Нет, определенно, этот пустой двор наводил на меня холодную дрожь. Я понял внезапно, что нервничаю, сам не зная, отчего. Вздохнул, пытаясь унять дрожь... обнял руками плечи.
Вспомнив, что с бензином уже вышла промашка, проверил пистолет. И покачал головой: там остался всего один патрон. Ладно, еще никто не говорил, что сейчас мне придется им воспользоваться...
Засунул оружие за пояс, хотя так и было неудобно, и какой-нибудь жилец, вышедший на лестничную клетку покурить вполне мог увидеть его даже при слабом подъездном освещении.
«Черт, да что же со мной?» – еще раз вздохнул, вышел из машины и тихонько закрыл дверцу.
Двор словно вымер: темные провалы окон трехэтажного сталинского особняка источали сон и страх. Очевидно, здесь жили люди, в основном, престарелые, рано ложащиеся спать. Горели только несколько окон: на третьем этаже, два подряд, и на втором, с краю дома.
И совершенно внезапно, когда я уже подходил к подъезду, эти два окна погасли. Я замер, считая, где бы могла быть квартира Шарова, если это первый подъезд, его номер – седьмая, а на этаже по три квартиры... – и понял, что погасли окна книготорговца.
Мгновенная липкая волна окатила меня с ног до головы: я понял, что Шарова прямо сейчас убивают. Сверху послышался какой-то приглушенный шум, кажется, я расслышал возглас – и бросился вперед.
В подъезде было совершенно темно, я споткнулся и чуть не упал, проскочил клетку второго этажа, вынул пистолет, снял с предохранителя и резко замедлил движения, пробираясь дальше по ступеньке, прислушиваясь к каждому шороху.
Сверху ничего больше не доносилось.
Пересилив себя, я медленно направился туда.
Дверь в квартиру Шарова была не заперта, и я понимал, что она скрипнет или издаст иной шум, значит, как только я войду в квартиру, меня услышат. Ощупав замок рукой, я понял, что защелка высунута, и если захлопнуть дверь, можно закрыть убийцу в квартире.
Но тогда если Шаров еще жив, он точно умрет, а убийца сбежит через окно, не дожидаясь визита ментов.
Если я стану звонить в квартиру и просить соседей, чтобы они вызвали милицию, убийца услышит тоже.
Осторожно, но быстро открыв дверь, я сделал два шага вперед, присел и замер, прислушиваясь.
В комнате за коридором раздался шорох, даже какой-то сдавленный вздох, но я не мог точно сказать, откуда он идет.
Глаза постепенно различали тусклый свет впереди, пробивающийся из-за плотных занавесок: коридор прихожей был прям и тянулся вперед; свет шел из зала, проем которого был слева передо мной, напротив него виднелась дверь, дальше по коридору – кажется, еще две двери.
Шум, все-таки, шел из зала, решил я, направляя дуло туда.
Медленно и мучительно текли секунды, рождая минуты ожидания. Пот застилал глаза, неудобная поза не давала дышать.
Мне показалось, что прошло минут двадцать, тогда как на самом деле минуло, наверное, не больше пяти.
Больше не в силах ждать, я медленно встал, вплотную подошел к левой стене, и, прижавшись к ней, преодолел метр, отделяющий меня от входа в зал.
Здесь я замер.
По-прежнему, было очень тихо.
Тогда я несколько пригнулся, вдохнул полную грудь воздуха и шагнул в зал с громким: «Милиция!»
Мгновенный взгляд успел уловить две одинаковые тени – слева и справа по углам комнаты – одинаково встающие и вытягивающие руки вперед; я знал, что выстрел только один – и выстрелил в правого, одновременно падая на пол и откатываясь в сторону двери.
Звук выстрела взметнулся, словно яростный гром, на мгновение оглушил меня, раскатился по дому и окрестностям, звякнув оконными стеклами.
Я не промахнулся.
Тело рухнуло с глухим стуком, человек коротко застонал и умолк.
Я вскочил и замер, тяжело дыша, прижавшись к стене, перехватив пистолет за дуло: чтобы метнуть или ударить, другого оружия у меня не было.
И снова наступила тишина.
По истечении еще минут пяти я осознал, что вопрос «кто-кого» надо решать незамедлительно, а то у моего невидимого противника будет преимущество; ожидание делало меня слишком уязвимым: он-то мог стрелять!
