— Бедная Сильва. Ее жизнь была так трагична.

— Была? Значит, она умерла?

— Почти наверняка она утонула.

— Почти?

— Тело ее так и не нашли… Лодку вынесло на песок… но Сильвы в ней не было.

— Какое несчастье. Сколько же лет ей тогда было?

— Это произошло года полтора тому назад. Ей было лет двадцать восемь.

— И она жила в замке, в той комнате… до самого конца…

— Да. Непростой она была человек. Так и неизвестно, почему в такую непогоду отправилась она в море, но ведь отправилась… Это было настоящим безумством с ее стороны, впрочем, она всегда была безумицей.

— То есть… она сумасшедшая была?

— Да нет, конечно, просто неуравновешенная психика, не в себе, как говорится. Она могла месяцами быть тихой и смирной, а потом вдруг выдать сцену. Странное создание. Я с ней общался очень мало.

— И все же расскажите о ней. Мне крайне важно все знать о своей семье.

— Рассказывать в общем нечего. Ваш отец был женат дважды. Его первая жена, Эффи, родила ему дочь Сильву. Супруги друг другу совсем не подходили, ссорились ужасно. С таким человеком как ваш отец, жить было очень трудно. Дочь свою он явно не любил. Возможно, был огорчен тем, что родилась девочка, а он мечтал о сыне. Не знаю. Так или иначе, ребенком он не интересовался, да и едва ли вообще выносил ее.

— Бедная девочка! — заметила я. — Она ведь понимала это. Не удивительно, что она была неуравновешенной, как вы говорите.

— Эффи скончалась от воспаления легких, а через пару лет после этого отец ваш по делам отправился в Лондон и вернулся оттуда уже с вашей матерью. И это тоже было ошибкой и его, и ее; она здесь так и не прижилась. После вашего появления на свет их отношения вроде наладились, но ненадолго. Счастливо и спокойно жить он был неспособен, тоже начались ссоры, и в конце концов она уехала, и дочку, то есть вас, увезла. Это было так неожиданно… Ничего она не говорила, не жаловалась, не объясняла. Взяла и уехала. С таким мужем ужиться было весьма нелегко.

— Наверное, Сильва, бедняжка, чувствовала себя такой несчастной.

— Хотелось бы знать, конечно, почему Сильва решила тогда выйти в море, куда она собиралась и, самое главное, действительно ли она погибла.

— А разве пустая лодка, выброшенная на берег, не достаточное доказательство?

— Ну, знаете, какие здесь люди! Где еще такие бывают, кто в самых очевидных случаях будет усматривать влияние сверхъестественных сил. Кто-то говорит, что ее гномы «утащили», а этот народец, как вам известно, большим уважением у нас пользуется. Кто-то говорит, она была «меченая», то есть вроде как из их компании, вот они забрали ее туда, откуда она пришла в наш мир. Кто-то говорит, она так негодовала на свою судьбу, что обратилась к самому дьяволу за помощью. Он о ней и позаботился. А дьявол, если помните, уже фигурировал в наших семейных преданиях.

— Да, вы рассказывали.

— Ну, а теперь от кого угодно можно услышать, что якобы в ненастные штормовые ночи сквозь шум прибоя и рев ветра доносятся и крики Сильвы. Некоторые даже считают, что ее призрак по замку бродит.

— Вы думаете, этот призрак обитает в моей комнате?

Яго расхохотался.

— Эллен, надеюсь, я не напугал вас этими сказками? Дорогая моя девочка, мы переселим вас в другую комнату.

— Нет, не надо! Я лучше встречу Сильву, если дух ее «бродит» по замку, я с удовольствием познакомлюсь с ней. Ведь она была мне сестрой. Как я могу забыть об этом? Все детские годы, которые я провела с Эсмеральдой, я мечтала иметь настоящую сестру, и она, оказывается, была у меня. Лучше бы я всю жизнь росла и жила в этом замке!

Он неожиданно близко наклонился ко мне и сжал мою руку.

— Как бы я этого хотел, Эллен. Тогда вам не надо было бы сейчас привыкать ко мне, мы уже давно и крепко дружили бы. Впрочем, надеюсь, мы и так скоро станем друзьями.

Чайка пронзительно вскрикнула почти над головой, будто насмехалась над нами. Яго не заметил этого. Лицо его было задумчивым, в глазах — теплый свет.

