Мария тоже была любимицей принцессы. В первые выходные октября, когда принцесса пришла посмотреть, как мы устроились на новом месте, она подарила нам диванные подушки в цвет обоев. Принцессе нравилось, когда на диванах лежало много подушек. А еще она сказала: «Да, ваш дом слишком далеко от поместья. Надо над этим поработать».

Я тогда еще не знал, что она собирается поработать и надо мной. Да, я — муж Марии, но, кроме того, я — бывший лакей королевы, а теперь еще и дворецкий в Хайгроуве, который считался территорией принца Чарльза. В те дни меня воспринимали как человека принца, даже несмотря на дружбу Марии с принцессой. Когда Его Высочество был один в Хайгроуве, я должен был прислуживать ему и охранять его душевный покой. Но принцесса уже решила, что эту ситуацию надо менять.

Принцесса часто дарила своим друзьям диванные подушечки. Она умела сделать уютным любой дом. Она лично следила за ремонтом обеих своих резиденций и сделала все возможное, чтобы они не были отделаны в барочном стиле, как Букингемский дворец. Хайгроув был оформлен в духе неоклассицизма. За его бледно-охристым фасадом скрывался изящный интерьер: светло-желтые стены, мебель с нежно-зеленой обивкой, плетеная мебель в библиотеке, деревянный паркет и зеленые ковры. Он был похож на обычный большой дом в Челси. На стенах висели фотографии Уильяма и Гарри. Влияние принца Чарльза тут тоже было заметно. Всюду были развешаны его акварели, на столах и каминных полках стояли его любимые керамические статуэтки, интерьер оживляли цветы в горшках. В центре вестибюля на круглом столе стояла большая ваза с пышным букетом из сухих цветов — именно она первая бросалась в глаза любому посетителю особняка. У парадной двери росли карликовые деревья в горшках и кусты фуксии.

Однако если внутри дома было больше заметно влияние принцессы, то снаружи — по внешнему виду дома, по саду — было видно, как принц любит Хайгроув и сколько сил он в него вкладывает. Когда принц Чарльз купил поместье в 1980 году, оно выглядело далеко не так роскошно как позже, когда он украсил фасад здания ионическими пилястрами, а на фронтоне появилось круглое окошко. По краю крыши прошла балюстрада, а по углам появились декоративные каменные урны. Для принца Хайгроув был его тихой гаванью, несмотря на то, что всего в нескольких сотнях ярдов проходила крупная дорога, до которой было легко добраться из поместья, проехав мимо красных полей мака и золотых полей бархатцев.

Принц очень любил свой сад и проводил в нем много времени. Он собственноручно копал, выдергивал сорняки, сажал, подстригал изгороди. Точно так же как акварели, которые он создавал в минуты вдохновения, сад тоже стал выходом для его творчества. И он превратил его в настоящий оазис. В высоких живых изгородях проделали арки и окошки, вьющиеся розы старательно направлялись так, чтобы образовался длинный «розовый» коридор, через луг, усеянный дикими цветами, прокладывались аккуратные, засаженные газонной травкой тропинки. Принц восстановил викторианский огородик, отделенный от остального сада стеной. Тут были цветы, фрукты, овощи, ягоды, но гордостью принца стали прудик и фонтан, огороженный низким белым штакетником. В одной части парка был устроен уголок дикой природы, где корни деревьев живописно переплетались, ивы свешивали ветви до земли, тут и там торчали пни, из которых были вырезаны удобные кресла, землю устилали опавшие листья. В центре леса стояла огромная статуя амазонки. Принц выдал мне баночку с политурой и велел дважды в месяц натирать амазонку. Возле статуи рос огромный падуб, в ветвях которого был устроен домик с соломенной крышей для Уильяма и Гарри. Он был выкрашен в красный и зеленый цвета, а внутри стояли самодельные стульчики, шкафчики и столик. Там юные принцы провели много счастливых часов вместе с моими сыновьями: Алексом и младшим, Николасом. Он родился в шестнадцать минут первого в ночь на 19 апреля 1988 года Больнице Принцессы Маргарет в Суиндоне. С разрешения принца я посадил в саду у нашего домика вишневое деревце в честь моего только что родившегося сына.

