Неторопливо читал вечернюю молитву у себя во дворце Хеир-Ага – главный человек в Шадизаре, хозяин бесчисленных сокровищ, владелец обширного гарема, родитель единственного сына и нескольких законных дочерей. Наместник просил богов вернуть ему милость повелителя, который в последние месяцы отчего-то перестал обращать внимание на некоторые нижайшие просьбы шадизарского сатрапа – не иначе как из-за происков врагов. Просил уничтожить, стереть с лица земли своих недругов, подобных низким шакалам, или хотя бы унизить их в глазах властителя Заморы. Еще Хеир-Ага просил всесильного Митру об успешном исходе дела, которое могло бы возвысить его и сделать вторым человеком в государстве. Речь шла о его старшей дочери, пятнадцатилетней Айсе, слава о красоте которой дошла до ушей владыки. Скоро счастливый отец отвезет дочь в Аренджун, и если слухи о ее прелестях не покажутся повелителю преувеличенными, то Хеир-Ага сможет надеяться на многое, даже – эх, подсобил бы немного Митра! – сумеет стать тестем высочайшего. О такой великой удаче, впрочем, рано было говорить с Подателем Жизни, который, как известно, не терпит заносчивых. Сообразив это, наместник торопливо попросил Владыку Света не сердиться. Потом, немного подумав, обратился с просьбой о везении к Белу и Иштар, пообещал им богатые дары в случае, если дело все-таки выгорит, и отправился спать.

* * *

Конан и Ухарта ничком лежали на гребне стены, окружавшей дворец. С одной стороны от них благоухали густыми цветочными ароматами ветви пышного сада. С другой, пыхтя и лязгая оружием, проходила пятерка стражников – одна из тех, что охраняли от всяческих напастей эту самую стену, сад, дворец и самого Хеир-Агу. Кроме них, сад, по словам старой повитухи, охраняли злобные сторожевые псы, а дворец – специально обученные телохранители, каждый из которых стоил десяти таких вояк, как те, что прошагали сейчас внизу и скрылись в темноте, так ни разу и не посмотрев наверх. Когда их топот затих, Конан прислушался. Слева, из-под темных крон деревьев, донесся тихий шорох, а затем послышалось тяжелое дыхание крупного зверя. Киммериец кивнул своему спутнику, мальчик медленно сунул руку за пазуху, достал что-то, затем негромко кашлянул. Огромный пес стрелой вылетел на открытое, освещенное луной пространство у стены, с размаху остановился, задрав голову, зарычал на непрошеных гостей, приготовился подпрыгнуть и достать наглецов, но вдруг, сделав два неуверенных шага в сторону, на третьем упал и затих, ткнувшись носом в траву.

– Действует порошочек-то. До утра проспит, – удовлетворенно прошептал Ухарта, вытирая ладонь об одежду.

– Тихо! – цыкнул на него Конан. Цыкнул, впрочем, скорее для порядка: спутника Кром послал толкового и полезного, сумевшего не только разговорить упрямую старуху, но и выпросить у нее с молодости еще припрятанный сонный порошок в маленьких хрупких кувшинчиках. На диво ценный порошок, всякий обитатель Пустыньки дорого дал бы за него, жаль только мало. – Жди здесь, – шепнул Конан и спрыгнул со стены.

В два прыжка он перемахнул лужайку и на мгновение замер, привыкая к душному сумраку, затем осторожно двинулся вперед. Сквозь густую листву с трудом пробивались лунные блики, выхватывая из темноты то искрящиеся струйки фонтанов, то угол беседки, увитой мелкими белыми цветами, то густые заросли остролистых кустов. Конан бесшумно скользил между стволами деревьев. Сонный покой сада нарушало лишь журчание многочисленных источников, но киммериец знал, насколько обманчивой бывает такая тишина, и ни на миг не позволял себе расслабиться. Однако он беспрепятственно преодолел девять десятых пути, а ни собаки, ни хваленые телохранители Хеир-Аги так и не дали о себе знать.

Остановившись у внутренней решетки сада, Конан огляделся. Впереди, всего в десятке шагов, уходили в ночное небо глухие, покрытые сплошной вязью узоров стены Бирюзового покоя. Здесь располагались гарем наместника, комнаты евнухов, охраняющих женскую часть жилища сатрапа, а также домашнее святилище. Его зарешеченные окна слабо светились далеко вверху, под самой крышей. Эти пять или шесть узких окошек и были единственной лазейкой для того, кто желал пробраться внутрь, избежав встречи с усиленной охраной у ворот и не плутая по бесконечным коридорам мужской половины в поисках входа на женскую.

