– Не раскисать, бойцы, – пришёл в себя лейтенант. – Мы с вами не яйцеголовые заучки! Мы – солдаты! – и нараспев добавил: – Где яйцеголовый помрёт, там солдат всегда пропрёт!

Каждый сержант мысленно отдал должное лейтенанту: поднимать дух он умел отлично. И дело даже не в словах, а в сильнейшей ауре лидера, которая буквально искрилась из них, проникала в сердца, успокаивала, давала сил, помогала.

"Вот только не помогла эта аура бедняге Дирку… – досадливо подумала сержант Ли. – Этот Быков, пришедший ему на замену, и мизинца его не стоит…"

Показывая пример мужества, лейтенант шагнул в коридор станции. Остальные пустились следом.

Что только не представляли себе солдаты: и столкновение с ужасными внеземными чудовищами, и смертоносные ловушки, заживо отдирающие мясо от костей, и трещину в пространственно-временном континууме (эта догадка всецело принадлежала Быкову)…

Не было ничего такого.

Лишь запустевшая и обесточенная научно-исследовательская станция. И трупы учёных: покончивших с собой, либо убитых своими товарищами. Их были десятки.

На станции Сикор_4:13 не выжил никто.

Покончивших с собой в общей сложности было пятеро. Как раз столько, сколько и солдат в отряде…

Каждый из них убил себя по-своему. Заведующий лабораторией впрыснул себе яд. Один лаборант перерезал себе вены кухонным ножом. Второй лаборант – японец – сделал себе сеппуко. Ведущий специалист по техобслуживанию электроники вскрыл лазерный резак и продырявил свой череп от левого виска до правого тоненькой точечкой лазера. Штатная проститутка, для отвода лишних разговоров записанная как "массажист", повесилась при помощи электрического кабеля.

Про убийства учёных своими же соратниками было даже страшно подумать: от банального забивания гаечным ключом, до жестокой обварки стационарной плазменной горелкой…

Но у самоубийц была одна общая деталь: в кармане каждого лежал красноватый камешек, похожий на неграненый рубин. Каждому солдату – в карман пояса…

Делать на станции больше было нечего. Вся электроника была испорчена микроорганизмами планеты, поэтому любые записи исследований и показания видеонаблюдения канули в лету. Разве что бумажка из кармана профессора Чак Ир Мэня, да и та – уж слишком сомнительного содержания.

– Так, вызываем корабль, ребята, – обрадовал товарищей лейтенант. – Думаю, они здесь все свихнулись просто от планеты. Какая-то она странная… Мы здесь пробыли всего несколько часов, а я уже чувствую себя не в своей тарелке.

– Да, сэр, и я. С самой высадки чувствую себя как дерьмо на палочке! – признался Крэмбэл.

– Ух, если этот Спарк и на этот раз приземлится так далеко, то за себя я не ручаюсь! – это были единственные слова сержанта Викториано за всё время экспедиции.

Но пилот транспортной шлюпки Спарк не стал расстраивать Викториано, и приземлился в десяти метрах от станции. Прошлое приземление на несколько километров от цели было вынужденным из-за неблагоприятных метеоусловий – так что к пилоту никто, кроме сержанта Викториано, особых претензий не предъявлял.

Шлюпка летела на орбитальный корабль. Теперь солдаты могли расслабиться. Да, это была далеко не лучшая их боевая операция. Вряд ли она их прославит так, как прославляли многие другие. Вроде той, в которой "Ангелы Смерти" саботировали зенитные установки террористов группировки "Кос-Мас" и по военным базам врага был нанесён сокрушающий воздушный удар, положивший конец группировке как таковой. Или когда метким выстрелом из снайперской винтовки сержант Ли продырявила череп жестокому диктатору одной из колоний на Марсе. Да, были времена…

Лейтенант Тань Нгонг ощутил чудовищную волю, довлеющую над ним. Он чувствовал, как она повелевает его движениями, как она приказывает ему, а он не в состоянии ей противостоять. Он с всепоглощающим ужасом ощутил, что стал марионеткой в руках иного разума. Он всё видел, всё понимал, но ничего не мог поделать. А так же он почувствовал связь между собой и сержантами своего взвода. Они тоже были в ИХ власти…

Камешки! Проклятые красноватые камешки проклятой тринадцатой планеты системы Сикор_4!

