Таня хотела подняться на локтях, но от неловкого движения резкая боль пронизала все тело. Она опустила голову на подушку и устало закрыла глаза.

— Где у нас тут Пухова?

Услышав свою фамилию, Таня открыла глаза. В дверях палаты стоял главврач. Он смотрел на нее и загадочно улыбался.

— Я, — как-то испуганно отозвалась она.

— А мне это известно, — главврач быстрыми шагами подошел к койке. — Только что звонили, справлялись о твоем здоровье.

— А кто же звонил? — задыхаясь от волнения, спросила Таня.

— Понимаешь, не мог разобрать. Слышимость отвратительная, как будто за тридевять земель говорили.

— Не из Степной?

— Возможно, — главврач виновато развел руками. — Нас как-то быстро разъединили. Но я успел сказать о тебе. Фамилия, по-моему, какая-то украинская. Что-то в этом роде…

— Спасибо, — чуть слышно прошептала Таня и, уже не обращая внимания на главврача, подумала: «Наверно, дядя Ваня Курганов звонил. А может… Ой, какая я сегодня счастливая!»

* * *

Василек возвращался из больницы веселым. Наконец-то удалось не только увидеть Таню, но даже почувствовать легкое пожатие ее руки. «Таня, конечно, растерялась, — пытался Василек объяснить себе ее сдержанность. — Да и я хорош, сидел, как будто палку проглотил. А тут еще больные: отвернулись, а сами уши Навострили, слушают».

Переступив порог дома, Василек бодро крикнул:

— Все-таки добился своего!

Поднимаясь с кровати, Степка недовольно проговорил:

— Радость великая… Сижу дома, жду твою светлость!

— Не ждал бы, — огрызнулся Василек. — Кто тебя держал?

— Ты нос не задирай, — Степка подошел вплотную, нахмурился, — а то живо образумлю.

— Жулик! — не сдержался Василек.

— Я? — Степка зло сплюнул. — Да ты подох бы без меня! Еще, как доброму, дал ему денег.

Стиснув зубы, Василек молчал. Все в нем кипело, хотелось броситься на Степку и избить его, но он сдержался и отошел к окну: деньги все-таки пришлось у него просить.

— Ну, довольно, не дуйся, — примирительно сказал Степка. — Собирайся, походим по городу.

Василек молча оделся. Вышли на улицу.

Подмораживало. Шумевший с утра ветер улегся, над городом стояла непривычная тишина. Выпавший снег лежал рыхлым слоем.

— А куда мы идем? — спросил Василек.

— Потолкаемся на вокзале, а потом сходим к заводу. Я там вчера спрятал под забором, что у водостока, мешок с дровами. Бабке принесем на растопку.

На перроне было многолюдно, ждали прихода поезда. Суетились железнодорожники, укутанные торговки громко предлагали каждому прохожему молоко и творог.

— Пошли, нечего зябликов ловить, — предложил Степка. Шли тропинкой, потом, увязая в снегу, повернули к оврагу. Степка начал беспокойно озираться по сторонам. Василек понял: тут что-то нечисто.

— На черта нужны эти дрова ворованные, — буркнул он.

— Замолчи, — прицыкнул Степка, волчонком глянув на него. — За свою шкуру трясешься?

Возле заводского забора, повисшего над оврагом, Степка опустился на колени и быстро, по-собачьи, начал разгребать руками снег и потемневшие от влаги опилки.

— Сядь, торчишь как пугало! — прошептал он, вытаскивая мешок, наполовину набитый стружками и чурбачками.

Степка передал мешок Васильку.

Они быстро свернули за угол, перебежали улицу и направились к Волге. Под обрывом остановились. Вокруг — ни души.

Степка взял мешок, развязал его и начал выбрасывать содержимое. На дне лежали четыре банки консервов.

— Опять?! — воскликнул Василек.

— Не ворчи! — зашипел на него Степка. — Прячь под пиджак!

— Не буду!

Степка, стиснув зубы, шагнул к Васильку.

— Чистоту блюдешь? — в голосе его звучала издевка. — Ты же по уши грязный. Деньги-то брал. Думаешь, откуда они?

— Сволочь ты! — повернувшись, Василек зашагал прочь.

Спрятав банки в карманы, Степка швырнул мешок с обрыва, догнал Василька.

— Смотри не проболтайся, поплывем вместе, — предупредил он.

Василек промолчал и свернул в первый попавшийся на пути переулок, сам не зная, куда и зачем он идет, только бы подальше от Степки.

