О мой господин, кто волосами […] господин мои Шу-Суэн,

О мой господин, своим словом […], о сын Шульги.

За то, что я пела, за то, что я пела, господин меня одарил,

За то, что я пела песню радости, господин меня одарил:

Золотой подвесок, печать из лазурита господин мне подарил,

Золотой браслет, серебряный браслет господин мне подарил.

О господин, прекрасен твой подарок -

обрати на меня свой взор!

Шу-Суэн, прекрасен твой подарок -

обрати на меня свой взор!

…госпожа […] господин… […] подобно оружию…

Твой город, словно убогий, протягивает к тебе руку,

господин мой Шу-Суэн, Он простирается у твоих ног, словно молодой лев,

о сын Шульги!

Мой бог, вино корчмарки сладостно,

Подобно ее вину, сладостны ее чресла, сладостно ее вино,

Ее финиковое вино […] сладостно, ее вино сладостно.

О Шу-Суэн, одаривший меня своей милостью, обласкавший меня,

Ты, одаривший меня своей милостью, обласкавший меня,

Ты, одаривший меня своей милостью,

Возлюбленный Энлилем, мой Шу-Суэн,

Мой царь, бог своей земли!

Оставим пока в стороне все вопросы, касающиеся обычаев и обрядов шумеров, отраженных в этой песне. Трудно сказать, чего в ней больше: религиозного экстаза или страстной земной любви? Эту тайну четыре тысячи лет назад унесла с собой в могилу царская возлюбленная-жрица. Нас интересуют сейчас детали, позволяющие дополнить образ царя-бога. Являясь посредником между людьми и небесными силами, он сам считался божеством. Заканчивается песня словами, которые принадлежат уже не счастливой возлюбленной царя, а подданной, восхваляющей своего владыку и его божественное величие.

Наука располагает множеством свидетельств обожествления царя. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в различных городах Шумера строились храмы в честь царя-бога Шу-Суэна. Эти храмы, воздвигавшиеся состоятельными гражданами, высокопоставленными чиновниками административного аппарата государства, ничем не отличались от храмов прежних времен, «домов богов». В руинах одного из храмовых помещений найдена следующая надпись:

Шу-Суэну, любимцу Энлиля, царю, коего Энлиль избрал в своем сердце, могущественному царю, царю Ура, царю четырех стран света, своему богу, слуга его Лугальмагурре, начальник городской стражи наместника Ура, любимый дом построил.

Храм для царя-бога Шу-Суэна заложил также царский наместник в Эшнунне – Итуриа. Подобные «дома Шу-Суэна» раскопаны в Адабе и Лагаше. Этими сооружениями, несомненно, выражались верноподданническое отношение и благодарность царю. Одновременно они были символами его величия, призванными предостеречь и ободрить его граждан, символами скорее политическими, чем религиозными. Последнее ни в коем случае не означает, что обожествленного царя чтили меньше, чем старых богов. К нему, как и к богам, обращались с мольбами о помощи, о долгой жизни, о заступничестве перед верховными божествами. По обычаю, к жертвоприношению прикладывалась письменная просьба к богу. В последующие годы «письма к богам» стали одним из наиболее распространенных литературных жанров. Они строились по образцу традиционной шумерской литании.

Примером может послужить просьба-молитва некоего Уршагги, гражданина Ура, к царю. Автор не называет имени царя, к которому он обращается со своей молитвой, однако нетрудно догадаться, что его адресатом был один из последних царей Ура, а может быть, царь, который уже ушел в иной мир.

К моему царю с многоцветными глазами, носящему бороду из лазурита,

Я обращаюсь.

Золотой статуе, изваянной в добрый день,

«Сфинксу», воздвигнутому в чистой овчарне,

избранному в чистом сердце Инанны,

Господину, герою Инанны, скажи:

Его приговор подобен воле сына Ана,

Его приказ, подобно словам бога, непреложен,

Его слова, подобно каплям дождя,

обильно падающим с неба, неисчислимы.

