Александр Сергеевич Рыжков

Они мечтали (Сборник рассказов)

Предисловие

Бешеный ритм жизни диктует человеку свои законы. Если ты не успел что-то сделать – будь уверен, за тебя это сделает кто-то другой. Конкуренция подстерегает нас на каждом шагу, и все наши ежедневные мысли сводятся в подавляющем большинстве случаев к одному: как бы удержаться на плаву, как бы не выпасть за борт…

Донельзя погружённые в жизнь – мы порой забываем о главном. О том, что отличает нас от животных. О наших мечтах. Нет, я говорю о настоящих МЕЧТАХ, а не о желании набить себе кошелёк или выжить из бизнеса всех конкурентов.

Что ж, давайте немного помечтаем по-настоящему? Оторвёмся от жизненной рутины и погрузимся в другие миры. Поживём там немного, осмотримся… И поймём, что наши проблемы – ничто, по сравнению с проблемами их героев…

Взмах крыла

Уии всегда мечтал взмыть в бесконечно-изумрудное небо и ветром промчаться над фиолетовыми лесами Клансаавии. Ещё с раннего детства он пытался отрастить себе крылья. Не панцирь, не щупальца, не острые жвала, а именно крылья. Как назло, все эти атрибуты алканжооина развивались в нём с завидной чёткостью. Все, кроме крыльев. С ними были проблемы. Тонкие, маленькие и бесформенные – они вряд ли были в состоянии поднять в воздух даже крошечного саапона, не говоря уже про крупное тело Уии.

В ранней школе Уии ничем не отличался от сверстников. В эти годы крылья только начинают пробиваться сквозь толщь хитиновых коконов. Первые крылья пробились у хулигана Доола. Он ими очень гордился и хвастался. Но не долго – вскоре у многих других его сверстников случилось то же самое.

В число "неокрылившихся" входил и маленький Уии. Это очень оскорбляло и тяготило его. Ведь всеми тремя сердцами он мечтал о собственных крыльях. Не дождавшись естественного процесса, он разодрал остроконечными щупальцами свои коконы. Вместо того чтобы выпрямится, крылья повисли на спине полумёртвыми отростками. Так Уии лишил себя возможности летать…

С тех пор мечта покорить бескрайние просторы неба стала смыслом его несостоявшейся жизни.

Стоило расковырять свои коконы, как школьные товарищи все как один принялись всячески избегать Уии. Сочувственно разводили жвала и хлопали щупальцами по панцирю, но не больше.

Сверстники почему-то перестали приглашать его на вечерние прогулки среди лиловых крон деревьев, окутанных малахитовым полумраком. Шумные беседы товарищей затихали, как только он проходил мимо…

Сначала Уии очень расстраивался. Его привычная жизнь рушилась. Он постепенно становился изгоем. Одиноким, никому не нужным. Он был единственным живым жителем Клансаавии, лишённым самого дорогого – крыльев. Было принято, что алканжооин, потерявший крылья, лишал себя жизни. Наперекор многовековой традиции – Уии захотел жить…

Неумолимым ручьём текло время. Чем старше он становился, тем больше роговели его несформированные крылья. В конце концов, они так затвердели, что ни цветом, ни прочностью не уступали спинному панцирю. Алканжооин, не знакомый с судьбой Уии, мог бы принять их за рога причудливой формы и размера. Вот только не было в Клансаавии жителя, не знакомого с судьбой Уии…

С досадой и завистью Уии следил за белёсыми пятнами соотечественников, мерно покорявшими изумрудную гладь. Казалось, что каждым мощным взмахом крепких крыльев – все они как бы насмехаются над ним…

Но так только казалось. На самом же деле – никто и никогда не смел насмехаться над Уии. Все ему сочувствовали, жалели. В Клансаавии был закон, запрещавший оскорблять инвалидов. Жаль, что не было закона, запрещавшего их игнорировать…

С работой, как это ни странно, проблем не возникло. Хоть летать Уии не умел, но жвалами орудовал исправно. Его без лишних разговоров приняли лесорубом. С утра до вечера он перегрызал пунцовые стволы. Деревья с покорностью ложились на песочную гладь, вздымая в воздух фиолетовые листья и оранжевую пыль.