– Сейчас приедет милиция, – сказал я, – выходите с поднятыми руками!
Ответа не было.
И я внезапно понял с обреченностью приговоренного к смерти, что милицию никто не вызовет: сколько раз в моем дворе ночью что-то грохало? Разве хоть один раз я подошел к телефону, боясь остаться в дураках, сделав ложный вызов?..
Мой противник выжидал, понимая это, а быть может, тихонько подкрадывался к проему, возле которого я замер, чтобы внезапно появиться передо мной и выстрелить в упор!
Я отпрянул от прохода в зал и начал отходить назад, ко входной двери. Мелькнула спасительная мысль – сбежать вниз, схватить сотовый, вызвать ментов; если убийца попробует выйти из подъезда, поехать за ним в машине, или попытаться сбить, ослепив фарами – все равно, в «БМВ» я не так уязвим для пули, как здесь, в темноте!
Дверь резко скрипнула, сердце ухнуло куда-то в живот, я резко повернулся назад и... наткнулся на Настю.
Она смотрела на меня, и ее глаза, блестящие от ужаса, облегчения и какого-то нервного беспокойства одновременно, я не мог перепутать ни с чьими другими, даже в такой темноте.
– Ты так долго! – тихо прошептала она, и в голосе ее проявилось сдерживаемое облегчение, – Я думала, может, попали в тебя! – несмотря на ее старания, это было сказано безумно громко, слова рвали скопившуюся нервную тишину на части, безжалостно и бесцеремонно.
Я застыл, скованный непониманием и ужасом; затем схватил ее за руку и рванулся к двери – но, входя, девчонка автоматически прикрыла ее за собой, и защелка захлопнулась, закрыв нас в квартире с убийцей!
– Убийца здесь! Ложись! – страшно шепнул я, пригибая ее к полу, понимая, что если попробую открыть замок, он услышит, выйдет и выстрелит – и может попасть в нее! – попытайся открыть дверь! И беги! – еле слышно прошептал Насте, схватив ее за плечо, и рванулся вперед, пока невидимый человек с пистолетом не вышел из зала.
Здесь было не так темно, как в коридоре – через занавесь окна посреди стены едва-едва, но сочился лунный свет, а потому, стремительным взглядом окидывая зал, я сразу же увидел труп, лежащий в правом углу, в пяти шагах от меня, еще один – труп Шарова, распростершийся посреди комнаты, и темную фигуру, резко развернувшуюся в мою сторону; я бросился вперед, надеясь только на удачу, пытаясь повалить его, а дальше – будь, что будет, – он бросился навстречу и... я встретился со своим двойником, со всего размаху ударившись руками о трельяжное зеркало в человеческий рост.
Столкнувшись с ним, я был отброшен и, не в силах преодолеть инерции, свалился спиной на пол, ударившись головой о стул и отшибив обе ноги.
Грохота особенного не было, но в разом опустившейся вокруг тишине мой сдавленный тихий смех прозвучал жутко.
– Насть! – смог выговорить я, давясь нервным хохотом, – Иди сюда! Все в порядке!
Она появилась, растрепанная и испуганная, и только когда взгляд ее овел оба трупа, я понял, что зря говорил последнюю фразу. И сразу же отчего-то очень захотелось со всего размаху врезать ей ладонью по лицу в отместку за глупость и безрассудство, за испытанный мной мгновенный страх,$ за готовность умереть, чтобы она могла убежать целой и невредимой.
Я поднялся, потирая ушибленные места.
– Что случилось? – спросила она, блестя на меня глазами.
– Будь моя воля, ты бы сейчас валялась на полу избитая до полусмерти. – ответил я. – Стой здесь и даже не думай двигаться! – она замерла, обхватив руками плечи, я прошел в коридор и, нащупав электросчетчик, попытался повернуть пробки.
Левая подалась, и в зале вспыхнул режущий глаза свет.
Я вернулся туда, теперь уже внимательно оглядывая место преступления. Но прежде всего взгляд мой упал на Настю, плечи которой тихонько тряслись... а это был совершенно однозначный симптом.
Я обошел девчонку, встал перед ней – она склонила голову и сейчас казалась невысокой, ниже меня сантиметров на двадцать. По лицу ее текли слезы.