Изменить стиль страницы

— Это старинное стихотворение о девушке, которую дождь и ветер застали врасплох. Если я не ошибаюсь, его автор — Гётаи. Он жил в восемнадцатом веке.

— А вам не кажется, что строчка «на камни толкнув» звучит как-то зловеще?

— Почему это «толкнув»? Здесь просто говорится о том, что сильный порыв ветра растрепал ее волосы и кимоно.

— Сдается мне, здесь есть какой-то скрытый смысл.

— Да, бросьте вы, это классика. Это стихотворение можно найти во всех школьных учебниках. А если вы хотите побольше узнать о хайку, то можете записаться в наш вечерний кружок по изучению хайку. Мой брат является членом совета. Он мог бы замолвить за вас словечко и подсказать расписание.

— Спасибо. Кажется, через пару дней я снова обращусь к вам за консультацией по поводу хайку.

— Что значит через несколько дней? Хайку требует к себе серьезного отношения, этим нужно заниматься каждый день. И вообще, я хотел бы послушать ваши собственные стихи.

— Когда-нибудь почитаю, — пообещала я, наверняка зная, что вероятность того, что я когда-нибудь напишу хайку, равна тому, как если бы я написала статью о посуде Каяма в журнал «Стрелы бамбука». То есть практически нулю.

Придя домой, я обнаружила на полу письмо. Мне опять стало нехорошо, но, по крайней мере, теперь я знала, что оно адресовано мне, а не моей тете. Кроме того, я могла вычеркнуть Мэри Кумамори из списка подозреваемых. Вряд ли бы она специально поехала за мной в Токио для того, чтобы подсунуть под дверь письмо в тот момент, когда я болтала с господином Вакой.

Я надела перчатки, открыла конверт и прочла:

Что осыпает
сакура лепестками?
Мертвые кости.

Это хайку мне удалось перевести без труда. Оно вполне могло быть написано по случаю невинного созерцания цветения вишни на кладбище Янаки, но все равно мне стало как-то не по себе.

Я положила письмо в пакет, где уже лежало хайку о красотке, которую застал дождь. Теперь мне не нужна была помощь господина Ваки. Я думала о другом своем старом друге, о господине Исиде, который нуждался в моем участии. Я еще раз набрала номер телефона магазина Исиды в надежде, что он чувствует себя лучше и может снять трубку. Он снял.

— Как я рада, что вы дома и в добром здравии! — сказала я, даже забыв поздороваться.

— Более-менее. С глазом все будет в порядке. У меня повреждена роговица. Это чертовски больно, но со временем пройдет. Хорошо, что обошлось, а то без глаз при моей работе я бы пропал.

— Извините, что вытащила вас вчера. Если бы я пошла одна, то ничего бы не случилось, — сказала я.

— Вы все сделали правильно, — ответил господин Исида. — Если Каяма говорит, что его фамильная коллекция керамики пропала, я ему верю. С другой стороны, не исключено, что мне прислали посуду, которой не было на школьном складе. Мне нужен каталог этой керамики, чтобы понять, что к чему.

— Почему бы вам не согласиться продать вазы Такео. Ему все равно, сколько это стоит, лишь бы вернуть их обратно.

— Это невозможно, Симура-сан. Моя репутация пострадает, если люди узнают, что я заставил жертву ограбления выкупать вещи, украденные из его собственного дома.

Мы поговорили еще, но выхода из хитросплетений коммерческой этики так и не обнаружили.

Потом я позвонила в цветочный магазин по соседству и попросила составить для господина Исиды весенний букет, только чтобы он не был похож на похоронный. К букету я приложила открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления от меня и Такео. Разорившись на четыре тысячи иен, я позволила себе заварить изысканного чаю и погрузилась в размышления.

Мне нужны были деньги. Хотя на моем счету в банке еще было около десяти тысяч долларов, а еще больше было вложено в неприкосновенный мебельный фонд Хью Глендиннинга, с того времени, как меня отравили, я не заработала ни цента. Покупателей пока не было, а антиквары, с которыми я разговаривала в надежде что-нибудь продать, только сочувственно качали головами.