Так уж вышло, что Доол, бывший хулиган и соученик Уии, работал там же. Иногда их смены совпадали. Доол с тем же сочувствием, что и другие, относился к бескрылому коллеге. Во время перерывов на восстановление, он иногда заводил беседу с Уии. Вспоминал школьные годы, говорил о работе. Чувствовались нотки превосходства в его голосе…

У Уии тогда был выходной. Лишь на следующий день он узнал крайне неприятную новость. Его коллега Доол пострадал на рабочем месте. Массивный ствол обрушился на него, раздробив панцирь и перебив крылья. Панцирь зажил. Крылья – нет. Доол стал вторым алканжооином, в силу своих убеждений, отказавшимся лишить себя жизни. Во многом ему послужил примером Уии.

Стечением обстоятельств Уии и Доолу суждено было стать неразлучными друзьями. Уии никогда не летал. Доол лишился крыльев, уже вкусив величие полёта. Но их объединяло одно – надежда оторваться от земли.

Как не презирал бы себя за подобные мысли Уии, но в глубине души он радовался горю Доола. Ведь не случись оно – у Уии и дальше не было бы ни одного друга…

Доол очень изменился. Пёстрые краски окружающего мира для него навсегда поблекли. С тоской он вспоминал те счастливые дни, когда беззаботно парил по небесным просторам. С ещё большей тоской он осознавал, что стал таким же изгоем, как и Уии, которого в душе раньше недолюбливал и не понимал.

Жизнь Уии, наоборот, преобразилась в лучшую сторону. Если раньше роль всеобщего уродца тяготила его, то сейчас он даже насмехался над нею! Тяжесть общественного "сочувствия" теперь лежит не на одном Уии. Даже можно сказать, что нынче она лежит на Дооле. Уии с радостью скинул её на его крепкие плечи…

Работать стало гораздо проще. Уии ощущал поддержку Доола. Доол ощущал дружеское плечо Уии. После тяжёлого трудового дня, когда остальные лесорубы разлетались кто куда, бескрылые друзья не спеша направлялись протоптанной тропинкой к себе домой. (По инициативе Уии, Доол ещё три цикла назад переехал к нему жить.) Раньше Уии было всегда тоскливо идти по этой тропинке. В небеса взлетали всё новые алканжооины, а он шёл один, никому не нужный, всеми забытый… но это было раньше. Сейчас же он испытывал восторг. Пусть Доол был в большинстве случаев молчалив, но тепло дружеского присутствия всегда грело душу Уии.

Однажды Уии и Доолу пришлось работать в разных концах леса. Уии выполнил норму раньше положенного срока и пошёл домой. Доол вернулся поздней обычного. Вид у него был встревоженный. Жвала нервно содрогались. Коричневые шары глаз покрылись небольшими каплями сероватой жидкости. Щупальца рассеяно закручивались и выпрямлялись. Доол явно был чем-то расстроен или поражён до глубины всех сердец.

– Что случилось, Доол, чем ты встревожен? – заботливо интересовался друг.

– Ничего не случилось… – панцирь Доола быстрей обычного сжимался и разжимался, он был готов вновь заплакать…

– Перестань, успокойся… Я вижу, что тебя что-то терзает. Поделись со мной – тебе станет легче… – утешал Уии, хлопая щупальцами по панцирю друга.

Некоторое время Доол молчал. Утешения Уии помогли ему взять себя в щупальца. Окончательно успокоившись, он поделился переживаниями с другом:

– Уии, это случилось сегодня, во время последнего перерыва на восстановление. Я восстанавливался, облокотившись на ствол широкого дерева каони. Как ты знаешь, ствол этого дерева имеет белёсый цвет, сходный с нашей кожей. Видимо из-за этого меня и не заметили двое наших коллег – Слиив и Глелав. Ты ведь помнишь их?

– Как же мне их не помнить? Они всегда вместе. Мне их преданная дружба напоминает нашу…

– Так вот, они не заметили, что я рядом и мне удалось стать свидетелем их неприятного разговора. Вначале разговор ничем особенным не отличался – они шутили, поносили начальство. Но потом… Глелав вспомнил про нас с тобой. Он называл нас парочкой недоделанных калек, – Доол явно переживал, рассказывая эту историю (его высокий голос дрожал, а жвала судорожно тряслись), – а Слиив в ответ сообщил, что ему неприятно каждый день видеть наши инвалидные спины. А потом они долго смеялись, называя нас "парочкой крыльев" – видимо это прозвище, которым они за глаза нас обрекли…