Изменить стиль страницы

— Начинайте в тихой бухте, у берега, — посоветовал Яго, — и поначалу обязательно в чьем-то сопровождении. Завтра я сам с вами поеду В любое время вам Слэк поможет. Главное, первое время нельзя выходить в море одной.

Я пообещала, что займусь греблей.

— Итак, завтра — первый урок, — закончил Яго.

Обед закончился, я поднялась в свою комнату. Какой длинный день получился. Порадовал меня визит в усадьбу Хайдрок, хоть удовольствие было подпорчено ревностью Гвеннол. Снова подумала я о том, что в дальнейшем надо быть сдержаннее и скромнее; жалко, конечно, такое милое знакомство на побережье было бы очень кстати.

Я зажгла на туалетном столике свечи и сидела, расчесывая волосы, когда раздался стук в дверь.

Я вздрогнула. Не знаю уж почему, но полумрак в комнате, огоньки свечи всегда приводили меня в тревожное, неуютное состояние.

Какое-то время я просто смотрела на дверь. Стук повторился… и дверь медленно открылась. В черном проеме стояла Дженифрай со свечой в руке.

— Ты… позволь мне говорить так… ты сразу не ответила на стук, я подумала, может, ты спишь, — сказала она.

— Я хотела было откликнуться, а вы уже здесь, — ответила я.

— Мне надо сказать тебе пару слов.

Она села в кресло рядом со мной, поставила свечу на столик.

— Речь идет о Гвеннол и Майкле Хайдроке. — В зеркале я увидела отражение Дженифрай. Глаза ее были опущены, будто она не могла смотреть на меня. — Он — один из немногих достойных холостяков в нашей округе, — решительно заговорила Дженифрай. — Он и Гвеннол всегда были добрыми друзьями, и…

— Может, больше, чем просто друзьями? — предположила я.

Она кивнула в знак согласия.

— …И всеобщее мнение таково, что в свое время они вступят в брак… если не возникнет препятствий.

— Препятствий? — переспросила я, неотрывно наблюдая за ее отражением в зеркале: лицо напряглось, губы искривились, она показалась на мгновение просто безобразной. «Кривое зеркало!» — срочно начала я убеждать себя.

— Такой знаменитый род, как Хайдроки… — с горечью продолжала Дженифрай, — в общем, кто-то, может, сочтет Гвеннол неподходящей невестой. Они все так гордятся своими предками. Эта миссис Хокинг… — с презрительной гримасой произнесла Дженифрай это имя, — по ее мнению, его достойна будет только дочь графа или герцога какого-нибудь.

— Не станет же она советовать ему в таких делах.

— Она очень хитра и запросто может посеять в нем сомнения и всякое такое. Ты же знаешь таких женщин, наверное. У нее огромное влияние на него. Она была его нянькой, с младенчества носилась с ним, кудахтала, пеленала. Для ее дорогого Майкла нет равной ему девушки.

— Хайдрок показался мне человеком, самостоятельно принимающим все решения.

— Вообще, Келлевэй — не такой уж бесславный род, но вот эта история с незаконнорожденными, подпортившая нашу ветвь… Якобы в каждом из нас сидит дьявольское начало…

— Да он никогда не поверит в этот вздор.

— Людям свойственно быть суеверными, сам он может и не верить в это, но мимо мнения других просто так не пройдет, это скажется и на других поколениях… А они всегда отлично ладили между собой, она собиралась помогать ему с историческими трудами. И вот возвращается сегодня… раздосадованная…

— Чем же? — дерзко спросила я.

Дженифрай наклонилась ко мне. Заставить себя посмотреть ей в лицо я не могла, я знала, что если сделаю это, то увижу уже знакомое зловещее выражение, которое однажды мельком заметила в зеркале.

— Разве ты не знаешь? Знаешь. Ты ведь понравилась ему? И потом вся эта сцена с подвернутой ногой — целый спектакль.

— Это был не спектакль. Я действительно споткнулась, подвернула ногу.

— Что же, вполне романтический зачин. Полагаю, тебя он нашел отличной от других знакомых девушек, честолюбивые мамаши из здешних поместий своих дочек постоянно выставляют на обозрение, но они лишь — провинциальные барышни… все как одна. И вот являешься ты — светская, элегантная, уже, как бы это сказать, с опытом. Естественно, ты возбуждаешь в нем интерес, и хоть ты и Келлевэй, но все же происходишь от «чистой» ветви рода, которая избежала связей с «дьяволом». Что, не так?

