Легальные. Они делятся на два типа:
1) когда я иду и пользуюсь чужими средствами производства и отдаю хозяину за это большую часть прибыли (например, работаю на заводе);
2) сам произвожу общественные блага (художник-путино-портретист).
Что я умею производить самостоятельно? Да ни хера общественно полезного. Потому что моё понятие пользы не похоже на общественное. В то же время от варианта 1 у меня тошнота подбирается к горлу. Ведь если разобраться, что такое работа…
Либералы утверждают, что надо устранить дискриминацию при приёме на работу. Я утверждаю, что устранить надо саму работу. Консерваторы поддерживают законы о праве на труд. Я поддерживаю право на лень. Леваки требуют полной занятости. Я требую полной незанятости.
Боб Блэк.
В экономической системе чтобы что-то получить от кого-то там издалека в виде товара — нужно сделать ему приятно. Да, такая вот проституция. Кто-то даёт потрахать своё тело похотливым бизнесменам, работая грузчиком, кто-то строительные навыки, кто-то умственные способности, устраиваясь менеджером, кто-то просто порцию своего времени — сторож. Сторож вообще очень философская профессия — при работе сторожем, нужно ПРОСТО БЫТЬ, находиться в пространстве твоей фирмы и ничего больше, развлекай себя там как хочешь. Очень похоже на идею самой жизни.
Мы все шлюхи, отдающиеся незнакомцам, платящим больше других незнакомцев. Есть, не исключено, вариант проститутки-нимфоманки (это те, кто тащится от выбранной профессии). Но подобный случай — скорее исключение, чем закономерность. Все работы, какие бы они не были интересные, после определённого промежутка времени сильно достают; проверено моей жизненной практикой. Я работал дворником, маркетологом, подсобным рабочим, экспедитором, журналистом, грузчиком, менеджером по продажам, рабочим конвейера. И везде одно и то же: неделю ты как-то более-менее увлечённо привыкаешь к служебным обязанностям и операциям, а потом они тебе надоедают… Подавляющая часть людей продаётся потому, что ситуация вынуждает. Какие бы они ни были радикальные по духу, они в один прекрасный момент приходят к факту своего вынужденного рабства.
— Не хочу работать. Надоело!
— Как же тебе могло надоесть, если ты никогда не работал?
— А мне заранее надоело.
Лягушка из м/ф «Дюймовочка».
К слову, философский радикализм в России прижиться никогда не сможет без перемены самой России. Будут одни попсюки идейные, со всяким там «православием, народностью…», идеологи конформизма, рупоры власти, разъезжающие на престижных марках авто по своим «честно-заслуженные-многолетними-праведными-научными-поисками-в-решении-проблем-современности» кафедрам и фондам. Проводящие симпозиумы «Перспективы развития и деятельности молодёжных объединений в области реализации молодёжной политики и решения проблем молодёжи в XXI веке». Эдакий неподражаемый сплав преданности властьпридержащим (я б сказал власть-придерживающим, власть-прихватывающим), толерантности (т. е. бесхребетности) и капитала. А всё из-за климата проклятущего. Ведь если подумать, где должен жить философ-радикал? Несомненно, в бочке!! Или другом подобном жилище: пещере, палатке, шалаше, простой самодельной избе из материалов последних разработок химической промышленности. На более комфортное жопоблядство не согласна его бунтарская натура, на другую недвижимость не способен его нонконформистский банковский счёт. Но получается, что даже если философ сформировался как мыслитель-экстремист удачно, в тёплом конце апреля, то уже к ноябрю его бочка покроется изнутри инеем и бедолага покинет наш лучший из миров полным отморозком. Полгода от силы!
По той же причине вымерзают или оцивилизовываются и опопсяются все панки и хиппи. Отвлекаясь от бунта и альтернативных идей, они вынуждены искать себе тёплую квартирку на зиму. А квартирка, само собой, стоит немалых денег. А чтоб достать проклятущие деньги, они вынуждены встраиваться в ненавистный Формат Системы. Так, контролируя рынок жилья, держа планку цен на недосягаемом для всякой рвани уровне, любая северная страна обезопасит себя от вольнодумия и своеволия. Теперь кому-то ещё кажется странным, что наиболее удачные в плане устойчивости политических режимов страны находятся далеко от экватора?! Во всём повинен климат!
Чтоб удовлетворять самые примитивные потребы организма (остановки по требованию) нужно несколько метров тёплой жилплощади и 2000–3000 килокалорий в день. Но даже такую сущую мелочь никто просто так не даст. На вход в жизнь нужны казначейские билеты. Работой мы ублажаем других бедолаг, таких же проституток, которые ублажают кого-то ещё. Не напрямую, естественно, через сотни посредников и главный посредник всех человеческих отношений — деньги.
Современный человек живёт жизнью раба. Хуже того, мы рабы друг друга. Мы создали невиданные доселе и совершенно уникальные условия: мы стали рабами рабов.
Каччикаччи.