Воскресная ярмарка — многообещающее место. Правда, если бы мои знакомые увидели, как я торгую вещами, разложенными на постеленную на землю клеенку, то я сразу же была бы причислена к третьеразрядным продавцам. На моей визитной карточке сообщалось, что я специалист по дорогому антиквариату, а не по рухляди с блошиного рынка.

Я посмотрела на календарь. На этой неделе ассоциация рыночных торговцев антиквариатом планировала устроить распродажу у храма Того, что находится неподалеку от престижного района Омотесан-до, где живут в основном иностранцы. Пожалуй, стоило рискнуть репутацией и попытаться хоть что-нибудь продать.

Приняв решение, я переключилась на следующую проблему. Госпожа Кода. В школе я не смогла с ней поговорить, там даже стены имеют уши. Сейчас у меня был список учителей школы Каяма с телефонами и домашними адресами. Госпожа Кода жила в Хиро — спокойном и недешевом районе неподалеку от Каяма Каикан.

На часах было семь вечера. Я представила, как она готовит себе ужин: немного риса, немного овощей и, может быть, рыба. Я даже голод почувствовала, думая об этом. В последнее время я не баловала себя домашними кушаньями. А кулинарные изыски тети Норие, несмотря на кашку-осаю, произвели на меня впечатление.

— Извините, если я прерываю ваш ужин, — сказала я, когда госпожа Кода подошла к телефону.

— Я не готовлю себе ужин, когда я одна, Рей-сан. А вот вам вредно ложиться так поздно! Вы должны отдыхать и выздоравливать.

— Спасибо за заботу, я уже почти поправилась. Сегодня утром я даже пробежала милю, а потом побывала в Дзуси, чтобы посмотреть на керамику Мэри.

— Она очень талантливый керамист, да и цветочные композиции собирает просто превосходные. Очень редко кому удается одинаково хорошо понимать как тяжесть глины, так и легкость цветочных лепестков. У нее золотые руки.

У меня просто язык чесался сказать о том, что Мэри намеренно завалили на экзамене, но по телефону это прозвучало бы слишком провокационно. Я напомнила себе, что моей целью является свидание с госпожой Кодой наедине.

— Какие у вас планы? — спросила я. — Мне хотелось бы пригласить вас на чашечку чаю.

— Вы очень добры. С удовольствием выпью с вами чая. В помещении Каяма Каикан есть кафе. Вы не собираетесь завтра прийти на занятия?

Такой поворот событий меня не устраивал.

— Вообще-то днем я очень занята, деловые встречи и всякое такое, но вечером я с наслаждением провела бы с вами часок-другой. Мне нужно многое вам объяснить.

— О, вы имеете в виду историю с сюибаном? Не волнуйтесь. Такео-сан уже все мне объяснил.

— Но есть еще кое-что... — Я сделала многозначительную паузу, надеясь вызвать у госпожи Коды любопытство. Но она никак не отреагировала.

— Вы знаете, мой японский не слишком хорош. Особенно когда я говорю по телефону. Мне хотелось бы объясниться с вами с глазу на глаз. Я хотела бы быть уверенной, что между мной и преподавательницей, которую так уважает моя тетя, нет никаких недоразумений.

— Ваша тетя волнуется? О, она вовсе не должна этого делать! — Голос госпожи Коды внезапно потеплел. — Вам следует успокоить ее как можно скорее. Конечно же, я буду счастлива, если вы зайдете ко мне домой, когда у вас выдастся свободная минутка.

— Она у меня как раз есть. Буду у вас через четверть часа. Вы очень добры. — Я повесила трубку раньше, чем госпожа Кода успела мне возразить.

Мне никак нельзя было опаздывать. Я промчалась вниз по холму к станции Сёндаги, маневрируя между группками одетых в темно-синие униформы рабочих и студентов. Люди в этом районе уже привыкли видеть меня постоянно бегущей, они не замедляли шаг и не пялились на меня, как это бывало в районе Роппонги. Соседи, с легкой руки господина Ваки, называли меня Бегущей девушкой — прозвище несколько эксцентричное, но не обидное. Когда на моем пути встречались парни из клуба бегунов Токийского университета, они приветливо кланялись мне на бегу.