Принц заботился об экологии, поэтому устроил канализационную систему в поместье так, чтобы отходы не загрязняли окружающую среду. Там были хитро устроенные отстойники, в которых сточные воды фильтровались через тростниковые фильтры. Как-то принц оставил мне записку и по поводу канализации: «Сообщи, пожалуйста, гостям поместья Хайгроув, что нельзя бросать тампоны и презервативы в унитаз — от этого засоряются тростниковые фильтры». И как я, спрашивается, должен был сообщить такое гостям? Признаюсь, что мне было ужасно неловко выполнять такую просьбу принца, и в итоге я передал гостям, что Его Высочество просит не бросать в унитаз посторонние предметы. Уточнить, какие именно, у меня не хватило духу. Принц считал, что все отходы, которые можно переработать, должны быть переработаны. Все пищевые остатки и кухонные отходы, включая яичную скорлупу, сваливались в компостные кучи.

Принцесса больше, чем кто-либо другой, знала, как много значит для ее мужа Хайгроув. С самого начала она регулярно фотографировала дом и сад, запечатлевая, как хорошеет поместье с каждым годом. Она делала сотни снимков и прилежно вставляла их в альбомы — исключительно для того, чтобы порадовать принца. Если бы те, кто смеет утверждать, что принцесса презирала любовь принца к садоводству, видели эти альбомы, они бы поняли, насколько они не правы. Она делала это ради принца. Она искренне старалась проникнуться любовью к тому, что любит он, даже в то время, когда — как выяснилось позднее — в их брак с обеих сторон оказались привлечены «третьи лица».

В буфетной хранился еженедельник формата А4, и мы с Венди вели регулярные записи. Мы фиксировали, кто приезжал в Хайгроув, а если принц был в поместье один, то отмечали уголок страницы красной полосой. Если в поместье была принцесса, мы проводили широкую зеленую полосу, если она приезжала с Уильямом и Гарри — писали букву Д, т. е. «дети». Когда на странице еженедельника появлялись все три условных знака — значит, вся семья была в сборе. Мы вели записи из чувства долга и потому, что так было легче разобраться в беспорядочной жизни Хайгроува. Мы записывали имена гостей и время, когда их ожидали, — просто так, не строя никаких планов, и, конечно, нам и в голову не могло прийти, что наши записи станут причиной таких неприятностей.

Еженедельник хранился в буфетной. Мы его не прятали, потому что это была обычная записная книжка для слуг, облегчающая работу. Я не думал, что в нем таятся какие-то секреты и его надо прятать.

Весной 1988 года какая-то страница в еженедельнике была отмечена красным — принц один. И тут же безо всякой попытки что-то скрыть записано: «К обеду прибыло четверо: Его Королевское Величество, миссис Паркер Боулз, мистер Нил Фостер и мистер Вернон Рассел-Смит», а рядом упоминание о том, что вызывали электрика, чтобы починить проводку в библиотеке. Вот так, ничего особенного. Точно так же я записывал: «Эмма Томпсон и Кеннет Брана к обеду», «Майкл Портилло к обеду», «Джимми Сэвил к обеду» (он был единственным, кому разрешалось курить в особняке), «Селина Скотт» (телеведущая), «мистер и миссис Гектор Варрантс к обеду» (мать герцогини Йоркской с мужем, отчимом герцогини). «Мистер и миссис Оливер Хоур и миссис Паркер Боулз к обеду», «миссис Кандида Люсетт-Грин и миссис Паркер Боулз к обеду». «Мистер и миссис Паркер Боулз с детьми».

И вдруг в августе 1988 года, за три месяца до сорокалетия принца Чарльза, в ящичек в буфетной опустился красный диск с надписью «Библиотека», и я отправился на вызов.

— Пол, ты можешь мне объяснить, откуда принцесса знает, кто на неделе был в Хайгроуве?

Я ничего не мог понять и совершенно растерялся. Я ведь ни слова не говорил принцессе о посетителях Хайгроува.

— Простите, Ваше Королевское Высочество, но я не знаю, — в тот момент я и правда не мог сообразить.

Я совершенно забыл о частых визитах принцессы в буфетную, где она украдкой читала желтые газеты, болтала со мной за чашкой кофе или помогала мне — вытирала посуду, которую я мыл. Я ни разу ничего не заподозрил, когда приходил в буфетную, а принцесса уже ждала меня там. Слуги привыкли видеть принцессу на своей территории еще с тех пор, когда она впервые появилась в Букингемском дворце. Тогда я еще не знал, какой она может быть хитрой.