Мы помолчали. Я думала о своей сестре, так одиноко жившей в огромном замке, в то время как я мучилась в милости у кузины Агаты. Несколько страничек в блокноте нарисовали мне четкую картину тех лет: нелюбимый ребенок, мучительно переживающий свое одиночество. Вряд ли кто-нибудь мог понять ее лучше, чем я. Но мне достался от природы счастливый дар жизнелюбия, у меня была подружка — Эсмеральда, тихая и кроткая, по-своему страдавшая не меньше, а может, даже больше, чем я; несомненно, ко мне судьба была благосклоннее, чем к Сильве. А она, бедняжка, в громадном замке не смогла найти ни одно! доброй души! Уверена, что моя мать жалела ее, была добра с ней, но ведь мать сбежала с острова, когда мне было три года. Сильва сама тогда была маленькая, лет двенадцати, наверное.

Яго окружила целая стая птиц, он бросал им корма из корзины. Я присоединилась к нему, чтобы разделить его восторги от лицезрения этой картины: птичий гвалт, шум крыльев, порывы ветра, запахи моря.

— Красавицы какие, а? — кричал он сквозь гомон. — Вы знаете, что эти огромные птицы весят всего несколько унций? Хочется вам парить вот так же в воздухе, а, Эллен?

— Это, наверное, потрясающее ощущение. А почему они так тоскливо, так печально кричат?

В этот момент я почувствовала, что на нас смотрят. Резко обернувшись, я увидела на склоне позади себя незнакомого человека. Увидел его и Яго.

— О-о, да это Джеймс Мэнтон! — сказал он. — Мэнтон, здравствуйте. Что, работаете здесь?

Мы шли друг другу навстречу.

— Эллен, — сказал Яго, — разрешите представить вам Джеймса Мэнтона. Мэнтон, это моя подопечная мисс Эллен Келлевэй.

— О, да вы художник! — воскликнула я. Он кивнул с очень довольным видом, уверенный, что я знакома с его творчеством.

— Рад встретить вас, — сказал художник, — я на лодке сюда приплыл, собирался эскизы делать.

— Значит, вы хотите писать наш Остров? — спросил Яго.

— И Остров, и птиц. С этого холма открывается удивительный вид на ваш Остров. И освещение сегодня исключительное. Посмотрите, как море играет красками.

Мы согласились, что море особенно красиво.

— Трудно передать такую игру света, — произнес он, — но я попытаюсь. Надеюсь, вы не жалеете, что приехали на Остров, мисс Келлевэй?

Я сказала, что меня все здесь восхищает. Он следил глазами за высоко парившей в небе птицей; потом быстро поклонился, пожелал нам всего хорошего и пошел своей дорогой.

— Значит, это тот самый человек, который живет на Острове Голубых Скал? — спросила я, когда мы остались одни.

— Да, уж много лет, как он там поселился. Рисует он все больше птиц, море. Разбирается в этом неплохо. Мне кажется, это его здесь и держит. Но живет он на острове всего по несколько недель. В Лондоне он занимается продажей своих работ, а может, выставками.

— А на Острове Келлевэев он бывает?

— Нет, с тех пор как они с вашим отцом поссорились, не бывает. При встречах мы с ним, естественно, здороваемся, но друг у друга в домах не бываем. Ну что, может, пора нам возвращаться? Отдохнули достаточно, чтобы не потерять весла на обратном пути?

— Да я и не уставала вовсе.

Яго потянулся, потом разбросал птицам остатки корма — я сделала то же самое, — свернул дорожный плед и, взяв снова меня за руку, направился с холма к песчаному пляжу, где на привязи осталась наша лодка.

— Забирайтесь, — сказал он, — а я столкну ее!

Лодка закачалась на мелководье, я взялась за весла.

— Никакие занятия греблей вам не нужны, — сказал Яго, — вы будто с веслами в руках родились.

Скоро доплыли мы до нашего острова; лодку оставили у причала.

— Прежде чем мы вернемся в замок, — вдруг заявил Яго, — я отвезу вас к старой Тэсси, нашей ведунье-знахарке…

— …И колдунье? — пошутила я.

— Вот-вот. Она предскажет вам будущее. Уверен, что вам хочется узнать его. Уж таковы все женщины.

Мы пошли в гору в глубь Острова и оказались у маленького домика, утопавшего в зелени. Вокруг щедро разрослись деревья, кусты и травы, среди которых я сразу узнала розмарин, петрушку, шалфей, но было и множество других, неизвестных мне растений.