— Не смей! — Она выдернула руку и повернула качели так, чтобы быть к нему спиной. Глядя на ярко-оранжевое небо, она продолжала: — Не смей меня успокаивать. После всего, что ты мне рассказал, ты не смеешь говорить банальности!

— Это не банальности. Я понял, что ты для меня значишь, когда родился Робби, и…

— Думаешь, мне от этого легче?

— Дай же мне закончить. Каждый год приносил все больше счастья. Я осознал, как это прекрасно — быть отцом и твоим мужем, и понял, что люблю тебя.

Он видел, как тряслись ее плечи, и понял, что она плачет.

— Ты… с другой… в ту же самую неделю, как мы поженились?

Том знал, что услышать это будет для Клэр больнее всего и что ему придется проявить терпение, пока она свыкнется с мыслью.

— Клэр… Клэр, прости меня.

— Как ты мог так поступить? — Ее голос звучал неестественно высоко от сдерживаемых эмоций. — Как ты мог всего лишь через неделю после этого пойти со мной к алтарю?

Он оперся локтями о колени и опустил голову, рассматривая грязь и опилки под ногами. С тех пор, как он узнал о Кенте, он только и делал, что сдерживал свои чувства, но сейчас при мысли, какую боль он причинил Клэр, на глаза навернулись слезы. Он быстро смахнул их, но слезы набегали снова. Он не умел умолять о прощении, вот и теперь — приближался вечер, а они все сидели каждый на своих качелях и смотрели в разные стороны, она — на запад, а он — на север.

Все еще плача, она пробормотала:

— Я никогда не думала… что ты… как ты не хотел жениться на мне.

— Прошедшее время, Клэр, это все в прошлом. Я же сказал тебе, что потом понял, как мне повезло.

Ей было так плохо, что она не слышала успокаивающих слов.

— А ты не думал, что женщина в день своей свадьбы может почувствовать, что что-то не так? Я, наверное, была слишком счастлива, ведь… от… отец моего ребенка женился на мне, и по… этому… — Она разрыдалась, зажимая рот ладонью.

Протянув руку, он сжал ее плечо. Все ее тело сотрясалось от плача, это разрывало ему сердце.

— Клэр, не надо, — умоляюще произнес он, ощущая ту же боль, что и жена. — Господи, Клэр, я не хотел так мучить тебя.

Она стряхнула его руку.

— Мне очень плохо и это из-за… из-за тебя, и я сейчас ненавижу тебя за то, что ты с нами сделал.

Клэр вытирала нос тыльной стороной руки. Том подал ей платок. Она взяла его, а потом сказала:

— Ты в последнее время так странно себя вел. Я знала — что-то не так, но и представить не могла, что.

— Я пытался признаться тебе еще в Дулуте, но… — Голос изменил ему, и он тихо закончил: — А, к черту.

Наступила тишина, тяжелая, гнетущая, подавляющая все, кроме их взбудораженных нервов. Горе приковало их к качелям, сделало узниками друг друга, и этот ужасный перелом произошел в их жизни, когда она казалась особенно стабильной и спокойной. Надвигался осенний вечер, линия горизонта уже перерезала огромный шар солнца на две неравные части, небо напоминало цветом спелые фрукты. Легкий ветерок пронесся над площадкой. Прошло немало времени, прежде чем Клэр спросила:

— А он знает?

— Она говорит ему обо всем сейчас.

Том чувствовал, что жена собирает все факты вместе и делает неправильные выводы. Все это время она сидела отвернувшись, так что цепи, на которых висели качели, перекрестились у нее над головой. Она раскрутила цепь, чтобы видеть его лицо. Несмотря на убитый вид, ее взгляд, казалось, пронизывал его насквозь.

— Ты с ней встречался, ведь так? Вот куда ты отправился, когда заявил, что едешь за аккумулятором.

— Да, но Клэр…

— Ты с ней виделся до этого?

— Послушай меня. Кент вырос, не зная, кто его отец. Я не мог рассказать тебе о нем без ее разрешения, вот о чем мы сегодня говорили. Мы приняли решение открыть правду одновременно, чтобы никто не смог узнать от кого-то другого.

— Ты не ответил на мой вопрос. Вы встречались раньше!

Он сжал челюсти так, что желваки заходили по его лицу.

— Да. Один раз. В тот день, когда я понял, что он мой сын.

— Где?

