— Невероятно, — тихо простонала я. — Я и не догадывалась. — Я вспомнила, как Чарли признавался мне в любви, как твердил о глубоких, искренних чувствах. Но если честно, он всегда был слегка повернут на физической стороне дела.

— Значит, — я украдкой посмотрела на нее, — ты не очень-то и удивилась?

Она вздохнула.

— Удивилась? Нет. Но я разочарована, впрочем, как всегда. Видишь ли, когда у него никого нет — а я обычно знаю, что он завел себе новую пассию, — я всегда думаю: «Слава богу, наконец-то ему стало лучше». Но потом все случается опять.

— Лучше?

— Да. — Она печально улыбнулась. — Он стал таким в последние четыре года. До этого мы были самыми близкими людьми на свете. Мы были так счастливы, он вообще не смотрел на других женщин. Я смущенно заерзала.

— В последние четыре года? Но почему…

— Четыре года назад умер Ник.

— О…

— И таким образом он пытается забыть об этом. Отвлечься.

Я нахмурилась.

— Думаешь?

— Люси, я точно знаю. Он в отчаянии. И только так может справиться.

— Все потому, что ваш сын погиб…

— Он его сбил.

Я в ужасе посмотрела на нее.

— О нет!

Мимси кивнула.

— Он ехал к дому. Слишком быстро, на своей машине. Завернул за угол, а я как раз переходила дорогу вместе с Ником. Я забрала его из школы, и тут красный «мерседес» Чарли выскочил из-за поворота. Ник был ближе. Чарли сбил его так, что тот прямо в воздух взлетел.

— Какой ужас! — Я закрыла рукой рот и замерла. Потом медленно отвела руку. — Он никогда не говорил…

— Конечно, не говорил, как он мог рассказать такое? Он сам до сих пор с этим не смирился. Он не может вынести, что натворил такое, поэтому, знакомясь с новыми людьми, рассказывает им немножко другую историю. С такими людьми, как ты, например.

— Но ведь все в округе наверняка в курсе!

— Конечно, только никто об этом не говорит, потому что Чарли так ужасно себя чувствует. А как еще пережить такую трагедию, Люси? Мне очень тяжело, ведь я потеряла ребенка, а представь, каково ему. Ему же приходится каждый день на меня смотреть. И на себя — в зеркало. Он не может себя простить, поэтому и пускается во все тяжкие. Хочет стать новым человеком. Дженни жила далеко отсюда, потому ничего и не знала, Патруска вообще из Лондона, а вы с Элеонор только недавно переехали… Идеальный вариант. И страстный секс, чтобы забыться.

— Он ненормальный, — на полном серьезе проговорила я.

Она покачала головой.

— Нет, это ты чересчур. И это было бы слишком просто. Как я уже говорила, так он пытается пережить трагедию. У всех нас есть свой способ.

Я посмотрела на нее:

— И для тебя это религия?

Она улыбнулась:

— Значит, вот что он тебе сказал? Что в этом браке нас трое? — Она убрала челку с глаз. — Элеонор он ту же сказочку рассказывал. И поначалу так оно и было. Я была в отчаянии, мы с Чарли не могли даже смотреть друг другу в глаза, так что я обратилась к Господу. И на первых порах действительно чуть с ума не сошла на этой почве, превратилась в ревностную фанатичку евангелистской церкви. Но потом я успокоилась, обрела равновесие. И сейчас… сейчас все это отодвинулось на второй план. Я по-прежнему верю в Бога, это моя опора, но теперь вера стала лишь частью моей жизни, а не всей жизнью. И я действительно часто бываю в церкви. Но я прихожу сюда, чтобы обрести покой и мир, как и многие другие люди. — Она улыбнулась. — Жаль, что я не безумный маньяк, бьющий себя в грудь, каким меня представил Чарли. Для него это послужило бы удобным оправданием. Может, когда-то, четыре года назад, я и была такой. Не знаю. Тогда я действительно обезумела от горя.

Я медленно кивнула.

— Четыре года назад и я такой была.

Она кивнула.

— Я знаю. И всегда знала. Вот видишь, ты понимаешь мои чувства. Понимаешь, как я пыталась преодолеть несчастье и каково было Чарли. Иногда мы совершаем безумные поступки. Это горе толкает нас на безумства. Я не очень хорошо тебя знаю, Люси, но сдается мне, ты не из тех, кто стал бы спать с женатыми мужчинами.