В специализации (по идее) всё не так уж и плохо. Каждый концентрируется на том, что он лучше всего умеет, что ему по душе, и все пользуются, таким образом, общим разнообразием благ, помноженным на продвинутые способности каждого. Хуёв тыщу!!! Здесь имеются две важнейшие проблемы.
1. В краеугольном понятии «общественная ценность» скрыт один весёленький механизм. Ценность вашего продукта определяете не вы, а большинство, общество. Даже если что-то для вас представляет громаднейший интерес, значимость, вы любите это, для вас это ценно, и вы хотите посвятить всего себя этому прекрасному делу, но общая масса людей не любит ЭТО — вы пропали. В таком случае, ваш смысл жизни ничего не стоит для общества. Например, вы любите сколачивать фиолетовые скворечники, это хобби, ваше увлечение, вы с удовольствием колотили бы фиолетовые скворечники с хохломской росписью ближайшие 50 лет. Но никому, кроме вас, это не интересно. Никто не любит скворечники с росписью, а тем более фиолетовые, что означает НИКТО ИХ НЕ КУПИТ (= НЕ ОБМЕНЯЕТ НА ПРОДУКТ СВОЕГО ТРУДА). Вы можете быть непревзойдённым мастером, кудесником скворечного дела, но при таком раскладе вкусов ВАШЕ ЛЮБИМОЕ ДЕЛО ЯВЛЯЕТСЯ ПОЛНЕЙШИМ ЭКОНОМИЧЕСКИМ НУЛЁМ, ибо оно не носит общепринятого характера. Если вы чуть-чуть другой, нежели большинство, значит, придётся либо подстраиваться под большинство (= казнить свою оригинальность), не колотить желанные скворечники, а крутить рычаги на ублюдочном заводе в колее нарастающего дебилизма; либо умирать без средств к существованию. Людей в экономике постоянно унифицируют, загоняют в рамки, обжигают в одинаковые кирпичи для строительства Системы-пирамиды. Государству всегда легче управляться с миллионами идентичных в своих повадках и желаниях одомашненных животных, чем с разномастной пёстрой ватагой диких зверей. На это и направлены все «уравнивания прав», ведь уравнять в правах можно только что-то односортное, однокачественное. Касаток с антилопами Гну трудно уравнять в правах (на что? на мясо или подножный корм? на пользование океаном или саванной? шахматы, к слову — безусловная дискриминация чёрных, они ходят вторыми, это намёк на неполноценность чернокожих как расы; хуй добьёшься этой самой политкорректности, потому что это полное дерьмо, признак мыслительного запора).
Непохожим-на-других очень трудно существовать в экономике, где все его действия должны быть стандартизированы, сертифицированы и приведены в единообразие с другими производителями-потребителями-шлюхами. Отчего Непохожих всегда будут ловить, наказывать, перенастраивать, перепрограммировать, обкалывать медиа-транквилизаторами, а самых упорных или даже упёртых всячески изолировать от общества-стада. Тебе уже, наверное, самому пришло в голову: болт, который не закручивается отвёрткой — заколачивается кувалдой.
2. Какую бы ценность не создал человек, с неё обязательно состригут внушительную долю и унесут в неизвестном направлении. Вот простая иллюстрация. Работают двое плотников, бьют молотками в гвозди и пальцы по 8 часов в день. У обоих два выходных в неделю, у обоих — начальники заносчивые чванливые пидоры, жены-стервы, тёщи маразматичные привередливые старухи, дети сопливые имбецилы. Вроде бы похожие жизненные истории. Оба работают в фирмах, ориентирующихся на внешний рынок (это допущение для того, чтобы не работал принцип закрытого местного рынка с другими критериями ценности товара). Но один из плотников работает в Европе и получает 3520 евро в месяц + соц. пакет, а второй в Эфиопии и получает 30 евро. Вопрос: как так может быть, если их доля в производственном цикле одинаковая, они создают одинаковую прибавочную стоимость товара (рынок-то один — мировой), то есть создают примерно один и тот же объём ценности, а платят им по-разному?? Или европеец генерирует ценность в 100 раз больше, в 100 раз чаще и метче махая молотком? Ответ очевиден. Компании пользуются конъюнктурой местных рынков рабов, предложением огромного количества плотников-туземцев и устанавливают смешные расценки на их труд, что позволяет им уменьшить долю расходов на зарплату в себестоимости товара и увеличить тем самым свою прибыль. Не зря все транснациональные компании давно перенесли всё производство в страны третьего мира. Созданная эфиопом, малайцем, бразильцем, мексиканцем, русским ценность становится чей-то прибылью от продажи очень конкурентоспособного товара. Через сеть инвестиционных проектов, холдингов, кредитов, ставку рефинансирования ЦентроБанка она поднимается выше и выше пока, наконец, оседает у горстки умельцев, которые практически ничего не производят, но искусно управляют финансовыми потоками (а деньги — это всего лишь эквивалент полезности и ключ для её получения, не было бы полезности — деньги бы сразу превратились в туалетную бумагу), которые складываются из тоненьких финансовых ручейков из каждой захудалой фирмочки и от каждого работничка в необъятное финансовое море-океян закрытого частного клуба.