Позднее выяснилось, что Ясневский получил от Гнидюка 10 тысяч марок, а Ходаковскому отдал лишь 2,5 тысячи. Одновременно он передал ему и мину, полученную от партизан.
Было опасение, как бы Ходаковский не напился раньше времени и не провалил операцию. Но Ясневский заверил, что Ходаковский лучше соображает, когда немного «под градусом».
Ходаковский свое обещание выполнил. Это случилось 12 августа 1943 года в два часа дня. Ходаковский, находясь в середине состава, пересекавшего мост, сбросил мину на рельсы. Через несколько секунд прогремел взрыв, который разорвал мост на две части. Задние вагоны с грохотом полетели в реку вместе с танками, орудиями и солдатами, следовавшими на восточный фронт. Трое немецких часовых, находившихся на мосту, были убиты на месте, а четвертый, который стоял на противоположной стороне моста, был тяжело ранен. Неизвестно почему, но этот немец показал, что, по его мнению, ответственность за взрыв моста несет взвод квислинговских солдат, которые вместе с немцами охраняли мост, но после взрыва разбежались кто куда. Тех из них, кого удалось схватить, немцы расстреливали на месте. В Здолбунове взрыв моста вызвал панику. Зденек видел, как железнодорожную станцию заполнили гестаповцы и жандармы. В сторону Прозоровского моста срочно направлялись бригады ремонтников. Надрывно ревели сирены. В небе над мостом появился немецкий разведывательный самолет. В город стали поступать раненые.
Две недели потребовалось гитлеровцам на восстановление моста. Командующий войсками по борьбе с партизанами на оккупированных восточных территориях обергруппенфюрер СС Бах-Залевски получил приказание от генерала Йодля, начальника штаба оперативного руководства вермахта, очистить основные железнодорожные магистрали от противника, усилить охрану Прозоровского моста, а на каждой железнодорожной станции иметь постоянные гарнизоны численностью не менее 150 человек. Кроме того, предлагалось срочно построить через каждые два-три километра пути бункеры с охраной численностью от отделения до взвода, а часовых разместить через каждые 200–300 метров пути. Усиливалось патрулирование железных дорог на дрезинах, вооруженных пулеметами.
Чтобы затруднить действия партизан, лишить их скрытых подходов, гитлеровцы уничтожали лесопосадки вдоль железнодорожного пути, воздвигали заборы из колючей проволоки, устанавливали мины и ловушки.
Все эти меры существенно затрудняли действия партизан, но сократить их масштабы, а тем более остановить их они были не в состоянии. Мосты, укрепления, эшелоны продолжали взлетать на воздух.
Вернемся, однако, к событиям, происходящим после взрыва Прозоровского моста.
При взрыве мины Михаль Ходаковский получил несколько осколочных ранений и оказался в больнице. Сосед по палате, чтобы облегчить страдания Михаля, угостил его шнапсом, что вызвало совершенно неожиданную реакцию. Михаль быстро захмелел и признался соседу в том, что мост был взорван им, что миной его снабдил «Зденек с Костельной улицы», что Зденек его обманул, не выплатив обещанные за взрыв моста 2500 марок.
Признания Ходаковского дошли до гестапо. В тот же день гестаповцы нагрянули в дом Ясневского, но Хозяина не нашли. Ясневский, сразу после взрыва скрылся.
Гестапо ликвидирует гестаповцев
Рейхскомиссар Эрих Кох, «правитель Восточной Пруссии и Украины», большую часть времени проводил в Берлине или Кенигсберге. Там у него были промышленные и сельскохозяйственные предприятия.
Заместителем Коха по оккупированным территориям Украины был Пауль Даргель, являвшийся также статс-президентом так называемого правительства этих территорий. Даргель постоянно находился в Ровно, откуда он совершал инспекционные поездки в Киев, Николаев, Днепропетровск и другие города.
