Потом мы купили шкаф. Поставили шкаф и диван на уже отскобленной мною части паркета, а я продолжала свою работу. И никак не могла понять, почему с каждым проведённым мною часом в желанной квартире во мне нарастала какая-то просто дикая агрессивность. Возвращаясь поздно вечером в квартиру родителей, где мы все ещё пока жили, я готова была кусаться и царапаться, агрессивность искала выхода, и я мечтала о том, чтобы мне подвернулся хоть какой-нибудь бандит или хулиган, который бы в трамвае пристал ко мне. Уж я бы разрядилась! Потом все проходило и опять повторялось после посещения новой квартиры.

Причину непонятного явления я разгадала лишь тогда, когда прикрыла бурячковый диван специально купленным для этой цели покрывалом, и просто физически ощутила, как на измученную душу льётся целительный бальзам. А все из-за обыкновенного покрывала неяркого зеленовато-серого цвета. Уже давно приходилось мне слышать о воздействии цвета на человеческую психику, но я никогда не предполагала, что это воздействие так сильно. Потом я проявила особый интерес к этой теме, много читала и могла бы писать о ней узкоспециальные статьи, из чего следует, что нет худа без добра.

Затем мы с мужем приобрели стол и шесть стульев, а также обеденный сервиз и могли переезжать. Кроватка для ребёнка у меня была, та самая, в которой я спала в детстве. Она как раз поместилась в нише.

Первый раз в жизни я могла позвать гостей и устроила новоселье. При этом перестаралась и еды наготовила прорву. Эту черту я унаследовала от матери, она всегда готовила угощения больше, чем требовалось, боясь, как бы гости не остались голодными. Вот и мои гости наелись так, что не могли не только двигаться, но даже и говорить. Наевшись до отвалу, мои осоловелые гости неподвижно возлежали кто где — на диване, на полу, прислонившись к стене, тупо глядя в пространство. Сообразив, какую жуткую ошибку совершила, я поклялась впредь такого не делать, и, кажется, переусердствовала в противоположном направлении.

Ребёнка мы отдали в детский садик при Польском радио, но ему там не понравилось. Поначалу он закатывал нам по этому поводу истерики, а как только немного попривык, схватил инфекционную желтуху. После инфекционной желтухи ребёнка уже нельзя отдавать ни в какой садик, и нам пришлось опять обратиться к помощи моей матери. Мы с ней встречались на перепутье. Выезжая из дому на работу, я выталкивала своего потомка из троллейбуса на остановке, на перекрёстке Ноаковского и Котиковой, где уже ждала моя мать, а сама ехала дальше, на улицу Кручую. Какое счастье, что мать всегда вставала рано, в шесть часов, причём совершенно добровольно, так что для неё не было испытанием подгадать к семи на место встречи. Получая внука, она, в отличие от меня, была свежей, как подснежник, и бодрой.

Несколько моментов, связанных с этим периодом моей жизни, особо запечатлелись в памяти. Прежде всего общая грязь и необустроенность нового района на Охоте, где мы получили квартиру. Тротуаров не было, осенью и зимой мы тонули в грязи по колени. Начиная от улицы Груецкой я вынуждена была ребёнка тащить на руках, ножками идти ему не следовало, иначе он перемазался бы с ног до головы. А парень был крупный, в одежде весил не меньше двадцати килограммов. А вот почему я не купила себе резиновых сапог — никак не вспомню, ведь тогда они были дешёвые. Наверное, невозможно было достать.

А ещё запомнилась акустика в нашем доме, все звуки, производимые на первом этаже, прекрасно были слышны на пятом. Кто-то над нами с упорством маньяка несколько месяцев циклевал полы — нет, не бритвой, ею работается бесшумно. Кто-то под нами с маниакальным упорством прослушивал выступления пианистов на конкурсе Шопена.

Ложимся мы спать, и тут раздаётся, попеременно: жжж, жжж, жжж (это циклюют над нами), тук-стук, тук-стук — стучат молотком где-то внизу, и, наконец, подключается Шопен. Шопен досаждал нам хуже всех. В конце концов, «жжж» и «тук-стук» звучали довольно монотонно, музыка же ночью исключала всякую возможность заснуть.

— Это под нами, — сказала я.

— Нет, за стенкой, — возразил муж.

— Ничего подобного, звук доносится снизу!

— А я уверен, что за стенкой. Вон за той.

— Правильно, за той, но снизу. Иди к этому маньяку и попроси его уменьшить звук. Уже одиннадцатый час.

— Куда я пойду? — упирался муж. — Ведь даже не знаю, в какой это квартире!

— Если не пойдёшь ты, пойду я! — заорала я, выведенная из терпения. — Надо же с этим покончить!

Пришлось мужу накинуть на пижаму пальто (халата тогда у него ещё не было) и выйти на лестничную клетку. Постояв, прислушавшись, он определил, что музыка гремит действительно этажом ниже. Спустившись на этаж ниже, он позвонил в нужную дверь. Услышав, что на лестницу выплеснулась лавина звуков, я поняла — муж нашёл нужную квартиру. Через минуту он вернулся.

— Этот тип или глухой, или ненормальный, — с раздражением поделился он впечатлениями. — Я позвонил, он открыл дверь, и состоялся следующий разговор:

Я: «Проше пана, уже одиннадцать часов, не могли бы вы немного прикрутить радио?» Он: «Что? Не слышу. Пожалуйста, громче!» Я: «Уже одиннадцать часов!! У вас слишком громко играет радио!» Он: «Что вы говорите? Какое радио?» Я: «Ваше радио!!! Слышите?» Он: «И в самом деле, вы правы». И привернул звук. Как думаешь, он мог сидеть в одной квартире с орущим радио и не слышать рёва?

Может, и мог, кто знает…

Фотографии

Так я выглядела после банановой диеты.

Свадебная фотография моих родителей.

Родители моих детей.

Ну я и вышла замуж.