"Они… Они… порабощают… Бегите! Бегите прочь, идиоты!!! Бегите, если…" – вспомнил лейтенант записку профессора и его душа разрыдалась. А тело лейтенанта было подчинено чужеродному разуму. На посеревшем лице промелькнула торжествующая ухмылка…

Пятеро отважных бойцов, завладевшие биологическими оболочками неприятеля, летели в опасное путешествие. Конечно же, это дорога в один конец – каждый из них это прекрасно понимал. Но их кристаллизованные души грело понимание: их храбрый поступок навсегда войдёт в память родной Планеты. Они получат Вечную Славу…

С тех пор, как уродливые биологические существа начали обижать Планету, мудрая и справедливая Планета принялась изучать их, размышлять, как же с ними поступить. Вначале она напускала очистителей на их неживых помощников, своим странным излучением наносивших сильную боль. Крохотные существа плодились и пожирали зло, но биологические существа быстро нашли способ губить очистителей. Смерть каждого микроорганизма отзывалась в душе Планеты жестокими ранами.

Не видя другого выбора, Планета предприняла решительный шаг: она отщипнула от себя пять частиц души и влила их в неграненые минералы. Биологические паразиты быстро нашли эти минералы и получили своё. Камни были способны завладевать их телесными оболочками, навязывать им свою непоколебимую волю. Но мало того, для биологических паразитов они имели какую-то смехотворную для Планеты ценность, которая сыграла полезную роль. Даже если захваченная его волей биологическая оболочка гибла, другое биологическое существо отбирало у неё минерал, неосознанно отдавая своё тело во власть частички души Планеты.

Но стоило погибнуть всем биологическим паразитам, как на их место пришли другие…

Минералы, завладевшие новыми телами, летели вершить ДОБРО. Они летели уничтожить всех биологических паразитов, с которыми только встретятся. Чтобы паразиты никогда больше не смогли обидеть Планету…

Рыжков Александр Апрель 2009 год

Белые и красные

Твой ход.

– Я люблю тебя, Джонни, до смерти люблю! Я хочу родить тебе детей…

Джонни молчал, его взгляд помутился.

– Джонни, чего ты молчишь?

Парень продолжал безмолвствовать. Его дыхание участилось, словно у шахтёра в только что обвалившейся шахте…

– Джонни?

– Наташа, я давно хотел тебе сказать… Я гей…

– Джонни? Джонни! Блин, Джонни! Что ты мелешь, мать твою?!

– Я не думал, что до этого дойдёт… Но это правда… Я люблю мужчин… К тому же, я пассивный гей…

– Чтоб ты провалился, гомик драный! – Наташу захлестнула дикая, звериная, праведная злость. Не отдавая отчёта своим действиям, она надавала пощёчин любимому, плюнула ему в лицо, хлопнула дверцей его "Ниссана" и засеменила к ближайшей автобусной остановке. По дороге она поломала левый каблук (он застрял в зазоре тротуарной плитки) и надорвала платье о ветку шиповника (чтоб тебя чёрт подрал, Джонни, это было моё самое лучшее платье!).

Джонни остался в машине. Смешанные чувства терзали его. Нет, конечно же, он не гей. Просто слишком всё быстро получается. Слишком на него давят. Где простор для манёвров? Никакой личной свободы! Он не готов к этому. Ещё не готов. А будет ли готов когда-нибудь? Наташа ушла… Хорошая девочка. Молоденькая… Подтянутая попка, сочные, как спелые персики-гиганты, груди, пухлые губки – идеальные для отсоса… Жаль, конечно… Ну ничего, будут ещё. Много их будет. А звонить Наташе Джонни не будет. Принцип, знаете ли!

Наташа прорыдала всю ночь. Под утро она твёрдо решила, что все-все-все мужчины – сволочи. Но мало этого, они ещё и пид*расы! Уж лучше быть одной…

Но одной быть Наташе не суждено. Через полгода она познакомится в метро с Даниэллой – одинокой женщиной лет сорока.