"Сѣверная Почта" не считаетъ нужнымъ прибавлять ни единаго слова; но мы позволимъ себѣ прибавить нѣсколько словъ. Намъ просто не вѣрится, чтобы московскiе домовладѣльцы не хотѣли придти выбирать людей, добросовѣстность и толковитость которыхъ для нихъ такъ нужна и важна, — людей, долженствующихъ цѣнить ихъ имущество. Вѣдь это была бы такая безпечность, такая повальная распущенность, что изъ рукъ вонъ… Да были ли они всѣ надлежащимъ образомъ и заблаговременно оповѣщены о днѣ выборовъ? Требовать, чтобъ явились всѣ безъ исключенiя — конечно невозможно; но — восемьдесятъ-четыре человѣка со всей Москвы! Нѣтъ, мы рѣшительно не хотимъ полагаться на одно краснорѣчiе цифръ, а скорѣе предположимъ, что неявка на выборы произошла отъ какой-нибудь случайной причины, напримѣръ неясной публикацiи, сдѣланной за слишкомъ короткiй срокъ передъ назначеннымъ днемъ. Но если мы ошибаемся въ нашемъ предположенiи, если не было другой причины, кромѣ мѣстной беззаботности, то остается повторить, что московскимъ обывателямъ нужно учиться разумной общественной дѣятельности.

Новое положенiе, о которомъ мы сейчасъ говорили, какъ важное для Москвы событiе, должно было произвести и безъ сомнѣнiя произвело тамъ общее одушевленiе. Причемъ, какъ часто бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, не обошлось безъ исторiйки, напоминающей о слабости человѣческой природы. Поднялся великiй споръ о томъ, кому рекомендоваться потомству въ качествѣ творца первоначальной мысли о преобразованiи московскаго городского управленiя. Г. Лонгиновъ совсѣмъ расположился-было исполнить это отъ своего имени; такъ нѣтъ! нашлись завистники, подняли гвалтъ, выдвинули впередъ столько старѣйшихъ кандидатовъ на то-же званiе творцовъ мысли, что оттерли г. Лонгинова далеко назадъ. Мы слушали-слушали этотъ споръ, да и рукой махнули: не понимаемъ, кому могъ помѣшать г. Лонгиновъ своими приготовленiями рекомендоваться потомству? Кому могло повредить его невинное удовольствiе? Потомству? — Пожалуста не безпокойтесь: потомство совсѣмъ не такъ просто; оно вовсе не такъ довѣрчиво и легковѣрно, какъ современники. Оно доберется до правды; его не увлечешь никакими увѣренiями…

Потомство!.. Ужасно мудрено угадать мысли и взгляды потомства! Кто знаетъ кàкъ оно посмотритъ на г. Лонгинова, на его противниковъ, на весь этотъ великiй споръ, да и на всѣхъ насъ, гордыхъ своимъ временемъ, своею живою, безпокойно-дѣятельной эпохой? Намъ кажется, что оно остановится на этой эпохѣ съ любовью и уваженiемъ; но вѣдь намъ и не можетъ казаться иначе. И г. Лонгинову вѣроятно кажется, что потомство изъявитъ ему свое совершенное почтенiе, а кто знаетъ? можетъ-быть у потомства образуется такой странный взглядъ, что оно найдетъ въ г. Лонгиновѣ, по поводу означенной исторiйки, одно дѣтское желанiе покрасоваться передъ нимъ въ мундирѣ начинателя преобразованiя, и только улыбнется. Все можетъ быть; недаромъ говорятъ, что времена переходчивы. Оглянитесь-ко на тѣ времена, когда жили люди, потомство которыхъ мы составляемъ; вслушайтесь въ тогдашнiя дѣла. Какъ они непохожи на нынѣшнiя!.. Въ № 31 "Спб. вѣдомостей" за 1740 годъ, подъ рубрикой: "Для извѣстiя" было напечатано слѣдующее:

"Понеже московская вѣдомостная экспедицiя за многiя чужестранныя и с. петербургскiя газеты нѣсколько сотъ рублевъ вѣдомостныхъ денегъ за многiе годы съ должниковъ понынѣ не выбрала, которые сей долгъ отъ одного году до другого платить хотя и обѣщали, только въ самомъ дѣлѣ весьма немногiе сiе учинили, и какъ упомянутая вѣдомостная экспедицiя сего недобору далѣе ждать, а уже толь менѣе онаго долгу потерять не можетъ: того ради гг. брателямъ вѣдомостей съ дружебною просьбою черезъ сiе напоминается, дабы они вѣдомостные свои долги безъ замедленiя пожаловали заплатили, а къ принужденнымъ на себя жалобамъ причины не подавали."

Чтó, скажите: вѣроятно такое объявленiе въ наше время? Сличить бы его съ нынѣшними объявленiями! Сличаемъ:

"ПРЕДОСТЕРЕЖЕНIЕ. Прочитавъ въ журналѣ «Развлеченiе», 3 объявленiе объ изданiи въ 1862 году ноября 1861 года, дамскаго журнала «Заря», я отправилъ 9 декабря девять рублей серебромъ въ контору редакцiи этого журнала у Мясницкихъ воротъ въ домѣ г-жи Арсеньевой, бывшемъ князя Дадiанъ. Деньги эти вѣроятно получены, потомучто обратно мнѣ не высылались; но журнала «Заря» я до сего времени не получаю. 24 февраля текущаго года я письменно напомнилъ редакцiи «Заря» о высылкѣ мнѣ журнала, но она до сихъ поръ не разсудила удовлетворить меня и даже не удостоила отвѣтомъ. Да послужитъ это предостереженiемъ для другихъ охотниковъ до дамскихъ журналовъ! И. Постниковъ." ("М. Вѣд." № 99).

