Роган прошел по узкой дамбе к тропинке, заросшей болотной травой и тростником в рост человека. Повинуясь какому-то неосознанному импульсу, он свернул вправо, на более узкую тропинку, пролегшую через кустарник, и вышел по ней к узенькой бухточке, где обнаружил моторную лодку, стоявшую на якоре возле берега.

Вокруг – никого. Он прыгнул на палубу и прошел в рулевую рубку. Хотя посудина была явно старая, но в хорошем состоянии, и ее внутренние помещения, видно, только недавно подмели. Бронзовый компас и ручки управления двигателя отполированы до блеска. Он услышал на палубе за своей спиной какое-то движение, оглянулся и увидел Ханну Костелло, которая стояла и наблюдала за ним.

Он подошел к ней, и она бросила ему на руки плащ.

– Я подумала, тебе это может пригодиться.

Он надел его, поднял воротник, защищаясь от дождя, закурил очередную сигарету.

– Этот катер принадлежит Коламу?

Она кивнула.

– Он приплыл на нем из Равенгласа.

– Это его привычка – смываться тотчас, когда дело сделано?

Она снова кивнула, а Роган покачал головой.

– Ну, это не для меня. Я сматываю удочки теперь же!

– Тебя никто не держит.

Дождь неожиданно полил как из ведра, и он задумчиво остановил свой взгляд на бескрайней, казалось, болотистой равнине.

– Здесь какое-то странное место. Подобного я нигде не видел. Можно побожиться, что за нами подсматривают из-за каждого куста.

– Духи умерших, – отозвалась она. – Древние места. Равенглас был портом еще при римлянах. Они называли его Гланнавентой. Примерно сто лет назад здесь на рассвете в один из дней на илистых отмелях нашли залитый кровью баркас, а в нем двенадцать таможенников с перерезанными глотками. Контрабандисты использовали эту ферму в качестве своего пристанища.

– Ничто не меняется, – философски заметил Роган.

Она ответила кивком.

– Усвоить этот урок труднее всего. Всю жизнь я пытаюсь что-то изменить, да и сама пытаюсь измениться. Но из этого ничего не выходит.

– Как ты оказалась впутанной во все это?

– На этот вопрос ответить легко. Я живу со своим дядей, Педди Костелло, в местечке, которое называется Скардейл, в пустынной болотистой местности, к северу от Эмблсайда. В качестве прикрытия он использует овцеводческую ферму в этом месте, которая практически разорилась. А во время войны он вместе с моим отцом стал членом организации Большого Мужчины на севере Англии. Полгода назад он пронюхал об этом банковском фургоне и связался с Коламом.

– Зачем ему это?

– Потому что, будучи пьяным или трезвым – что случается довольно редко, – он живет в воображаемом мире действий и страстей, и, как театральный герой, восклицает: «Боже, храни Ирландию!» Он и себя все еще продолжает считать одним из героев, который продолжает вести благородную борьбу.

– А разве это плохо?

– Это глупое заблуждение, – сказала она, – что еще хуже. Эхо чего-то, что давно уже миновало. Мир изменился. В нем больше нет места людям типа моего дяди.

– Или меня?

– Если вы – два сапога пара. Собираешься ли ты уехать из Равенгласа на этом катере?

– Я был бы глупцом, если бы не сделал этого.

Она оперлась на палубные перила и будто мысленно заглянула в прошлое.

– Когда я была еще девчонкой, в Ливерпуле, мне все уши прожужжали о Шоне Рогане, великом Шоне Рогане. Мой престарелый родитель был, между прочим, твоим поклонником. Во всяком случае, так он громогласно заявлял у стойки бара на набережной. Но дальше слов дело не заходило. После смерти матери он совершенно спился.

– Знаком с такими случаями, – поддакнул Роган. – Скверная штука.

– Удивительно, как некоторые могут губить себя на твоих глазах, – продолжала она. – Такие в состоянии убить даже любовь к ним. До ненависти, правда, дело не дошло: мне стало просто на все наплевать. Когда он начал ошибаться спальнями и, шатаясь, вваливался в мою, я решила, что пора уходить. Он умер на следующий год.

– И что же ты сделала?

– Что делают все девушки в моем положении – уехала в Лондон.

– Сколько же тебе было тогда лет?

