Глава шестая

ИЗМЕНА В ХАЙГРОУВЕ

В Хайгроуве поднята тревога. На пороге в сумеречном свете стоят полицейские с оружием наготове. Три, два, один… они ворвутся в особняк, чтобы найти того, чей темный силуэт мелькнул в окне на втором этаже. От страха я весь покрылся испариной. Поверх формы на меня надели бронежилет, но я не ощутил веских оснований, чтобы перестать бояться. Принца и принцессы Уэльских в поместье не было. Я должен был первым подойти к черному ходу. Ключ у меня в руке дрожал. Рядом ждали вооруженные полицейские из глостерширского отделения с немецкими овчарками на поводках и плюс еще шесть полицейских, охранявших поместье. Последние и подняли тревогу. Они позвонили мне домой.

Мария взяла трубку.

— Добрый вечер, Пол еще в особняке? — спросил один из офицеров полиции.

— Нет. Он уже минут десять как дома. Сейчас его позову. Я взял у нее трубку.

— Пол, в доме кто-нибудь есть?

— Нет, я только что все запер.

Тут полицейский понял: что-то не так.

— На площадке только что видели свет. А в окне один из наших заметил какой-то силуэт. Он подумал, что это ты. Давай, приходи к нам.

Пока я шел к полицейскому посту Хайгроува, охрана уже позвонила в глостерширское отделение полиции и вызвала подкрепление. Прибыли вооруженные полицейские с собаками. Всем раздали бронежилеты.

— Держитесь за нами, — прошептал мне один из полицейских, когда дверь открыли. Вооруженные полицейские разделились и стали осматривать дом. У меня был план дома, сверяясь с которым полицейские прочесывали особняк, начиная с подвала и постепенно поднимаясь по этажам и проверяя одну комнату за другой. Было немного смешно — все это напоминало третьесортный боевик, но полицейские были очень серьезны. И у меня сердце ушло в пятки.

Когда мы поднялись на последний этаж, я показал им, где спальня Уильяма и Гарри, где детская, где комната няньки. И вдруг собаки зарычали.

— Тут что-то есть, — сказал один из полицейских. Все были уверены, что в доме кто-то прячется. Проверили все комнаты, но никого не нашли.

Проверили крышу — тоже никого.

Охранник, заметивший тень в окне, не знал что и думать. Тогда он подумал, что это я, но когда позвонил в особняк, там никто не поднял трубку. Он был страшно озадачен. Об этом странном случае сообщили принцу и принцессе, но в результате решили, что это была ложная тревога. Тайна так и осталась нераскрытой.

В Хайгроуве только одно напоминало мне о дворце: деревянный ящичек в помещении для слуг. Когда принц Чарльз нажимал на звонок в одной из комнат, в ящичек с передней стеклянной стенкой опускался красный диск — так же было заведено во дворце, когда меня вызывала королева. Только в Хайгроуве красный диск воспринимался не просто как вызов, а как сигнал тревоги — принц Чарльз терпеть не мог ждать. Слуга, которого он вызывал, нужен был ему не через минуту, а за пятнадцать секунд до того, как он нажал на кнопку звонка. Приходилось сломя голову бросаться по лестнице, нестись по застеленному ковром коридору и чуть ли не вбегать к принцу.

Принцессу очень забавляло, как я несусь на его вызов. — Давай-давай, беги скорее, — смеялась она. — Когда я тебя вызываю, ты так ко мне не мчишься!

