– А мы-то что будем делать?!..

– Сначала подслушаем… что получится… а потом что-нибудь придумаем.

– Да что мы против них можем придумать?!

– Что сможем – то и придумаем.

– А если там засада?!

Снегирча выпрямился, насколько позволял ему потолок, упер руки в бока и грозно произнес:

– Тогда я одной рукой схвачу меч этого жалкого оловянного солдатика, другой – толстопузого поваришку, вышвырну злодея в окошко, а с оружием и диким боевым кличем наброшусь на остальных! И от одного моего ужасного вида все шакалы разбегутся, скуля и поджав хвосты, и забудут навек, как нашего брата хватать!.. Плечи Мыськи затряслись, и она то ли всхлипнула, то ли подавила смешок.

– Не выбросишь, – покачала, наконец, головой девочка.

– Это почему? – почти искренне обиделся Снегирча. – Вот и выброшу. Сама увидишь.

– Там ставни на окнах. Он только отскочит и в камин улетит.

– Надеюсь, он там застрянет, – выспренно приговорил мальчишка и горделиво усмехнулся. – Ну, что? Теперь не боишься?

– Не-а… – сквозь недавние слезы слабо улыбнулась Мыська и утерла рукавом протекший вдруг нос. – Теперь – не боюсь. Пошли?

– …А я тебе говорю – нечего отпираться, Удодич, если не запер дверь – так и признайся, – брюзгливо морщась и щурясь на переминающегося у стола с ноги на ногу кучера, отчитывал его Карпень-дворецкий.

– Да запирал же я!!! – не выдержал и ожесточенно рявкнул тот в самодовольную обрюзгшую физиономию старика.

– Не ври!!! – подскочил со стула и зло гаркнул тот в ответ. – Это твоя привычка – ставить засов у стены на крыльце! Напускал ворья!

– Они же ничего не украли! – уже не защищался, а отчаянно оправдывался, припертый к стенке таким неопровержимым доказательством кучер.

– Не тебе знать, – глухо прорычал Карпень, снова грузно опустился на жесткое сиденье и оплел холодными узловатыми пальцами обжигающую кружку с чаем. – Украли, не украли – за раздолбайство из жалованья всё одно удержу, хоть что ты мне тут сейчас пой.

– Себе в карман, жаба старая, – процедил сквозь зубы кучер, с ненавистью сверля исподлобья наглого в своей неуязвимости подагрического старикашку тяжелым взглядом.

– Нет, – неприятно ухмыльнулся дворецкий. – Соколику отдам. За бдительность и наблюдательность.

– Это… мне, что ли, господин Карпень? – не веря собственной удаче, заискивающе заглянул в маленькие мутные глазки Карпеня повар.

– Тебе, тебе, – снисходительно закивал дворецкий.

– Так… это… спасибо… премного благодарен… служу, значит… на совесть… от всей души стараюсь… – заулыбался Соколик. – Так ведь это… не было бы счастья… как говорится… Я спать собирался, и вдруг гляжу – куртка, у кармана, где я своё сбережение зашитым ношу… в подкладку… разорвана!.. Уж я вертелся-вертелся, вспоминал-вспоминал: где я мог зацепиться?.. Я ведь в этот день и в городе побывал, и в курятнике, и в конюшне, и в коптильне, и в свинарнике… хоть где порвать мог! Или крысята… такие же вот… на улице вытащить могли, – толстяк бросил неприязненный взгляд на неподвижную фигурку лежащего без памяти на полу у котлов воришки.

Дворецкий благожелательно кивнул: продолжай, и Соколик, ободренный высочайшим одобрением, воодушевленно хлопнул себя по жирным бокам короткими ручками.

– И тут я вспомнил: я же вечером в подвал спускался, и за старую корзину зацепился!.. Выругался еще – руки заняты, а тут эта зараза!.. Еще раз все перебрал в голове – точно там, больше негде! Встал, лампу прихватил, пошел на кухню за ключом. Гляжу – крючок пустой! Грешным делом подумал, – повар смущенно покосился на снисходительно усмехающегося дворецкого, – что ключ в двери оставил… Пошел, гляжу – и в двери нет! И только за ручку взялся, едва тронул, как – батюшки-светы! – дверь сама открываться начала!.. Гляжу – на пороге это отребье стоит, и на меня пялится!.. Человек семь, не меньше! Ну, я тут ка-а-ак заору… «Руки вверх!» в смысле… и… э-э-э… ка-а-ак брошусь… в смысле, как наброшусь… на них!.. А они – на меня!.. С ножиками!.. Во, не вру, лопни мои глаза! – и побледневший от всей огромности неожиданного осознания собственной отваги повар сунул под нос Карпеню перочинный ножичек Кыся. – Только этот – самый маленький, у тех-то вообще чуть не мечи были!..