«Расскажу, завтра же расскажу обо всем, — горячился Василек, сосредоточенно глядя себе под ноги. — А что будет потом? Он опозорит меня, и тогда… Выгонят, конечно, меня из комсомола, наладят в два счета с завода. Узнает об этом Таня. Позор! Молчать?.. А вдруг все узнают и без меня? Тогда еще хуже. Нужно уйти от него!.. А куда? Уехать совсем? А как же Таня?..»

Часто, отправляясь на работу, Василек давал себе слово не возвращаться назад, но всякий раз, продрогнув за день в холодном сарае, где он сбивал ящики, спешил к бабке Агафье, откладывая свое намерение до более подходящего времени.

Вот и сегодня, думая о том же, Василек долго бродил по заснеженным улицам города, пока наконец не почувствовал, что коченеют ноги. К дому подходил подавленным: так ничего и не придумал.

Бабка Агафья, отправившись к знакомым, еще не вернулась, в комнате был Степка. Он сидел за столом в небрежной позе довольного собой человека, с цигаркой в зубах. Перед ним стояла тарелка с недоеденной закуской.

— Обжираешься? — зло бросил Василек, швырнув на подоконник шапку.

— Заходил дружок. Вот парень! — он выставил большой палец, как делал всегда, когда хотел подчеркнуть что-то значительное. — Ловкач! А у тебя такой вид, как будто по морде дали.

— А тебе какое дело?

— Ты же друг, вот и беспокоюсь, — Степка тихонько хихикнул.

— Иди ты подальше со своей дружбой. Перекинув через плечо полотенце, Степкавстал, подошел к умывальнику и подставил под кран голову. Вода тонкими струйками падала с волос в жестяной тазик.

— У тебя, я вижу, любовные страдания, — съязвил Степка, наматывая на голову полотенце, как чалму. — Вот и срываешь зло на мне. Только зря ты ходишь к Таньке. Чего в ней хорошего? Глазюки черные, и все. Да у нас на заводе таких, как она, — пруд пруди.

— Не суйся не в свои сани! — заорал на него Василек и, схватив со стола кисет, начал скручивать цигарку, потом смял ее и бросил в угол.

— Успокой нервы, сумасшедший, — примирительно проговорил Степка, присаживаясь к столу. — Перекуси.

Он кивнул на тарелку.

— Сыт без тебя! — сквозь зубы бросил Василек. — Теплую компанию заводишь?

— А это не твое дело, — ощетинился Степка. — Тебя не пригласим, не волнуйся.

— Да я и не пойду, мне стыдно с тобой.

— Ты побереги ее, совесть, запас, говорят, карман не дерет.

Василек не выдержал, ударил пинком стоявшую рядом табуретку. Она с грохотом отлетела в угол.

— Пристроился, как вошь! Я не буду больше молчать! Понял?

— Не ори, услышат, — ковыряя ножом крышку стола, Степка исподлобья следил за Васильком. — О себе подумай, чистюля. Потерпи, скоро я с тобой распрощаюсь.

— Ну и уматывай, — глаза Василька зло блеснули. — И не пугай меня!

Степка попытался было перевести разговор в спокойное русло, сказав, что Васильку ничего не угрожает, каждый живет так, как ему правится.

— А это и видно, — возмущался Василек. — По следам своего батьки пошел?

— Вот как! — Степка вскочил и, сжимая нож, шагнул из-за стола.

— Подходи! — схватив утюг, Василек замахнулся. — О такой сволочи никто не пожалеет! Так черепок и разлетится!

Они мерили друг друга злобными взглядами. Их отделял всего один шаг, но никто не решался первым сделать его.

— Я тебе припомню, — грозился Степка. — Ты еще обратишься ко мне, заячья твоя душа!

— Помалкивай, пока не заявил в милицию, — Василек в упор смотрел на своего противника. — Тебя нужно к отцу твоему отправить.

— Попробуй, попробуй, сам влипнешь! Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату вошла бабка Агафья. Увидев воинственно настроенных ребят, она испугалась, бросилась между ними.

— Чего сошлись как петухи! — закричала она, расталкивая их в разные стороны. — Не поладили? Разойдитесь, кому говорю! Вот еще наказание на мою голову!

Степка бросил на стол нож, сел на кровать и, наблюдая за стоявшим у окна Васильком, тревожно думал о том, что не следовало бы ссориться с Васильком, болтать об отъезде из города.