К принцессе и не надо было мчаться. Так же как и к королеве. Но все слуги знали, какой принц Чарльз требовательный. Это знала даже принцесса. Именно поэтому она и подсмеивалась надо мной, когда я несся со всех ног к принцу. Еще ее очень забавляло, что в любую погоду мне приходилось лезть на крышу и поднимать его штандарт. Когда принц находится в поместье, над особняком должно развеваться его знамя. Во дворце был человек, в обязанности которого только и входило, что поднимать и спускать флаг, но в Хайгроуве такого человека не было — мне все приходилось делать самому. Дел у меня и без того было немало, но принц требовал неукоснительного соблюдения этой традиции. Когда мне звонили и сообщали, что через пять минут он будет в поместье, для меня начинался урок акробатики. Через люк в потолке на лестничной площадке возле детского крыла, я выбирался на чердак, полз в темноте на четвереньках, потом вылезал через еще один люк на черепичную крышу. По краю шла галерейка с тонкими перилами с одной стороны — по ней нужно было дойти до флагштока. Правда, и галерейка была не ахти — просто тонкая дощечка, и я не шел, а скорее осторожно переступал, с каждым шагом рискуя свалиться с крыши. В ураганный ветер и в дождь я цеплялся за флагшток, как утопающий хватается за соломинку. Так я и стоял, пока в поле зрения не появлялась машина принца или его вертолет, и тогда я поднимал флаг. Слава богу, штандарт принцессы Уэльской не нужно было поднимать, когда она в поместье. И она не раз мне шутливо об этом напоминала.

Когда красный диск опускался в ящичек, я бросал все дела и мчался в библиотеку, окна которой, завешенные шторами из шотландки Балморала и закрытые белыми ставнями, выходили на роскошные сады и террасу позади здания. Принц всегда сидел в плетеном кресле посреди комнаты. Здесь стоял густой аромат белых лилий — ваза стояла на его письменном столе и ее было не видно за стопками книг. На столе у принца всегда было навалено столько книг, что я удивлялся, как он умудряется пристраивать туда бумагу, когда садится писать письма. Он встал и сообщил, что сегодня в Хайгроув приедет «почетная гостья».

— После обеда приедет королева Елизавета, — сказал он.

Все члены королевской семьи, когда обращались к слугам, называли королеву-мать королевой Елизаветой. Был июль 1988 года, королева-мать впервые решила посетить Хайгроув. Я знал, как важно для принца, обожавшего свою бабушку, чтобы она осталась довольна. Решили устроить чай (принц, в отличие от своей матери, никогда не пил чай в пять часов). На террасе я поставил стол, а возле стула королевы-матери установил зонтик от солнца. Мне хотелось, чтобы все было идеально.

Когда, шурша гравием, ко входу подъехал «Даймлер-крайслер» королевы-матери, мы с принцем уже ждали ее на каменных ступенях у белых двустворчатых дверей в этот трехэтажный особняк восемнадцатого века. Я распахнул дверцу машины и помог выйти королеве-матери, в тот день, как и всегда, прибывшей в шляпке с розами из шелка. Ее внук поклонился, взял ее руку в свою и поцеловал.

— Добро пожаловать, дорогая бабушка! — сказал он, и они отправились осматривать гордость принца Чарльза — его сад, в котором по его проекту были устроены лабиринты.

А в кухне мы с поваром Крисом Барбером делали сандвичи с копченым лососем, курицей, ветчиной и огурцами (корочку с хлеба, как всегда, срезали), а также так называемые «пенни» — круглые крекеры с джемом, которые обожали все королевские дети.

Через стеклянные двери я вышел на террасу, на плиты которой ложилась резная тень древнего раскидистого кедра. По углам террасы стояли беседки в готическом стиле, а в центре был пруд восьмиугольной формы.

Когда принц и королева-мать расселись за столом на террасе, я предложил ей сандвич с лососем.

— Спасибо, Пол, не хочу. Я не люблю сандвичи с лососем, — сказала она, слегка склонив набок голову. Она всегда так делала, когда говорила с кем-то.

Принц явно расстроился.

— Тогда возьми сандвич с чем-нибудь другим, бабушка, — предложил ей принц.

— Нет, спасибо. Я просто попью чаю, — ответила она. В тот день она не съела ни одного сандвича. Несколько часов спустя королева-мать села в свой «даймлер», достала бежевый шифоновый шарф и стала махать принцу. Это был старинный обычай прощания. Принц тут же вытащил из нагрудного кармана пиджака белый платочек и принялся махать вслед своей бабушке. Мне показалось, он по-настоящему растроган.

— Не знаю, что бы я без нее делал, — проговорил он, глядя, как «даймлер» в облаке пыли исчезает за поворотом. Только когда машину уже не было видно, он перестал махать и мы вернулись в особняк.

И тут его настроение изменилось с меланхолического на очень грозное. Я закрыл за собой парадные двери и в вестибюле столкнулся с принцем.