— И какова же эта правда? — Спросил Гален и голос его был настойчивым. Я посмотрела на его лицо, но его глаза были обращены к Бабуле. Это заставило меня тоже вглядеться в нее. Ее глаза были немного расширенны, губы приоткрыты, пульс учащен. Был ли это просто гнев или тут было что-то еще?

— Им нельзя доверять, никому из них.

— Кому, Бабуля? — Переспросил Гален. — Кому нельзя верить?

— Людям королевы, деточка. — Это она адресовала мне. — Ты росла с осознанием этого. Она должна узнать правду. — Последние слова она прошептала, теряя акцент. Она была расстроена, так что акцент просто не мог исчезнуть — только не сам по себе.

— Ты видел кого-нибудь из того или другого Двора, когда был в ее доме? — Спросил Дойл.

Гален задумался перед тем, как ответить.

— Нет, я не видел никого, — он утрированно подчеркнул слово «видел».

— Что с ней не так? — Спросила я тихо.

— Со мной всё в порядке, деточка, — сказала Бабуля, но её глаза были немного дикими, как будто чары, а это они и были, становились сильнее.

— Бабуля, мы с тобой когда-то были друзьями, — попытался воззвать к ней Рис, придвигаясь так, чтобы Дойл мог исчезнуть из её поля зрения.

Она смерила его недовольным взглядом, словно с трудом вспоминая, кто он.

— Да, ты никогда не причинял вреда ни мне, ни моим людям. Ты держался особняком в былые дни, придерживаясь стороны золота и видений. Когда-то ты был нашим союзником, белый рыцарь, — она схватила его за руку, — Как можешь ты теперь быть заодно с ними?

Акцент исчез окончательно, голос был совсем не похож на её.

— Да что это с ней? — испугалась я.

Я потянулась к ней, а она — ко мне, но Рис и Гален встали у нас на пути, в спешке чуть не опрокинув друг друга.

— Что это? — Спросила я, и на этот раз мой голос звучал громче. Я услышала, как взвились показатели мониторов. Если я не успокоюсь, у нас тут будет куча врачей и медсестер. Нам тут не нужны были люди посреди того, что смахивало на магическое нападение. Я пыталась успокоиться, пока моя бабушка старалась прорваться мимо Риса и Галена. Она пыталась убедить их, как и меня, что мы оказались на стороне зла.

— В ее волосах что-то есть, нить или волосок. Оно сияет, — голос Дойла прорвался сквозь общий гул голосов.

— Я тоже вижу, — бросил Рис.

— А я не вижу, — возмутился Гален.

Мне не было видно из-за них двоих. Я только видела проблески коричневых длинных рук Бабули, пытавшихся дотянуться до меня сквозь мужчин почти яростно.

Дверь открылась, и доктор Мейсон в сопровождении двух медсестер вошла в палату.

— Что, черт возьми, тут происходит? — Спросила она. И на этот раз ее голос прозвучал действительно зло.

Полагаю, что винить ее я не могла, но и объясниться с ней способа не было. Сказывалась ли беременность на моем мыслительном процессе или же я все еще была в шоке?

— Все вон. На сей раз я не шучу! — Доктор Мейсон была вынуждена орать, чтобы перекричать усиливающийся пронзительный голос Бабули.

Тут стеклянный стакан с водой с прикроватного столика медленно поднялся в воздух. Он завис на высоте восьми дюймов над столешницей (около 20 см. — прим. переводчика). Гибкая соломинка в нём чуть наклонилась от резкого движения, но сам стакан висел неподвижно. Бабуля была действительно хороша в телекинезе, как и все брауни. Она подавала чай в фарфоровом сервизе тем же способом, когда я была совсем маленькой.

Лампа на тумбе рядом со стаканом тоже начала подниматься. Кувшин взмыл вверх. Лампа поднялась, насколько позволял шнур, и начала покачиваться в воздухе, подобно лодке, пришвартованной к причалу. Это все еще было очень спокойным, так почему же мой пульс бился в глотке, сбивая дыхание? Потому что брауни не теряют контроль над своей силой. Никогда. Но богарты могут. Что такое богарт? Брауни, который потерял контроль. Что я хочу этим сказать? Дарт Вейдер все еще был джедаем, ведь так? Христиане до сих пор считают Люцифера падшим ангелом, хотя большинство людей забывают о том, что он ангел.

