Бейля, очищавшего, по словам Маркса, "почву для усвоения материализма и философии здравого смысла во Франции", не случайно считают предшественником французского просвещения XVIII века. В "Историческом и критическом словаре" ("Dictionnaire historique et critique", 1694), этом его главном труде, нет, правда, прямолинейно выраженных атеистических мнений. Однако всеми своими проникнутыми скепсисом размышлениями на религиозные темы Бейль глубоко подкапывал прогнившее здание теологии. Особенно важно было решительное размежевание религии и морали, которое после Бейля блестяще продолжали Гольбах и Дидро. Вопреки богословам не религией, а природой людей и окружающей их обстановкой определяются, согласно Бейлю, их нормы поведения. Вера, писал он, не предотвращает от дурных поступков; более того, именно с религией и ее защитой связаны многочисленные преступления. В то же время атеисты, способные с помощью здравого смысла трезво судить о добродетели, как правило, вполне нравственны. Бросая вызов католической церкви, которая проповедует человеконенавистническую религиозную нетерпимость и проклинает атеистов, Бейль выступил как поборник свободы вероисповедания и даже свободы совести, то есть права держаться любой веры, или не верить в бога совсем. Именно это в этических воззрениях Бейля привлекло особенное внимание просветителей-атеистов XVIII века. Эти его глубоко гуманистические, передовые взгляды получили высокую оценку у Маркса, который писал, что Бейль "возвестил появление атеистического общества... посредством доказательства того, что возможно существование общества, состоящего из одних только атеистов, что атеист может быть почтенным человеком, что человека унижает не атеизм, а суеверие и идолопоклонство".
Ничего подобного и в мыслях не имел другой видный представитель передовой французской философии XVII века - Пьер Гассенди; однако и ему принадлежит видное место в истории атеистических идей. Главная заслуга Гассенди - восстановление атомистического учения великого материалиста и атеиста древности Эпикура; он освободил Эпикура, по словам Маркса, "от интердикта, наложенного на него отцами церкви и всем средневековьем". Развивая в своем "Своде философии" (1658) и в других работах мысли об атомном строении материи, Пьер Гассенди в движении атомов видел ключ к объяснению всего многообразия вещей и явлений природы, совершающихся в пространстве и времени. Эти его взгляды имели большое значение для подготовки воззрений французских материалистов XVIII века, хотя сам он верил в божественное происхождение атомов и вообще обставлял свой материализм множеством оговорок и уловок, чтобы избежать открытого разрыва с церковью.
Из ближайших французских предшественников атеизма Гольбаха необходимо назвать по крайней мере двух - Николя Фрере и Жана Мелье.
Историк, пытливый исследователь древностей Фрере отверг традиционный церковный взгляд на новозаветные книги; он доказывал, что "канонические" евангелия появились лишь во второй половине первого и в начале второго века нашей эры. Большое значение имело его "Письмо Трасибула к Левкиппе" (впервые издано в 1758 г., после смерти автора) - произведение атеистическое, наметившее, по сути дела, все основные линии противорелигиозной критики энциклопедистов. В этой книге, между прочим, мы видим плодотворные попытки сравнительно-исторического изучения религий, попытки найти общие черты между христианской мифологией и религиозными представлениями древневосточного и античного мира. Фрере доказывал, что, с точки зрения здравого смысла, нет никакой надобности объяснять вселенную с помощью идеи бога. В любой религии он видел лишь серьезную помеху свободе разума, благополучию людей. Он считал, что всякий благоразумный человек должен бороться за сохранение тех драгоценных благ, которых религия пытается его лишить. "Чем глубже мы будем размышлять,- писал Фрере в "Письме Трасибула к Левкиппе",- чем больше мы будем обращаться к данным опыта, тем скорее мы убедимся в том, что религиозные идеи так же гибельны для государств, как и для составляющих их индивидов".
