Может быть, правы были друзья, может быть, справочник – это, собственно, мало что меняло…

…В тропиках ночь наступает быстро. Еще минуту назад можно было свободно разобрать любой мелкий шрифт, и вот уже тени выползли из-за скал, перечеркнули лагуну, вытянулись, поглощая друг друга, и наконец сомкнулись. Из-за мыса показалась еле различимая пирога, и мириады фосфоресцирующих точек заплясали на волнах.

Через несколько мгновений призрачно засветилась панель, включенная автоматом. Из небытия, из мрака медленно выступили тени. Арбену показалось, что они сдвинулись больше, чем надо. Но он понимал, что просто комната слишком мала, стандартная комната стандартного дома: станет Уэстерн раскошеливаться на своих многочисленных служащих!..

Ствол пальмы оказался спинкой креста.

Арбен вздохнул как человек, которого разбудили. Он посмотрел на часы, хотя и так знал время: половина одиннадцатого.

Пожалуй, хорошо, что он отпросился у начальства и весь день не выходил из дому. Безопасней во всяком случае, хотя каждый день не станешь отпрашиваться. Итак, скоро закончится первый день нового существования.

Обстановка в комнате спартанской простотой напоминала кабину космического корабля четвертого класса: ничего лишнего. Но инженера Арбена она устраивала. Подвесная койка, письменный стол, чертежный комбайн, кресло – что еще надо? Зато из большого окна – правда, единственного – открывался великолепный вид на владения Уэстерна. Пейзаж был похож на картинку, виденную Арбеном в детстве. Кажется, это была иллюстрация к какому-то научно-фантастическому роману, писанному в дни, когда нога человека не ступила даже на Луну. Художник попытался представить будущий лунный город. Ему нечего было лететь на Луну: и на Земле, как выяснилось, оказалось достаточно места для фантастики, самой светлой и самой мрачной… Ажурные башни космосвязи, уходящие за облака, перемежались разноцветными куполами, в разные стороны бежали разноцветные ленты тротуаров, окаймленные светящимися линиями безопасности, над узкими полосками тротуаров нависали киберконструкции, рядом с которыми допотопные чудовища показались бы игрушками для младенца. А полигон для испытания белковых систем, выращенных компанией!

Когда-то любимым развлечением Арбена было – наблюдать из окна в подзорную трубу за головокружительными вольтами и пируэтами смешных уродцев, хотя он знал, что подобное занятие отнюдь не поощряется начальством.

Однажды Ньюмор зашел к Арбену в гости.

– Гляди, какой вид – прелесть! – сказал Арбен, когда Ньюмор подошел к окну. – Нравится? Урбанизация в последней степени.

Ньюм пожал плечами:

– Бред сумасшедшего кондитера.

И все-таки Арбен любил в свободное время глядеть из окна, правда, без подзорной трубы, которую давно забрали охранники, которые в борьбе за нравственность жильцов регулярно осуществляли обходы ведомственной территории.

Арбен постоял немного, поглядел на желтый прозрачный пластик, поблескивающий в свете панели. Он все еще находился под действием сферофильма. Арбен снял его позапрошлым летом на Атлантике, где проводил отпуск. Блаженное время!

Когда Арбен отвернулся от занавешенного окна, слепое око видеофона напомнило инженеру, что он сегодня не общался с Линдой. Позвонить? А не поздно ли? Он заколебался, затем все же подошел к аппарату и набрал номер на диске.

Линда, казалась, ждала вызова.

– Ты все-таки решил позвонить? – она поправила рыжий локон. – Похвально!

– Понимаешь, я сегодня был занят… – неопределенно начал Арбен.

Линда прищурилась:

– Чем это?

– Так… для отдела… срочные расчеты… – он умолк.

– А, ясно. Снова тайны.

– Линда…

– Ладно, ладно. Я не посягаю на секреты Уэстерна. Итак, ты решил все-таки извиниться?..

– Перед кем?

– Наверно, передо мной.

– Но я же говорю…

– Да, я усвоила. Был занят целый день, и потому не покидал территорию Уэстерна. Ты это хотел сказать?

Арбен кивнул.

– Видно, ты переутомился, бедняжка, – продолжала Линда. – И только поэтому не узнал меня, хотя прошел на расстоянии фута.

