Очень хорошо запомнился один вечер. Мы трое — Галина, Янка и я ходили на занятия балетом, по вечерам, начинались они довольно поздно, часов в пять или шесть вечера, и продолжались два часа, так что заканчивались совсем поздно. В тот вечер с нами не было Янки, Галина с поджидавшим её ложным братом и настоящим женихом отправились домой, я, одинокая, тоже, как и Тереска в «Жизни как жизнь»,долго шаталась по тёмным улицам. Добралась наконец до дому, а там поджидал меня он, источник конфликта.
Это меня даже испугало — настолько было однозначно. Все моё естество окунулось в блаженство. Я испытывала одновременно и неимоверное счастье, и неимоверное смущение. Нет, я не хотела отбивать парня у подруги, не свинья же я в конце концов! Что делать? Домой я не зашла, мы отправились на ночную прогулку. Боюсь, из-за сумбура противоречивых чувств я несла сплошную ерунду, но мой воздыхатель каждое моё слово воспринимал с восторгом, ибо переживал тот этап, когда все, сделанное предметом обожания, представляется изумительным и замечательным. Как она обворожительно плюётся! Как она восхитительно чавкает! Как очаровательно пересолила суп!
На следующий день у нас с Галиной состоялся серьёзный мужской разговор. На него ушёл весь урок латинского, который мы просидели в раздевалке. Она торжественно передала мне из рук в руки своё сокровище, заставив поклясться, что я сделаю его счастливым, и сама порвала с женихом. Тот благородно собирался играть комедию до конца учебного года, чтобы не помешать закончить его нормально, но Галина видела, что притворяться Станиславу удаётся с трудом, вот и вернула ему свободу, которую он теперь был вправе бросить мне под ноги. Мы же с Галиной решили оставаться подругами, ведь приходилось считаться с родственными и светскими предрассудками. Наши семьи были знакомы, обе сестры Станислава были приятельницами Галины, а меня возненавидели смертельно. Станислав обязался помогать Галине по математике и физике. Он учился в Политехническом, хорошо знал эти дисциплины, а Галине предстояло сдавать экзамены на аттестат зрелости.
Подарок я приняла с должным чувством признательности, а будущий аттестат зрелости Галины придавил меня, как мельничный жёрнов. Мы решили вместе готовиться к экзаменам, благородство так и лезло из нас всеми порами. Жених женихом, а мы все равно останемся с ней подругами, его она никогда у меня не встретит, я никогда о нем не заговорю, сейчас главное — нормально сдать выпускные экзамены.
Что самое смешное — нам удалось соблюсти все пункты соглашения. Готовились к экзаменам мы вместе, на экзаменах же, по мере необходимости, я тоже ей помогала. Например, по основам философии, когда Галина стояла у доски, я подсказала ей ответ (отметка шла в аттестат зрелости). Учительница находилась у меня за спиной и не видела моего лица, так что я могла свободно подсказывать. Помню, ей достался логический квадрат (который все в классе называли упорно магическим), и его углы у Галины вечно путались.
К истории мы готовились вместе, и вообще, пока дело дошло до выпускных экзаменов, трагедия немного утратила свою остроту. Возможно, Галину принялся утешать её будущий муж, но на этот счёт я не располагаю достоверной информацией. Во всяком случае, аттестат зрелости она получила, и я с облегчением вздохнула. Самое время было заняться наконец собой.
Переданный мне из рук в руки жених окружил меня заботой и лаской, проявил столь глубокие чувства, что я совершенно забыла своё прежнее к нему отношение, когда обнаруживала в нем много отрицательных качеств. Теперь моё отношение к этим качествам в корне изменилось, даже ненавистный суп я готова была варить ему целыми цистернами. Представила Станислава своим родным, и они его одобрили. Мы решили в сентябре пожениться. А почему бы нет? Оба мы были совершеннолетние, мне стукнуло восемнадцать, ему — двадцать один год. А вот денег у нас было что кот наплакал. В выпускном классе мне было не до заработков платными уроками, Станислав же немного заработал переводами с английского, но этого хватило лишь на обручальные кольца и оплату венчания. У него был всего один костюм, он носил его не снимая, и я лично обшила рукава пиджака, чтобы хоть в костёле не торчали лохмушки.