Доктор Мейсон снова намертво вцепилась в свой стетоскоп.

— Я не знаю, что именно тут происходит, но я точно знаю, что все это расстраивает мою пациентку. Так что либо немедленно остановитесь, либо я буду вынуждена вызвать охрану или полицию, чтобы очистить палату. — Ее голос немного дрогнул, когда она увидела раскачивающуюся лампу и парящий в воздухе стакан.

— Бабуля, — позвал Гален, его голос казался громким во внезапно наступившей тишине.

Она перестала орать. Фактически в палате было чересчур тихо, как будто настало то затишье, которое ниспадает на мир за секунды до того, как разверзнутся небеса и буря обрушится на землю.

— Бабуля, — позвала я тихонько, и мой голос выдавал ту панику, что творилась внутри. — Пожалуйста, Бабуля, не делай этого.

Гален и Рис все еще были между мной и ей, так что я не могла видеть ее, но я могла ее ощущать. Я могла чувствовать ее магию, когда та начала растекаться по комнате. Из кармана доктора выплыла ручка. Она едва слышно пискнула.

Рис попытался вразумить Бабулю:

— Однажды ты рассказала мне, Хетти, что Мэг стала богартом потому, что была слишком слаба и позволила своему гневу одержать над ней верх. Ты и вправду так слаба, Хетти? Ты позволишь своему гневу стать твоим хозяином или будешь его хозяйкой сама? — В его словах было больше, чем я могла услышать.

Была в его голосе сила, это были не просто слова. Сила магии, наполнявшая его слова подобно тому, как натиск прилива переполняет шёпот волн. Волны могут быть маленькими, но всегда есть ощущение, что за невесомой пеной, окутывающей ваши ступни, стоит нечто намного большее, гораздо более грубое. Таким и был голос Риса, простые слова, но за ними было желание с ним соглашаться. Сделать что-то разумное. Он никогда не стал бы проделывать этот фокус с сидхе, но Бабуля не была сидхе. Стараясь изо всех сил, даже сочетавшись браком с одним из благородным сидхе, она по-прежнему оставалась низшей фейри, и то, что не работало на высших, могло сработать на ней.

Это было одновременно и оскорблением со стороны того, кого она считала другом, и отчаянным шагом, потому что если это не сработает, Рис посеет бурю. Я молилась Богине, чтобы нам не пришлось впоследствии пожинать ураган.

— Уйдите, доктор, сейчас же, — взмолился Дойл.

— Я вызываю полицию, — отозвалась она через плечо, направляясь к двери.

Рис продолжал говорить с Бабулей, медленно, вкрадчиво.

— Если офицеры не волшебники, они не смогут нам помочь, — сказал Дойл.

Доктор Мейсон была уже в дверях, когда кувшин разлетелся на куски возле ее головы, поранив осколком ей скулу. Она вскрикнула, и Гален почти кинулся к ней, но остановился в изножье кровати. Он разрывался между тем, чтобы помочь женщине, и защитить меня. Рис, Дойл и Шолто не колебались. Они обступили постель. Думаю, они просто хотели меня заслонить, но Бабуля отступила. Я видела ее теперь, когда Гален был на полпути к двери.

Она сделала шаг назад, руки, опущенные вдоль тела, сжались в кулаки. Ее карие глаза были распахнуты так широко, что виднелись белки. Ее худощавая грудь поднималась и опадала, будто она запыхалась от бега. Большой стул в углу поднялся в воздух.

— Бабуля, нет! — Закричала я и потянулась к ней, будто моя протянутая рука могла сделать больше, чем мой голос. У меня были руки власти, но ни одну из них я не желала применять на своей бабушке.

Все мелкие предметы в комнате помчались в троих мужчин, окружавших мою постель. Помчались ко мне. Но я знала, что эти предметы призваны отвлечь внимание от чего-то более крупного. Бросьте что-то маленькое, чтобы не заметили большого.

У меня было время, чтобы перевести дыхание, чтобы их предупредить. Тут Дойл накрыл меня своим телом, защищая меня. Мир внезапно стал черным, не потому, что я вырубилась, а потому, что его волосы рассыпались полуночным водопадом вокруг моего лица.

Я услышала, как доктор вновь вскрикнула. Я услышала незнакомые голоса, раздающиеся от двери.