Моника вышла из кухни, вытирая руки льняным полотенцем.

— Кент, мне надо поговорить с тобой. Не мог бы ты закончить беседу?

Прикрыв трубку ладонью, он ответил:

— Ма, я разговариваю с девушкой.

— Пожалуйста, заканчивай, — повторила она, выходя из комнаты.

Кент сказал в трубку:

— Извини, Челси. Я должен идти. Маме что-то потребовалось. Слушай, а ты попозже будешь дома?.. Может быть, я тогда перезвоню… Да, конечно. И ты тоже… Пока. — Он спрыгнул с дивана, захватив с собой переносную трубку телефона. — Эй, ма, — заходя на кухню и перебрасывая трубку из руки в руку, проговорил Кент, — что это такое важное, что я даже не смог договорить по телефону?

Моника зачем-то перекладывала фрукты в вазе белого стекла, меняя местами персики, бананы и яблоки.

— А кто эта девушка? — спросила она.

— Челси Гарднер.

Мать смотрела Кенту прямо в глаза, сжимая в руке зеленое яблоко, и взгляд ее был так серьезен, что он подумал, не случилось ли чего, может, она потеряла работу?

Он перестал подкидывать телефонную трубку и спросил:

— Мать, что с тобой?

Все еще держа в руке яблоко и не замечая этого, она предложила:

— Пойдем в комнату, Кент.

Он снова опустился на диван. Моника села в кресло, наклонившись, уперлась локтями в колени, продолжая крутить в руках яблоко.

— Кент, я собираюсь рассказать тебе о твоем отце. Он замер, внутри его все сжалось, как в те несколько секунд, когда он впервые нырял с большой высоты.

— О моем отце? — переспросил он, как будто впервые слышал это слово.

— Да, — ответила она, — ты был прав. Уже пора. Кент сделал глотательное движение и, не сводя глаз с матери, ухватился за телефонную трубку, как за спасательный круг.

— Хорошо.

— Кент, твой отец — Том Гарднер.

Он открыл рот и, казалось, не замечал этого.

— Том Гарднер? Ты имеешь в виду… мистера Гарднера, нашего директора?

— Да, — тихо ответила Моника и замолчала. Она перестала крутить в руках яблоко.

— Мистер Гарднер? — хрипло прошептал сын.

— Да.

— Но он… он отец Челси.

— Да, — повторила она, — это так.

Кент отвалился на спинку дивана, закрыл глаза, все еще сжимая в руке трубку так, что побелели ногти.

Мистер Гарднер, один из самых приятных людей из всех, кого он встречал, мистер Гарднер, с улыбкой на лице желающий им доброго утра в школьном коридоре, человек, который понравился Кенту, как только он его увидел, и из-за того, как он обращается со своими детьми, и из-за того, как — с чужими. Директор школы, которого он увидит в понедельник и в остальные дни до самого конца учебного года. И который вручит ему школьный аттестат.

Отец Челси.

Боже мой, ведь он поцеловал вчера Челси.

Эмоции захлестывали Кента. Его просто трясло, он испытывал настоящий шок. Он открыл глаза и как в тумане сквозь слезы увидел угол потолка.

— Я вчера после игры провожал Челси домой.

— Да, я знаю. Мы виделись с Томом пятнадцать минут назад. Он миг рассказал.

Кент выпрямился.

— Ты встречалась с мистером Гарднером? Ты… то есть он…

— Нет, он для меня ничего не значит, не считая того, то он твой отец. Мы виделись только для того, чтобы обсудить все это, как сообщить нашим семья, кем вы друг другу приходитесь. Только поэтому.

— Значит, он знает обо мне. А ты говорила, что нет.

— Да, извини, Кент. Я ведь никогда не обманываю тебя, но теперь ты понимаешь, почему я так сказала. И я не знала, что ты встречаешься с Челси.

— Между нами ничего не было, понятно? — почти воинственно заявил Кент.

— Да, конечно, — глядя на яблоко, согласилась Моника.

Сын видел, что его слова успокоили мать, хотя и прежде он никогда не давал никакого повода считать себя завзятым гулякой. Он таким не был.

— И давно он обо мне знает? — спросил Кент.

— С того дня, как я записала тебя в школу. Я и понятия не имела, что он там директор, пока не увидела его входящим в кабинет.