– Шестнадцать. Но это оказалось явным достоинством. Некоторых мужчин страшно тянет к девушкам такого возраста.

– Я слышал об этом, – мрачно заметил он.

– Я устроилась официанткой, но заработка не хватало на жилье и питание, и один из посетителей предложил мне работу в своем клубе. Я всегда отлично танцевала. – Она спокойно улыбнулась. – Они правы, когда говорят о серьезности мелких грехов – я имею в виду в церквах. Удивительно, как ты быстро скатываешься вниз и превращаешься в невыносимого человека.

– Похоже на какую-то нечистоплотную игру.

– Дальше – больше. Полиция устроила облаву, и оказалось, что хозяин выжимал все соки из своих наиболее уважаемых клиентов. Вместе с собой он утопил троих из нас.

– И сколько же ты за это схлопотала?

– Полгода. Когда я вышла на свободу, то написала дяде Педди. У него умерла жена, и в доме ему нужна была женщина. Его сыну Брендану к тому времени исполнилось семнадцать. В детстве он переболел менингитом. – Она дотронулась до своей головы. – Нуждался в уходе.

– И как же ты увязла по уши во всем этом деле? Почему бы тебе было тогда же не собрать свои пожитки и укатить куда-нибудь?

Она пожала плечами, наблюдая, как с моря надвигается туман.

– Почему людей затягивает куда-то? Думаю, иногда попадаешь в ситуацию, как рыба в сеть. Можешь сколько угодно трепыхаться – выхода все равно нет. – Она взглянула на его совершенно спокойное лицо. – В такой ситуации я и оказалась, мистер Роган. Попала в невидимую сеть, из которой невозможно выпутаться.

В ней было какое-то странное спокойствие, задумчивая умиротворенность, и ее зеленые глаза не отрываясь смотрели в его глаза. Будто она ждала, чтобы он ей что-то сказал, но он не мог сказать ей ничего стоящего.

– Всю жизнь и до сих пор мне хотелось с треском вырваться откуда-то, а ведь мне уже сорок лет.

Она неторопливо кивнула.

– Думаю, что ты человек, который слишком привержен старым привязанностям.

Это было удивительно прозорливым наблюдением. Роган закурил еще одну сигарету и переменил тему разговора:

– Что Колам подготовил там в горах?

– В Скардейле? Ничего особенного. Нанял пару бродяг из Манчестера. Законченных мошенников! Они там уже две недели.

– Что это за люди?

– Они из тех, кто врывается со взломом, потом с грохотом дают тягу, и Боже упаси оказаться у них на пути. Ты наверняка знаешь подобных типов. Один из них действительно опасный человек. Некто Морган – Гарри Морган. Ему не откажешь в своеобразной смекалке. А Флетчер – просто тупой исполнитель.

– Ничего себе парочка, с которой связался Колам О'Мор!

Она пожала плечами.

– Для такого рода дел нужны специалисты, а Морган и Флетчер заслуженно считаются таковыми.

– Как он их отыскал?

– Думаю, их для него нашел Соамс.

– Ты сама-то видела их?

Она покачала головой.

– Колам их видел, да и то один раз. В Ливерпуле. Потом мы связались через подставной адрес второразрядного газетного агента в Кендале. Обычно я сама ездила туда за письмами.

– Значит, Соамс не знает об этом месте?

– О Марш-Энде? – Она отрицательно покачала головой. – Там не бывал даже мой дядя. Морган, правда, несколько раз пытался выследить меня, но мне всегда удавалось ускользнуть от него.

– Есть один мужчина по имени Поуп – Джек Поуп. Он дожидался меня, когда я бежал из тюрьмы. Каким образом он связан со всем этим?

– Насколько мне известно, ему платят за определенную работу, и на этом все кончается. Все переговоры на другом конце ведет Соамс.

– Сколько же заплатили Соамсу?

– Пятьсот плюс расходы.

Роган покачал головой.

– Не жирно. Такие, как он, сидят под корягой. Он потребует еще.

Она нахмурилась.

– Мало ли что потребует, получит ли?

– Не знаю, но мне кажется, они с Поупом что-то замышляют. И что бы это ни было, это не принесет Коламу добра. – Он стрельнул окурок в воду. – Ну что же, надо возвращаться.