Я была вне себя.

— Послушайте, — почти в ярости заговорила я, — я случайно встретила этого человека. Я потеряла в его лесу дорогу, он доставил меня в гостиницу. Вместе с Гвеннол я встретила его второй раз, он пригласил нас на ленч, и вы теперь подозреваете, что я собираюсь сцапать его из-под носа местных знатных мамаш с их заневестившимися дочками? Да, я его встретила; да, он мне понравился; да, усадьба его мне понравилась. Но и все.

— Гвеннол склонна думать…

— Гвеннол влюблена в него, поэтому так ранима. Уверяю вас, я не одержима мыслью срочно найти себе мужа, тем более если это — первый встречный.

Она встала, взяла в руки свечу. Теперь она как бы возвышалась надо мной, от чего я едва не задрожала. Свет снизу падал на ее лицо, оно будто сияло в темноте, очертания фигуры терялись в полумраке, и в зеркале отражалось лишь это светлое пятно, без тела, без движений. Бледная кожа, опущенные веки — сама злоба была здесь.

— Возможно, я сказала тебе слишком многое, — приглушенно, почти шепотом, произнесла Дженнифрай, — но соблаговоли не выхватывать у Гвеннол Майкла Хайдрока.

— Дорогая Дженифрай, насколько я поняла, Майкл не из тех мужчин, кого можно «выхватить». Он сам сделает выбор.

— Его выбор — Гвеннол! И он сделал его еще задолго до твоего приезда.

— В таком случае можете быть уверенной, что и сейчас это так.

— Спокойной ночи, — холодно сказала она, — надеюсь, ты правильно поняла мои материнские переживания.

— Я все поняла.

Захлопнулась дверь. Уходя, Дженифрай еще раз обернулась, еще раз сверкнуло в темном зеркале бледное пятно ее лица. Я была уверена, что не обычная тревога матери за счастье любимой дочери являлась причиной этого разговора. Было здесь скрыто еще что-то.

Казалось бы, хватит приключений на один день, но нет, перед сном мне суждено было найти первую записную книжку.

Появление Дженифрай так взбудоражило меня, что о спокойном сне не стоило и думать, поэтому я и решила сесть за письмо к Эсмеральде. Она наверняка жаждет узнать о моих первых впечатлениях об Острове, а меня успокоит подробное изложение событий безобидных, но интересных, например, можно будет написать ей о фермах и коттеджах, где живут островитяне, о домиках «Трех жизней» и «Лунного света» и обо всем прочем.

В комнате моей стоял премиленький письменный столик, наклонная крышка его, затянутая кожей, по краям была инкрустирована слоновой костью. Я еще накануне заметила его, оценила и сразу сложила туда все мои письменные принадлежности. Сейчас я попыталась открыть крышку, но что-то мешало, возможно, заело петли. Изо всех сил рванула я панель, она резко взлетела вверх, и в этот момент выпал прямо мне под ноги небольшой ящичек, который в прошлый раз под крышкой я не заметила. Я открыла его. Там лежал блокнот. Я взяла его в руки, и на первой странице увидела детским почерком выведенное «С.К. Мой блокнот». Так это она, наверное, нацарапала странные слова в глубине платяного шкафа, это, наверное, ее портрет рисовала моя мать. Я пролистнула страницы. Некоторые из них были заполнены неровными строчками, которые приковали мое внимание.

«Ненавижу. Вот бы убежать отсюда». И ниже: «Отец ненавидит меня. Я не знаю, почему. Не думаю, что он вообще кого-то любит… ни ее не любит… ни Малышку». Я взглянула на первую страничку — там был заголовок «Жизнь на Острове».

Значит, это ученическая тетрадка принадлежит той самой таинственной С.К. А уже знакомые мне слова: «Я пленница здесь» судя по всему появились во время ее «заключения» в этой комнате в качестве наказания за какую-то провинность, что почти всем детям доводилось испытывать. Однако два ее портрета в мамином альбоме настолько заинтересовали меня, что я хотела узнать об С.К. как можно больше. Надо будет спросить о ней при первой же возможности. У Гвеннол хорошо бы поинтересоваться, правда, пока нам с ней лучше не встречаться, рассуждала я.