– Ну, и нашел ты своё… сбережение? – нетерпеливо прервал его потягивающий травяной чай из оловянной кружки косоглазый дворник. Соколик вспомнил самое главное и несколько поник буйной головушкой.

– Нет, не нашел… Этого всего обшарил – пусто. То ли у другого крысеныша денежка моя была, то ли и впрямь где в ином месте обронил…

– Ничего, – покровительственно улыбнулся расстроенному толстяку Карпень. – Я доложу о твоей… доблести… господину Вранежу, и он… конпеньсирует тебе ущерб.

Что такое «конпеньсирует» Соколик не понял, но карманом почувствовал, что что-то хорошее, и удовлетворенно закивал.

– А как ты этого-то поймал? – мотнул нечесаной со сна головой кучер в сторону пленника.

Повар на мгновение сосредоточился, чтобы отредактировать истинную историю о том, как кто-то из уличной шантрапы сбил его с ног, а этот ворёныш споткнулся об него, упал и ударился головой об стену. И, откашлявшись и не забывая демонстрировать честной компании фингал под левым глазом, оставленный пяткой второго грабителя, пустился в пространное героическое повествование из серии «одним махом семерых побивахом»…

– …тихо-тихо-тихо-тихо!.. – едва слышно прошипел Снегирча, и Мыська, проходя мимо центральной лестницы, до предела замедлила шаг – лишь бы не брякнула – не звякнула в синем пыльном узле их драгоценная ноша.

План Снегирчи, составленный и изложенный им девочке по дороге к дому Вранежа и усовершенствованный в комнате их тайного базирования, безумный и простой, упирался в два прозаически-утилитарные вещи – лестницу и дверь. А, точнее, наличие таковых, симметричных уже исследованным, в противоположном крыле дома. И пока группа спасения Кыся не убедилась своими глазами, что все, как и предрек гений Снегирчи, на месте, и открывается без труда и скрипа, у них от переживаний и дурных предчувствий не попадал зуб на зуб.

Теперь же, когда оставалось только действовать, и действовать быстро, волнения и страхи были отброшены и позабыты – на них просто не оставалось времени.

Отдуваясь и беззвучно пыхтя от натуги, ребята преодолели расстояние до второй, дальней лестницы, распахнули дверь, ведущую во двор и потянули обезображенную парчовую штору, набитую запчастями от разоборудованного рыцарского костюмчика, на новый плацдарм.

Через двадцать минут было все приготовления к операции возмездия были завершены.

– Значит, если он всё еще на кухне, я тебе из нашего окошка восьмеркой мигну один раз, и ты тут же начинай, – в последний, –надцатый раз повторил Снегирча, перепроверяя узлы. – Если два раза – значит, его перепрятали, и я иду к тебе. Поняла?

– Сам-то не перепутай, – ворчливо буркнула Мыська, и мальчишка, не желая терять ни секунды дольше, чем необходимо, выскочил на улицу и растворился в темноте.

Кысь очнулся от того, что кто-то не слишком любезный перевернул его с бока на живот носком сапога и стал заламывать руки за спину.

– Хорошенько вяжи, Удодич, – хрипло и авторитетно посоветовали тому. – Если сбежит – тогда уж точно не на кого валить будет.

– Сам вяжи, если такой ум… В коридоре, где-то вдалеке, что-то одиноко грохнуло.

– Что это? – насторожился тот, кого хриплый называл Удодичем.

– Ветер? – не очень убежденно предположил другой голос, высокий и лебезящий.

– Какой, к веря…

Грохот, целый каскад многоголосого металлического грохота, сопровождаемый душераздирающим визгом, разом обрушился на замершую тишину места его заключения, прокатился по гулким коридорам, и бешеной лавиной устремился к ним. Тюремщики его подскочили.

– Хватайте оружие! – испуганно вскрикнул хриплый, и Удодич бросил пленника и кинулся куда-то – наверное, хватать оружие, как ему и было сказано.