– Да я носа на улицу не высовывал!

– Прошел рядом и даже не поздоровался.

– Ты что-то путаешь, цыганочка.

– Тебя, мой милый, я ни с кем не спутаю. А вообще мне надоели твои внезапные смены настроений. То ты ласков, то надуешься и неделю не разговариваешь, не звонишь. А если из-за того, что я была позавчера с Ньюмором в кино, то это просто глупо.

– Что именно? – съязвил Арбен.

– Не придирайся к словам! – отрезала Линда. – Твое поведение просто глупо. Во-первых, ты знал, что он меня пригласил. Во-вторых…

– Помилуй, я и не думал об этом, – перебил Арбен.

– Ты вообще обо мне не очень-то думаешь. Неужели ты считаешь, что я ничего не замечаю? А все таинственные разговоры, которые ты вел со мной, просто сказки для детей. Разве не так?

– Опыт, о котором я говорил тебе… Он еще не кончен, Линда.

Они помолчали. В душе Арбена происходила борьба. Так первый космонавт не решается ступить на новую планету, которая полна неведомых опасностей.

Но хочешь не хочешь – надо решаться!

– Давай встретимся завтра, – предложил он.

Она наморщила лоб.

– Я освобождаюсь в пять. Значит, в шесть.

– На прежнем месте.

– Только смотри, не опоздай! – она погрозила пальцем. – Кстати, в саду, в Зеленом театре сегодня и завтра играет оркестр электронных инструментов.

Экран погас.

Арбен нервно заходил по комнате, сцепив руки за спиной. Нет, не так, совсем не так представлял он себе рай, нарисованный Ньюмором. Не сидеть же ему вечно в четырех стенах, опасаясь встречи с Альвой – своей тенью?

За последний месяц Арбен сильно изменился в лучшую сторону – тут Ньюмор не обманул его. Ему стало намного легче жить. Словно он шел все эти годы, груженный непосильной ношей, и вдруг эта ноша с каждым днем начала таять, уменьшаться. Воспоминания потускнели, отдалились, и самое главное из них, жгучее как огонь, растаяло, пропало. Осталась только память о боли, «память о памяти», но о чем именно шла речь – Арбен вспомнить не мог. Так у калеки продолжает болеть нога, которую ампутировали…

Увы, у Арбена пропало и искусство импровизации – за этот месяц у него родилось только четыре строчки.

Из Уэстерна до так называемой зеленой зоны Арбен без особых приключений добрался подземкой.

Он любил этот чахлый парк, отравленный дыханием большого города. Немало приятных минут провел он здесь, сражаясь в шахматы, если вокруг не было зрителей, со случайным партнером.

Основную массу постоянных посетителей здесь составляли престарелые навигаторы, не знавшие другой профессии кроме космоса, опустившиеся субъекты без определенных занятий, праздношатающиеся юнцы, бескорыстно влюбленные в шахматы. Немало было тех, кого автоматизация безжалостно выбросила за борт, оставив им одно – слишком много свободного времени… «Обломки и накипь мегаполиса», по определению Ньюмора, которого Арбену единственный раз удалось затащить сюда.

Линда встретила его у входа. Она торопливо доела мороженое и взяла его под руку.

Появляться с дамой на шахматах не было принято, и Арбен лишь завистливо покосился на толпу, сгрудившуюся вокруг шахматных бойцов.

Повиснув на Арбене, Линда без умолку болтала.

– И все-таки это был ты, признавайся! – вдруг произнесла Линда, возвращаясь к вчерашнему разговору по видеофону. – В этой же серой куртке – таких никто в городе не носит, кроме тебя. Но бледный-бледный. Послушай, ты не заболел?

– Правда, Линда, я вчера целый день не выходил. А где ты меня видела? Не совсем последовательно спросил Арбен, пораженный внезапной мыслью.

Линда улыбнулась:

– Вот вы и попались, мистер!

Они приближались к открытой эстраде, где сегодня должен был состояться концерт электронной музыки. Автором ее, как гласили афиши, был электронный штурман, недавно успешно приземливший корабль-автомат, который был послан в район Центавра семьдесят лет тому назад. Подобные концерты стали уже традицией. Ньюмор, например, признавал только такую музыку. А вообще-то она еще не успела приобрести много поклонников.