Окинув взглядом открывшуюся ему картину, Конан невольно помянул Крома: занятие предстало не из легких. Конечно, садовая решетка – невысокое, в человеческий рост, переплетение бронзовых цветов и листьев – никакой трудности не представляла и первый ярус дворца шел удобными уступами, по которым влезет любой ребенок, но дальше – отвесные каменные плиты, затканные тонкими, блестящими под луной узорами. Ни лепных украшений, ни плюща – не на что ногу поставить… Но лезть во дворец через парадный вход – самоубийство еще более верное, чем подъем по этой стене. Самое разумное – выбраться поскорее из сада и покинуть город. Или лучше найти в Пустыньке Хадира и попросту прирезать его, а после вырвать язык каждому, кто осмелится вслух назвать Конана клятвопреступником? Только в таком случае пришлось бы в первую очередь вырвать его себе!

Киммериец усмехнулся, покачал головой и решительно двинулся вперед, отбросив пустые размышления. Он сделал шаг к ограде и вдруг, едва услышав шелест за спиной, не успев даже толком понять, что это, стремительно бросился в сторону. И вовремя: лезвие меча свистнуло мимо лица, срезав с головы варвара прядь волос. Он, откатившись, одним прыжком встал на ноги, нырнул под вновь занесенный клинок и ударил противника в лицо, но кулак встретил лишь пустоту. Враг если и уступал Конану в силе, то был отнюдь не менее ловок: он резко нагнулся, и киммериец кубарем перелетел через него.

Рухнув в траву, Конан увидел на фоне усыпанного звездами неба взметнувшийся меч и, быстро сгруппировавшись, нанес обеими ногами удар в живот стоявшего над ним стража дворца, нанес почти вслепую, но удар, судя по всему, достиг цели: меч отлетел в сторону, а противник, охнув, шмякнулся на спину и исчез из поля зрения. Конан, мгновенно оказавшись на ногах, пригнулся, чтобы прыгнуть на него сверху и оглушить, но остановился в растерянности. С поверженным врагом творилось нечто странное: он, лежа на траве у самой ограды, судорожно подергивался и хрипел, а потом и вовсе затих. Киммериец ошарашено глядел на него, но тот не шевелился. На хитрость, уловку это похоже не было. Зато это очень походило на смерть. От удара в живот?!

Внезапно он понял, в чем дело, и, несмотря на завидно крепкие нервы, вздрогнул от запоздалой жуткой догадки. Подобрав валявшийся рядом меч стражника (свой он оставил у старухи, с собой взял только нож и кувшинчик с сонным порошком, тщательно завернутый в кусок мягкой кожи), Конан медленно пошел к решетке, водя перед собою клинком над самой землей. Наконец что-то звякнуло под ногами у самого сапога бездыханного противника. Варвар присел и, действуя по-прежнему только клинком, раздвинул траву. Тонкое острие торчало из земли на ширину ладони, не больше. Конец его, попав в лунный свет, масляно блеснул – густая темная жидкость каплей застыла на кончике. Слава Крому! Если бы ревностный телохранитель не поторопился напасть первым, он бы сейчас торжествовал победу, а Конан, проткнутый отравленными иглами, беседовал бы с Нергалом… Сомнительное удовольствие.

В саду все так же было тихо. Хорошо, что Ухарта уговорил его оставить оружие у повитухи: схватка, проходившая в полном молчании, ничьего внимания не привлекла. Кончиком меча киммериец нащупал в основании шипа маленький диск, поддел его, вытащил острие и отбросил подальше.

Орудуя клинком, он выяснил, что шипами сплошь утыкана неширокая – в три шага в поперечнике – полоса вдоль ограды. Расчистив в ней проход, Конан аккуратно поднял за одежду своего неудачливого противника и на вытянутых руках отнес его в кустарник неподалеку. Вернувшись, тщательно проверил место, где тот лежал, и вынул еще два шипа, уже побывавших в человеческом теле. Затем подошел к решетке, воткнул меч у левого края расчищенного коридора и огляделся. На месте недавней драки – только примятая трава да воткнутый в землю меч. Если Бел будет милостлив, этот легкий беспорядок в саду останется незамеченным хотя бы до утра. За оградой – Бирюзовый покой, а перед ним – выложенная мрамором и ярко освещенная луной площадь. Из мраморных плит, похоже, никакие острия не торчат, но осторожность все-таки не помешает…