— Теперь ты и для меня придумала оправдание, — пробормотала я. — Спускаешь меня с крючка.

Она пожала плечами.

— Возможно. Поживем — увидим. Если бы жизнь была справедливой, ты бы сейчас жила в Лондоне с Недом. У вас был бы большой дом у реки, просторный сад, два маленьких сына, а может, и еще один ребенок, маленькая девочка. Может, вы купили бы коттедж за городом, куда приезжали бы на выходные и устраивали вечеринки с друзьями. Может, вы ездили бы отдыхать в Корнуолл. Но потом случилось так, что все твое счастье разбилось вдребезги, как и мое. И теперь с нами может произойти все что угодно. Мы вынуждены сворачивать на незнакомую дорогу, и никто не знает, куда мы по неосторожности ступим, пробираясь на ощупь в темноте, когда наша душа столь уязвима и открыта любому влиянию.

— Но я-то думала, что мне уже лучше, — возразила я. — Я думала, что после всех этих четырех лет Чарли — моя награда. Думала, что он — мое спасение, компенсация за все это страшное время. Я не видела, что все еще иду по неправильному пути.

— Это потому, что ты хотела, чтобы тебе стало лучше. Ты решила, что так оно и будет. Я много раз так делала. Как часто мне казалось, что именно теперь я обрела чудесное спасение. Лишь сейчас я понимаю, что излечиться можно, только заглянув себе в душу. Что внешнее влияние и другие люди не в силах помочь.

Мы молча сидели рядом на низкой деревянной скамеечке в тесной сводчатой комнате с белеными стенами. Сквозь высокое окно просочился один-единственный луч света и упал на брошенные на столе стебли. Лужицы воды поблескивали на солнце. Я подумала, какая же Мимси замечательная. Какая она сильная и храбрая. Интересно, если бы я все узнала раньше, еще во время нашей первой встречи, тогда, в церкви с Лавинией, все сложилось бы по-другому? Если бы я знала правду, это отпугнуло бы меня? Надеюсь, что да. Но ведь тогда я думала, что его жена совсем другая. Я думала…

— О! — вдруг воскликнула я. — Как странно. Я не подумала, что ты его жена, потому что когда я описала Чарли женщину, которую видела около вашего дома — стройную красивую блондинку, — он сказал: «Точно, это моя жена». Я помню, что он обнял ее и проводил к синему джипу. Они еще обсуждали покупки.

— Это, наверное, Хелен, моя золовка. Она так нас поддерживала. Всегда приезжала, хотя живет в Лондоне. И с Эллен помогала, брала ее к себе играть с двоюродными сестрами. Чтобы та не чувствовала себя одинокой.

— Твоя золовка? Сестра Чарли?

— Да. И у нее синий джип. — Мимси улыбнулась. — Хотя у меня тоже такой, но я его первая купила.

— Да, конечно. Ведь я ее еще раз видела, когда она привезла Эллен в квартиру в Лондоне. Тогда мне показалось, что я ее узнала, но я так и не поняла, где же ее видела. И машину тоже.

Она кивнула.

— Значит, разобрались.

Мы снова замолчали. Каждая думала о своем. Я вспомнила тот день в его квартире и поежилась.

— Я ему позвоню, — пробормотала я, поднимаясь на ноги.

Она остановила меня, потянувшись и дотронувшись до моей руки.

— Прошу, не надо. Езжай, встреться с ним, как и планировала. И объясни ему все, только помягче. Или даже, — она запнулась, — или даже продолжай, как будто ничего не было. Я уставилась на нее.

— Что?

— Не хочу, чтобы он страдал, — торопливо проговорила она. — Не хочу, чтобы ему было еще больнее. Я ведь теперь знаю, что это ты… и ты мне нравишься… пусть лучше он изменяет с тобой, чем с кем-то еще.

— Ты что, серьезно?

— Я… — Она облизнула высохшие губы. — Послушай. Просто не надо сразу списывать его со счетов. Он хороший человек, добрый, любящий, забавный, поэтому он тебе и понравился. Поэтому и я в него влюбилась. Прошу тебя, помни, что, даже если ты хочешь угодить мне, ему тоже надо помочь. Он все еще страдает.

Меня поразило ее мужество. Ее доброта.

— Ох, Мимси, я… я не смогу, — выпалила я. — Я уже совсем по-другому теперь к нему отношусь, когда знаю… про тебя.