Так говорит Уршагга, его слуга:

«Мой царь заботился обо мне, сыне Ура,

Потому что мой царь – это царь Ан,

Да не будет разрушен дом отца моего,

Да будет неприкосновенен фундамент дома отца моего,

Да будет это известно моему царю!»

Уршагга славит царя (исследователи полагают, что речь идет об Амар-Зуэне или Шу-Суэне) как бога, ставя его в один ряд с Аном и Инанной, в изысканных выражениях говорит о раболепном преклонении перед владыкой, которого он просит о благополучии для себя и своей семьи.

К сожалению, божественность Шу-Суэна не мешала его врагам нападать на Шумер. Несмотря на то что царские войска одерживали победы и царь устраивал карательные экспедиции, предавал города огню, немногих уцелевших жителей обращая в рабство, соседи Шумера как на западе, так и на востоке не складывали оружия. Они устраивали набеги и, по всей видимости, захватывали те районы, которые были расположены вдалеке от охраняемых дорог, городов и фортов. За пределами собственно Месопотамии власть царя, по-видимому, распространялась только на крупные центры, дороги с прилегающими к ним землями, берега рек и каналов. В бескрайних степях и пустынях хозяйничали враждебные Шумеру племена. Чтобы защититься от них, Шу-Суэну приходилось с большей поспешностью, чем его предшественникам, строить оборонительные стены вокруг городов. Так, на пятом году своего царствования он возводит укрепления вокруг какого-то не идентифицированного наукой города Марту, расположенного в западной части его державы. При Шу-Суэне укрепляются стены Ура и Урука. Готовясь к защите от набегов западносемитских кочевников, царь приказывает построить заградительную стену в районе среднего течения Евфрата. Все эти мероприятия Шу-Суэна ясно показывают, откуда надвигалась главная, наиболее реальная и ощутимая опасность, которой дряхлый Шумер уже не в силах был противостоять.

ПОСЛЕДНИЙ ЦАРЬ ШУМЕРА

Ни военные походы, ни политика умиротворения по отношению к все более агрессивному врагу уже не могут спасти государство, которое после смерти Шу-Суэна унаследовал его сын Ибби-Суэн. Двадцатипятилетнее царствование Ибби-Су-эна (2027-2003) – последний акт трагедии Шумера. До нас дошла надпись, рассказывающая о победах Ибби-Суэна, о его благочестии, о жертвоприношениях богам, о том, что он укреплял городские стены и содержал большую армию, которая принесла ему немало побед. Однако за внешним фасадом, показной мощью скрывается приближающийся крах империи. Хотя официальным языком Шумера – деловым и обрядовым – продолжает оставаться шумерский, народ говорит по-аккадски. Шумерский островок, чрезвычайно малочисленную группку людей, держащуюся одной лишь силой традиции, пытающуюся отстоять прошлое и свои интересы, заливают волны семитских влияний. Отдельные провинции начинают более или менее решительно освобождаться от господства Ура, при этом одних насильственно подавляют западносемитские племена, другие добровольно подчиняются их власти. Постепенно утрачивается единый и обязательный для всего государства способ датировки событий, существовавший со времен Ур-Намму и Шульги. Начиная с пятого года царствования Ибби-Суэна документы, составленные в северных провинциях, датируются иначе, чем в Уре, Уруке или Ниппуре: они уже не соотносятся с теми событиями, которые центральная власть считает наиболее важными и существенными. А это означает, что царь фактически утратил контроль над этими районами.

Набеги враждебных Шумеру племен, ограничение сферы влияния столицы, постоянные войны – все это подорвало основы экономики страны. Резко сократился ввоз и вывоз товаров, подскочили цены. Сопоставление торговых табличек седьмого и восьмого годов царствования Ибби-Суэна показывает, что в стране, по крайней мере в отдельных районах, был голод, что цены поднялись в 60 раз. На восьмом году царствования Ибби-Суэна за 1 шекель серебра можно было купить всего 5 ка зерна (вместо 300 ка, равных 1 гуру, или 126 л) или 2,5 ка масла (1л).