— Значит, он и не подозревал о моем существовании?

— Нет.

Кент склонился, пряча лицо в ладонях, так что телефонная трубка взъерошила ему волосы над ухом. Наступила гнетущая тишина. Моника положила яблоко на столик так осторожно, словно и то, и другое было сделано из хрусталя. Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях, и смотрела на ту часть ковра, на которую падал солнечный луч. В ее глазах тоже стояли слезы.

Через некоторое время Кент поднял голову.

— Так что же заставило тебя рассказать ему?

— Он тебя узнал и сам спросил.

— Узнал?

— Ты очень на него похож.

— Похож? — Это еще больше потрясло Кента. Моника кивнула, не сводя глаз с ковра.

Все разом нахлынувшие эмоции прорвались в потоке злости, причину которой парень и сам не понимал.

— Я прожил всю жизнь в неведении, а теперь ты вдруг объявляешь мне, кто мой отец, и оказывается, что это человек, который мне нравится, да еще и то, что я на него похож! — Остановившись на секунду, Кент прокричал: — Ну давай же, продолжай, ма! Расскажи, как это все произошло! Не заставляй меня задавать тысячи вопросов!

— Тебе это не понравится.

— Да наплевать! Я хочу все знать!

Она помолчала, стараясь успокоиться и взять себя в руки.

— Он был просто парень, которого я встречала в колледже, когда училась там. Какой-то предмет мы изучали вместе, в одной группе — не помню уже, какой. Я всегда считала его красивым, но между нами ничего не было. Я даже не очень хорошо его знала. В выпускном классе я подрабатывала, разнося по адресам пиццу из кафе «Мама Фиори», и однажды июньским вечером мы получили заказ на полдюжины порций для холостяцкой пирушки. Я принесла пиццу, а он открыл мне двери. Он… — Моника сплела пальцы и пожала плечами. — Я не знаю… Он схватил меня за руку и затащил в комнату. Там было очень шумно, они, конечно, выпивали. Там повсюду валялись пивные бутылки и шатались какие-то едва одетые девицы. Он вспомнил меня и собрал со всех парней огромные чаевые, а потом предложил мне вернуться к ним после работы и выпить пива. Я никогда… никогда ничего подобного не делала. Я была из тех, кого называют «синим чулком». Ученица, такая правильная и старательная. Очень целеустремленная. Не могу понять, почему я так поступила, но после работы я вернулась к ним, и выпила пару бутылок пива, и одно за другое, и кончилось тем, что я оказалась с ним в постели. Через два месяца я обнаружила, что беременна.

Кент минуту переваривал услышанное, со злостью глядя на мать.

— Холостяцкая пирушка, — ломким голосом сказал он, — я был зачат во время мальчишника.

— Да, — прошептала она, — но самое худшее не это. Он молча ждал.

— Это был мальчишник для него. — Моника слегка покраснела.

— Для него?

— На следующей неделе он женился. Потребовалась какая-то доля секунды, чтобы сложилась вся картина.

— Только не говори мне… — Их взгляды встретились, его — совершенно растерянный, ее — смущенный. — Он женился на миссис Гарднер, моей учительнице английского!

Моника кивнула и опустила глаза, потирая ноготь большого пальца. Кент швырнул телефонную трубку на диван, та перевернулась, а сам он опустился на подушки, закрыв рукой глаза.

— Случайная связь, — проговорил он. Мать смотрела, как дергается его кадык.

— Да. — Она и не пыталась оправдываться.

— Его жена знает?

— Никто из них не знает. Он говорит им об этом как раз сейчас.

Кент все еще не открывал лица, а Моника глядела на его длинные ноги в синих джинсах, на плотно сжатые губы, словно он сдерживал плач, на подбородок и скулы с пробивающейся щетиной — ему теперь приходилось бриться каждый день, и на горло, вздрагивающее каждый раз, когда он глотал слезы.

Протянув руку, она погладила грубую ткань на его колене.

— Кент, прости, — прошептала она. Он разжал губы.

— Да, мам, ничего.

Моника продолжала гладить его по колену, она просто не знала, чем еще помочь.

Он вскочил на ноги, словно избегая ее прикосновения, и, шмыгая носом, вытер лицо.