— Когда есть возможность. Сейчас такая огромная конкуренция. Раньше я приносил сценарий, и мне говорили: «Спасибо большое, Чарли, мы выпустим это в эфир следующей осенью». — Он поморщился. — А теперь, боюсь, все не так. Теперь все начинают охать, ахать и жаловаться на плотное расписание.
— Но разве не ты написал тот чудесный сериал, «Огни Индии»? Он же совсем недавно вышел.
Он изумленно уставился на меня: еще бы, откуда мне-то знать?
— Мне Лавиния говорила, — выкрутилась я, заливаясь краской.
— Лавиния? — Он удивился еще сильнее. — Черт, я и не думал, что ее это интересует. Да, это я написал, и хотя на экраны фильм вышел недавно, сценарий двухгодичной давности, а на телевидении два года — это очень большой срок. Но я не жалуюсь. Просто работаю, и все. — Он задумчиво прищурился от ветра. — Что еще говорила обо мне милашка Лавиния? Я заинтригован…
К счастью, мне не пришлось выдумывать несуществующий разговор с Лавинией, так как на следующем повороте в поле зрения замаячила тетушка Вайолет. Она стояла по ту сторону забора на поле и пыталась оседлать лошадь. В одной руке у нее был пакет из «Теско», в другой — ружье. Пакет она взяла в зубы, ружье сунула под мышку и попыталась попасть ногой в стремя. Чарли неуверенно взглянул на меня.
— Да, они довольно эксцентричны.
— Мне можешь не рассказывать, — бросил он. — В этих краях их все знают. Их последняя выходка — отключить в коттедже электричество, потому что у них якобы на него аллергия. И теперь они бродят по дому с фонариками и доисторической газовой горелкой. Бог знает, что будет зимой.
Я вздохнула:
— Я знаю, все у них не слава богу. Но в коттедже им нравится. Роуз, разумеется, хочет обеспечить им «нормальный уход».
— И все мы знаем, что это значит, не так ли? — Он поморщился.
Мы ехали дальше. Мотор так ревел, что поговорить не получалось, поэтому я довольствовалась тем, что тайком косилась на его профиль. Чудесный прямой нос. И квадратная челюсть. Сильные загорелые руки, сжимающие руль… И вдруг он посмотрел на меня. И, наверное, увидел, как я пускаю слюнки.
— А что это за парень, Кит? — прокричала я, вытаскивая волосы изо рта.
— Очень приятный. Чуть старше меня, ему под пятьдесят, наверное, но у него столько энергии! И хорошо.
Когда он купил этот дом пару лет назад, это была просто развалина. А он сам его отремонтировал.
— Значит, теперь дом отреставрирован?
— Более-менее. Это был очень сложный проект, и, по-моему, в конце концов Кит потерял к нему интерес, когда его жена сбежала с водопроводчиком. — Чарли улыбнулся.
— О господи, какой кошмар! Бедняга.
Он пожал плечами:
— А это и к лучшему. Она всегда была такая. Посматривала по сторонам. Рано или поздно это все равно бы произошло, так лучше для Кита, что раньше. По крайней мере, теперь у него есть время, чтобы как-то наладить свою жизнь.
— И что? Он наладил?
Чарли задумался:
— Он обожал жену и долго не мог оправиться от потрясения, но тогда он как раз начал торговать антиквариатом, и бизнес имел огромный успех. А если ты имеешь в виду, появилась ли у него другая женщина, то нет.
— А дети у них есть?
— Два сына, замечательные мальчики, они как раз заканчивают школу. А может, один уже в колледже учится, я не уверен. — Он улыбнулся и посмотрел на меня. — Что это ты все расспрашиваешь?
— Что?
— О людях. Выуживаешь информацию.
Я покраснела:
— Да, я так всегда делаю. Мне кажется, что нужно узнать о человеке побольше, прежде чем с ним познакомиться. Выяснить его интересы и все такое.
Последовало молчание. Мне хотелось расспросить о его жизни, о его интересах, даже о его семье, но я почему-то не могла. Только не сейчас, когда он только что обозвал меня любопытной кошкой.
— А ты? — спросил он, глядя на меня. — Твоя жизнь наладилась после смерти мужа?
