всегда ярыми защитниками ритуала и обрядов церковного культа; чтобы упростить или отменить какой-либо обряд, требовались целые перевороты; пустейший ритуал стоил иногда потоков человеческой крови; народы чувствовали себя каждый раз на грани погибели, как только предпринимались какие-либо нововведения в религиозном культе; им каждый раз казалось, что их намереваются лишить неведомых выгод и невидимых милостей, которые они неразрывно связывали с теми или иными телодвижениями или обрядами. Ловкие священники предусмотрительно загромоздили религию бесчисленными обрядами, ритуалом и таинствами; они чувствовали, что этим еще вернее поработят людей, разожгут их энтузиазм, добьются почета и, став необходимыми, смогут извлекать из своего ремесла огромные доходы.

Сударыня, вы меньше всего созданы для того, чтобы слишком долго обманываться насчет этих священных жонглеров; предоставьте им показывать свои хитроумные фокусы толпе; вы же должны, наконец, понять, что все их тайны,- не что иное, как бессмыслицы и глупости, которым они не могут дать никакого, хоть сколько-нибудь разумного объяснения; вы должны знать, что никакие жесты и никакие ритуалы не могут иметь значения для премудрого существа, которое именуют двигателем природы. Вы согласитесь, сударыня, что богу вряд ли могут польстить наивные церемонии и что всемогущий владыка мира, ни в чем не нуждающийся, чуждый гордыни и тщеславия, не может, наподобие земных государей, требовать соблюдения этикета или ставить свои милости в зависимость от лишенного всяческого смысла обряда. Вы можете отсюда заключить, что все эти чудодейственные ритуалы, полные, по уверению священников, глубоких тайн, к которым народ и сводит, по существу, всю религию,- не что иное, как ребячество, которому здравомыслящие люди должны подчиняться лишь для того, чтобы не оскорблять обычаев и не волновать слишком суеверных умов своих соотечественников.

Остаюсь и так далее.

ПИСЬМО СЕДЬМОЕ.

(О правилах благочестия; о молитвах и об умерщвлении плоти).

Теперь, сударыня, вы знаете, как надо относиться к таинствам и обрядам, перед которыми религия предписывает вам склоняться в молчании и благоговеть. В этом письме я хочу поговорить с вами об обрядах, от которых, по утверждению наших богословов, зависят благосклонность и милость бога. Священники изобрели для народа уйму безрассудных обычаев, вполне соответствующих ложным, зловещим, противоречивым и бессмысленным представлениям богооткровенных религий. Бог всегда изображался как человек, полный страстей, весьма неравнодушный к подаркам и лести, к различным выражениям преданности, или, вернее, как взбалмошный мелочный тиран, которого легко оскорбить, не оказав должных знаков уважения и пренебрегая этикетом, установленным, чтобы ублажать его тщеславие.