— У нее дома. Но мы только разговаривали, Клэр, это правда.

Она долго молчала, с недоверием глядя на него опухшими, красными глазами. Наконец отвела взгляд.

— Должно быть, она живет здесь где-то рядом.

— В районе Хэвиленд-Хиллз. Они переехали сюда из Техаса как раз перед началом учебного года. Когда она пришла записывать Кента, то и понятия не имела, что я директор школы. Клэр, я отвечаю на все вопросы, потому что мне нечего больше скрывать. Была только одна ночь в 1975 году, и все. Как перед Богом клянусь, у меня никого не было с тех пор, как мы поженились.

Клэр ссутулила плечи, ее руки безжизненно висели между коленей. Она закрыла глаза и запрокинула голову, козырек бейсболки уставился в небо. Шумно вздохнув, жена замерла, как человек, который хочет скрыться от всего и всех. Потом слегка — на несколько сантиметров — качнула качели, будто притворяясь в глубине души, что ей все равно.

Том ждал, страдая от того, что заставил ее так мучиться.

— Ну хорошо, — произнесла она, вздергивая голову, словно собравшись с духом, — у нас ведь еще есть дети, о которых надо подумать, верно? — Качели продолжали тихо раскручиваться, потом резко остановились, когда она прижала ладонь ко рту и отвернулась, глотая слезы. — Боже, как все сложно. — Ее голос прервался.

Что он мог ответить? Что сделать, что предложить? Он был несчастен так же, как она.

— Я бы никогда не причинил вам горя, Клэр, ни тебе, ни детям. Это случилось так давно. Просто какая-то мелочь в прошлом, о которой я забыл.

— Это для тебя было давно, а нам приходится расхлебывать все сейчас. Сейчас, и гак гадко, что мы вынуждены вовлекать в этой детей.

— Неужели ты считаешь, что я об этом не думал?

— Не знаю. А ты думал?

— Конечно. Клэр, ты говоришь так, будто я внезапно превратился в какого-то бессердечного типа. Разве ты не видишь, что мне тоже больно? Что я жалею о случившемся и хотел бы все исправить? Но это невозможно. Все, что я могу, — это быть честным до конца и надеяться, что таким образом мне удастся избавить всех от лишних мучений. Что касается детей, то я намерен рассказать им все сегодня. Я могу сделать это сам или ты будешь со мной, как пожелаешь.

— Челси будет так… так… — Клэр неопределенно помахала рукой. — Кто знает, что между ними произошло? Ясно, что она в него влюбилась.

— Ничего между ними не было, я готов жизнью поклясться.

— Я знаю! — зло глядя на мужа, ответила Клэр. — На первом же свидании, которое и не назовешь свиданием? Мы все же воспитали дочь, у которой есть стыд и совесть! Я говорю о поцелуях. Вдруг он поцеловал ее, ведь в этом возрасте они уже целуются!

— Ну, этого мы никогда не узнаем, потому что я ни за что не стану ее расспрашивать.

— Конечно, нет. Но она все равно будет огорчена. А Робби? Он и так недоброжелательно относится к Кенту… им приходится вместе играть в футбол, а мне придется встречаться с ним на уроках.

— Мне тоже приходится с ним встречаться.

— Уж ты извини меня за то, что я не испытываю по этому поводу никакого сочувствия!

Она встала с качелей и подошла к одной из подпорок, прижалась к ней плечом. Сунув руки в карманы, Клэр смотрела на заходящее солнце. Хуже всего было то, что она стояла спиной к Тому. Теперь всегда спиной. Страх, казалось, сгустился в его душе и превратился в комок. А еще он ощущал желание прикоснуться к ней, обнять, прижать к себе, чтобы быть уверенным, что вместе они все преодолеют.

Он тоже поднялся с качелей и встал позади нее, не решаясь прикоснуться и боясь оставить все, как есть. Том смотрел на взлохмаченный «хвостик», который она просунула в прорезь кепки, на выгоревшие на солнце волосы, на рукава старой рубашки, помятой и в лучах вечернего солнца словно запыленной. Этот молодежный стиль одежды и небрежность придавали ей какую-то детскую незащищенность.

— Клэр… — Он положил руки ей на плечи.

— Не надо! — Она с негодованием вырвалась и снова облокотилась о столб. — Я не хочу, чтобы ты сейчас ко мне прикасался. Мог бы понять это.