Или — къ редактору:

"Вотъ уже годъ, какъ я изъявилъ желанiе быть подписчикомъ на "Юридическiй журналъ", издаваемый подъ вашею редакцiею. Основываясь на объявленномъ вами условiи о подпискѣ, 13 марта прошлаго года я послалъ изъ Иркутска тринадцать руб. сер. въ редакцiю вашего журнала. Но до сихъ поръ нетолько не получилъ ни одной книжки журнала, но даже и отвѣта на мое письмо. По отсылкѣ денегъ, прождавъ семь мѣсяцевъ, я рѣшился новымъ письмомъ отъ 5 октября напомнить вамъ объ удовлетворенiи моей просьбы. Но вотъ и еще пять мѣсяцевъ, а все такъ же упорно длится ваше молчанiе, и я по многимъ причинамъ начинаю думать, что ему и конца не будетъ.

"Непозволяя себѣ входить въ разъясненiе причинъ, побудившихъ васъ отказаться отъ того обязательства, которое вы приняли на себя передъ публикою, какъ редакторъ журнала, я не желаю однако, чтобъ деньги мои пропали безъ всякой уважительной причины, и потому покорнѣйше прошу васъ, м. г., передать эти тринадцать руб. сер. въ общество для пособiя нуждающимся литераторамъ и ученымъ, которому и доставлена мною росписка иркутской почтовой конторы объ отправкѣ къ вамъ этихъ денегъ, съ просьбою истребовать ихъ отъ васъ законнымъ путемъ. Если общество рѣшитъ подарить эти деньги вамъ, то мнѣ останется только увѣрить васъ въ совершенной готовности бытъ вамъ полезнымъ." Подписалъ А. Усольцевъ. (Тамъ же, № 97.)

Сличили. Чтó оказалось? Совершенно одинаковая деликатность и вѣжливость тогда и теперь. Вы можетъ-быть прибавите, что теперь слогъ сталъ замѣтно лучше? Такъ; но мы кромѣ того находимъ, что съ тѣхъ поръ мiръ перевернулся на другой бокъ: прежде издатели плакались на "брателей вѣдомостей", теперь братели плачутся на издателей. Слѣдуетъ заключить, что прежде братели, по-нынешнему подписчики, были крѣпки своею неподатливостью и господствовали надъ издателями; теперь издатели покорили своему господству подписчиковъ и тиранствуютъ надъ ними; прежде издатели вѣрили подписчикамъ и высылали имъ "вѣдомости" въ долгъ за "многiе годы", такъ что потомъ вѣдомостная экспедицiя и выбрать этихъ долговъ не могла; нынѣ подписчики вѣрятъ издателямъ и высылаютъ имъ впередъ деньги, а потомъ теряютъ надежду нетолько получать "вѣдомости", но и «выбрать» назадъ свои рубли. Такимъ образомъ втеченiе ста-двадцати лѣтъ все перевернулось наизнанку. Чтоже мѣшаетъ намъ заключить отъ прошедшаго къ будущему? Теперь изобрѣтатели новыхъ мыслей высоко цѣнятъ себя по достоинству и надѣются, что современники потомство сочтутъ долгомъ преклонить предъ ними колѣни; а можетъ-быть настанутъ такiя времена, что изобрѣтатель будетъ стоять предъ современниками на колѣняхъ, прося прощенья за родившуюся у него въ головѣ мысль… Оно странно, читатель, даже дико; но почему мы знаемъ чтó именно нашему потомству будетъ казаться страннымъ и дикимъ? Можетъ-быть когда-нибудь новыя мысли сдѣлаются такъ обыкновенны, что и настоящiе ихъ изобрѣтатели весьма подешевѣютъ, а сколько-нибудь сомнительные претенденты на званiе изобрѣтателей — просто надоѣдятъ, опошлятся и опротивятъ.

Заключимъ же посильнымъ нравоученiемъ. Всѣ, имѣющiе у себя настоящiя новыя мысли, съ ясными на новость и на принадлежность ихъ доказательствами, должны всячески спѣшить (невнимая ни завистникамъ, ни охотникамъ запугивать ближнихъ) предъявлять свои мысли и права на нихъ мiру, чтобы успѣть воспользоваться уваженiемъ и любовью современниковъ и получить документъ на таковыя же уваженiе и любовь со стороны потомства. Тотъ же, кто замышляетъ предъявить претензiю на изобрѣтенiе мысли, надлежащими доказательствами неподкрѣпленную, — удержись и раздумай: стоитъ ли поднимать дѣло въ виду могущаго современемъ послѣдовать измѣненiя взглядовъ, въ силу которыхъ подобныя претензiи будутъ всѣмъ честнымъ мiромъ осмѣиваемы и — чего добраго — презираемы?