— Несколько лет я ничего не могла делать. Я была просто развалиной. Ну, не совсем развалиной, конечно, у меня была работа, я ухаживала за детьми и не устраивала истерик в супермаркете, ничего такого, но вот оставаясь в одиночестве… да. Его смерть сильно меня подкосила. И я не сразу оправилась. Но теперь я чувствую себя намного лучше, — беззаботно проговорила я. — Я… ты знаешь, я теперь могу жить дальше. Переехала сюда, порвала с прошлым, с жизнью, которая была у нас с ним. С Недом. Мне пришлось. А то я топталась на одном месте, цеплялась за обломки кораблекрушения, как говорят.
Он кивнул:
— Это нормально. Иногда это единственное, что остается.
Я прищурилась от ветра и убрала волосы:
— Откуда ты знаешь?
— Ну, у меня немножко другая история. Похожа на твою, но другая. У нас был еще один ребенок. Мальчик, его звали Николас, на год младше моей дочери Эллен. Четыре года назад он погиб.
— О господи, какой ужас! — Я закрыла рот рукой. — И как… о нет. Извини.
— Да нет, все в порядке. Он шел домой из школы. Маленькая деревенская школа, через дорогу от нашего дома. Моя жена была с ним и смотрела за ним, но все равно его сбила машина. Ему было четыре года.
— О господи! — Четыре года. Я вспомнила Макса и Бена в этом возрасте. Они были как ангелы.
— Это ужасно, — невнятно пробормотала я. — Вы, наверное, с ума сошли от горя. И ты, и жена.
— Да. Но время лечит. Жизнь продолжается, сама знаешь старую поговорку. Надо жить дальше. Особенно когда есть другие дети.
— Но как ты это пережил?
— Как пережил? С головой ушел в работу. Часами стучал на компьютере. Купил квартиру в Лондоне, чтобы работать. Чтобы сбежать от всего этого. — Он с горечью посмотрел на меня. — Ты, наверное, понимаешь, что горе не очень хорошо влияет на брак. Я где-то прочитал, что после смерти ребенка не распадается только один процент семей. И меня это ни капли не удивляет. — Он вздохнул. — Да, я купил квартиру, чтобы мы могли отдохнуть друг от друга. Иногда мне было невыносимо находиться с ней в одной комнате, в одном доме, и… Раздельная жизнь в каком-то отношении нас спасла. — Он замолчал и задумался. — Но все же до конца я еще не оправился. Я просто живу своей жизнью.
— А как же… — я сделала очень глубокий вдох, — …как же твоя жена? — Ну вот. Я наконец-то это сказала.
— Моя жена? Она нашла утешение в другом.
— О! То есть…
— Да, в этом браке нас трое, Люси, как когда-то сказала принцесса Диана. — Он улыбнулся. — Но речь идет не о любовнике. Моим соперником стал сам Господь.
— Господь?
— Да. — Он улыбнулся. — Видишь ли, Миранда обрела спасение. Вот ей повезло, да? Так она и пережила смерть сына. Она увидела свет и нашла успокоение. В один прекрасный день она приехала из супермаркета, бросила пакеты с едой посреди кухни и сообщила мне о своем перерождении. Это намного лучше, чем наркотики, алкоголь или антидепрессанты, как мне не устают сообщать ее новые друзья, тоже перерожденные. Это же просто чудо, черт возьми! Но при этом жить с ней весьма непросто.
— А почему? Она что, слишком увлеклась?
— Слишком увлеклась? Ха! — Он зловеще расхохотался. — Да, пожалуй, она немного переборщила. Причем она не просто верит, она и меня безумно хочет обратить в свою веру. Видишь ли, она думает, что это ее миссия, что Бог послал ее на землю именно с этой целью. Чтобы обращать неверных. О да, Миранда не успокоится, пока не увидит, как я выхожу из воды в белых одеждах с блаженной улыбкой на лице или иду обнаженным по пустыне с горящим крестом в руках. А поскольку я не верю в Бога, более того, я даже скептически отношусь к религии, мы зашли в тупик. Мы в безвыходном положении. Иисус хочет сделать меня одним из своих последователей, а я, если честно, не хочу становиться святым. — Он притормозил на светофоре и, нахмурившись, уставился на руль. — Как странно, — произнес он.
— Что?
— Я знаю тебя десять минут и уже рассказал столько всего о себе. Даже мои лучшие друзья не знают, насколько Миранда одержима религией и как это влияет на всех нас. — Он взглянул на меня. — И почему я взял и все выложил? Мы даже не поговорили о всякой ерунде, не вели светскую беседу. Ну почему?