Вскоре сроки венчания пришлось пересмотреть, ибо выяснилось, что я беременна. Открытие одновременно привело меня в ужас и в восторг. Я уже не раз писала, какой же глупой была…
Пришлось пуститься на хитрости, чтобы довести известие до сведения моих родных. Действовали мы дипломатично. Сначала молодой человек официально просил руки у моих отца и матери, причём ещё присутствовала и Люцина. На беднягу (я имею в виду будущего мужа) жалко было смотреть, так он волновался и потел. Моя же мать раскладывала пасьянс, и, не прерывая своего занятия в столь торжественный момент, небрежно ответила на сбивчивое предложение жениха:
— Все равно ведь она поступит по-своему. Отец к тому времени уже не слышал на одно ухо, до него вообще не дошло, о чем говорил этот молодой человек, по поведению присутствующих догадался — происходит нечто важное, и он потребовал повторить. Люцина в своём углу от души веселилась. Мы предусмотрительно называли сентябрь, ибо в начале июня он представлялся чрезвычайно отдалённым.
Дня через два решив, что семейство несколько свыклось со случившимся, мы перенесли срок венчания на июль, а ещё дня через два я известила родных о своём интересном положении. И надо сказать, родные оказались на высоте, за что я им всю жизнь была искренне признательна.
Услышав потрясающую новость, моя мать ни слова не сказала, лишь беспомощно глянула на сестру и мужа. Люцина болела, не помню, что у неё было, и лежала в постели.
— Ну и что в этом такого? — пренебрежительно махнула она рукой. — Я давно уже об этом догадывалась.
— О, так я стану дедушкой? — обрадовался отец. — Чудесно!
Благородство проявила и Тереса. Будучи моей крёстной матерью, она взялась обеспечить подвенечный наряд, а когда ей сообщили о новых обстоятельствах и поинтересовались её мнением насчёт того, не было бы целесообразным из-за этого внести коррективы и отпраздновать свадьбу не столь пышно, телеграфировала: «Только в белом! Я так решила!»
В пятидесятом году уже ввели и гражданскую регистрацию брака, но её никто не принимал всерьёз, каждый уважающий себя человек признавал лишь венчание в костёле. Мы решили заключить оба бракосочетания, и гражданское, и костельное, первое в июле, второе в августе. Начало лета я с матерью и одной из тёток провела в Миколайках, а к назначенному дню приехала в Варшаву. Накануне регистрации брака я вдруг ужаснулась: что же это я делаю? Завтра выхожу замуж, Езус-Мария, не иначе как совсем спятила! Конец свободы, конец жизни! «Когда услышишь вдруг „жена“, считай, навек погребена». Эта трезвая мысль появилась в голове, когда я вечером шла домой, но продержалась не очень долго, лишь до ближайшего угла. Не потребовалось даже особого усилия воли, чтобы прогнать к черту за горизонт эту несвоевременную мысль.
Наутро пришлось прервать на половине приготовление обеда (жарила отбивные, в доме были отец, жених и собака, их всех надо было кормить), и на Вилловую опоздала всего на пять минут. Свидетелями в загсе были отец и некий Ренек, приятель молодожёна. А потом мы все вместе отправились в кафе, пили кофе и ели мороженое. На следующий день я со Станиславом, уже с мужем, вернулась в Миколайки.
Там на меня набросилась рыба. Я предупреждала, что контакты с рыбой потянутся за мной через всю жизнь. Уж не помню, где в Миколайках мы жили, только оттуда было недалеко до озера Снярдвы. Мы взяли напрокат у одного из местных жителей огромную нескладную лодку с вёслами и убедили мамулю научиться грести. Она на редкость быстро выучилась и гребла, как машина, только абсолютно не следила за правильным курсом. Эта обязанность легла на меня. Я сидела на корме и лишь командовала: лево руля, право руля. Но тут мой свежеобретенный супруг решил поймать щуку и велел подержать леску, пока он займётся крючком. Я отвлеклась и очнулась, лишь почувствовав, как леска побежала у меня из рук. Вскрикнув от неожиданности, я отпустила её. Муж кинулся на помощь, едва не перевернув при этом лодку, а мамуля упустила весло. Во всяком случае, мы остались живы, а щука, попавшаяся на нашу удочку, сбежала вместе с ней и другими мелкими предметами, которые леска сгребла со дна лодки.