Те же мысли - гораздо подробнее изложенные и социально заостренные содержатся в "Завещании" Мелье, знаменитом литературном памятнике атеизма прошлого и утопического коммунизма. Автор этого произведения был сельским священником, вынужденным вопреки своим убеждениям проповедовать религию; но втайне он писал эту книгу, надеясь, что после его смерти прихожане найдут и прочтут ее.
Большая заслуга Мелье в истории атеистической мысли заключается в том, что он выступил не только с последовательной, воинствующей, но и с глубоко демократической критикой религии; он первый соединил эту критику с требованием бороться за интересы трудящихся и с утопическим коммунистическим идеалом.
Гольбах, как и другие энциклопедисты, был чужд коммунистических устремлений Мелье, но известное влияние противорелигиозных идей "Завещания" он все же испытал.
Идейные предпосылки атеизма Гольбаха не ограничивались достижениями французского материализма и французской атеистической мысли. Творчество энциклопедистов, объединявшихся вокруг Гольбаха и Дидро, было высшим в то время этапом европейской материалистической философии, самым прогрессивным выводом из успехов, достигнутых в прошлом в критике религии и церкви, в области развивавшихся естественных наук, обогащенных к середине XVIII века и во Франции и в других странах многими важными открытиями и наблюдениями. Идеи итальянских натурфилософов-вольнодумцев эпохи Возрождения во главе с Джордано Бруно, труды великого голландского материалиста и атеиста Спинозы, родоначальника английского материализма нового времени Френсиса Бэкона и его соотечественников Гоббса, Локка и Толанда - все это прокладывало путь к Гольбаху, Дидро и Гельвецию, к монументальной гольбаховской "Системе природы", этому, можно сказать, итогу западноевропейской материалистической философии и критики религии почти за три века.
Французский атеизм XVIII века был бы немыслим без нового естествознания, вызванного к жизни потребностями развивавшейся промышленности и постепенно освобождавшего от оков теологии представления о природе.
Обоснованное Коперником гелиоцентрическое учение опрокидывало освященные церковью антинаучные воззрения на вселенную. Открытие основных законов движения тел (Кеплер, Галилей, Ньютон), успехи в познании строения вещества, в области физики и химии привели в середине XVIII века к открытию законов сохранения материи и движения, важность которых для обоснования материализма и атеизма трудно переоценить. Такое же значение имели работы Везалия по анатомии человека, исследования Фабриция по эмбриологии, обнаружение микроорганизмов, открытие Гарвеем кровообращения, издание группой французских ученых во главе с Бюффоном фундаментальной "Естественной истории", где речь шла уже о единстве органического мира и непостоянстве видов. Постепенно раздвигались границы подлинно научного понимания природы, укреплялась вера в безграничную силу человеческого разума, дерзающего все дальше вторгаться в "непостижимые" тайны мироздания.
Говоря об идейных предпосылках атеизма Гольбаха, нельзя забывать и о благоприятной идейной среде, в которой создавались его боевые атеистические памфлеты 60-70-х годов. Эти произведения были, бесспорно, самыми радикальными и яркими, но не единственными образцами антирелигиозной литературы французских просветителей, бурным потоком обрушившейся на твердыни господствовавшей идеологии. Среди этих книг выделялись антихристианские диалоги Вольтера, его знаменитый "Философский словарь" и сочинения других, зачастую - малоизвестных авторов. Правда, критический пафос Вольтера никогда не поднимался до открытого атеизма; и все же в отношении всех так называемых "исторических" религий эта критика была предельно острой, беспощадной, и она, несомненно, сказалась на атеизме
Гольбаха.
Французский атеизм XVIII века был существенной стороной просветительной идеологии и содействовал поэтому переходу общества к более прогрессивному капиталистическому строю, шедшему на смену феодализму. Он унаследовал и развивал в новых условиях весь накопленный многообразный материал в области критики религии и церкви. В лице французских просветителей-материалистов и прежде всего Гольбаха атеистическая мысль достигла такой высоты и зрелости, каких не знала никогда за всю свою долгую предыдущую историю.