Пауль Даргель отличался крайней жестокостью. По приказам Даргеля и Коха в Ровно за время оккупации было расстреляно 102 тысячи советских граждан, то есть больше, чем все население этого города на то время.
Было решено казнить Даргеля как военного преступника. Осуществление операции поручили группе в составе: Николай Кузнецов (Грачев), Николай Струтинский и подпольщик Иван Калинин.
Кузнецов хорошо понимал опасность предстоящей операции. Ее осуществление требовало от участников не только высокого мастерства, смелости, мужества, но и готовности к самопожертвованию, к сознательному подвигу во имя Родины. Перед отправлением на задание Кузнецов оставил в отряде письмо в запечатанном конверте, которое просил вскрыть только в случае его гибели.
Вот что мы прочли в его письме, писал впоследствии Дмитрий Медведев:
«25 августа 1942 года в 24 часа 05 минут я спустился с неба на парашюте, чтобы мстить беспощадно за кровь и слезы наших матерей и братьев, гибнущих под ярмом германских оккупантов.
Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа – германского тирана на Украине Эриха Коха.
Теперь я перехожу к действиям.
Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для Родины, которую я люблю как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце.
Пусть я умру, но в памяти моего народа патриоты бессмертны.
«Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»
Это мое любимое произведение Горького. Пусть чаще читает его наша молодежь…
Ваш Кузнецов».
Операция, получившая условное наименование «Дар», готовилась всесторонне и тщательно.
Служащей рейхскомиссариата Вале Довгер Кузнецов поручил изучить распорядок дня генерала Даргеля, установить, когда он прибывает на службу и когда заканчивает работу, выяснить, кто из охраны его обычно сопровождает, каковы особенности его поведения. По всем этим вопросам Валя собрала довольно обширную информацию.
Разведчики выяснили, что каждый день ровно в 13 часов 30 минут генерал отбывает из канцелярии в свой особняк на Шлоссенштрассе. На этой улице жили лишь высшие чины оккупантов. Местным жителям появляться там было категорически запрещено. Даргеля обычно сопровождал его адъютант в чине майора, который постоянно имел при себе красную сумку.
Кузнецову до той поры довелось видеть Даргеля всего один раз и то издали, на трибуне во время празднования дня рождения Гитлера. По городу генерал ездил в длинном черном лимузине марки «опель-адмирал», имевшем номер «R-4», но на обед он всегда ходил пешком.
А. Лукин и Т. Гладков отмечают, что предобеденная прогулка Даргеля от работы до дома имела своеобразный ритуал. Сначала на улице появлялись личные телохранители генерала – плечистый фельдфебель и и гестаповец в штатском. Охрана внимательно осматривала Шлоссенштрассе, и лишь после этого из здания канцелярии выходил сам Даргель. Он шествовал важно, размеренным шагом, не отвечал на приветствия встречных офицеров и солдат.
Впереди генерала шли два эсэсовца в штатском, а в двух шагах сзади следовал адъютант. От рейхскомиссариата до особняка Даргеля было около трехсот метров.
Иван Калинин, один из участников покушения, работал личным шофером у гебитскомиссара Ровно доктора Бера и имел доступ в его гараж. 20 сентября 1943 года он похитил из гаража «опель-капитан» серого цвета новейшей марки.
В 13 часов 27 минут Струтинский остановил машину в переулке, так чтобы из-за угла им был виден подъезд рейхскомиссариата. На Струтинском была немецкая военная форма.
Ровно в половине второго из подъезда вышел генерал, а за ним майор. Последний нес под мышкой красный портфель.
– Они, – тихо произнес Кузнецов. – Коля, газ!
«Опель» быстро настиг немцев. Кузнецов, окинув взглядом улицу, выскочил из машины с пистолетом в руке. Сделав несколько быстрых шагов, он оказался за спиной у генерала и его адъютанта. Все произошло в мгновение ока. Генерал, почувствовав неладное, попытался оглянуться, но Кузнецов хладнокровно выстрелил в упор в генерала, а потом в адъютанта.